Фиц забрал у него скатанную пятерку и зеркало.
— Все пройдет как по маслу.
— Нет, — сказал Брай. Он теребил наручные часы, которые перестали ходить год назад. Прощальный подарок их отца, сделанный в тот день, когда он решил, что больше не хочет быть их отцом. — Это дохлый номер. Брать нужно все или ничего.
— Мой клиент, — в пятидесятый раз принялся объяснять Фиц, — хочет сперва проверить, как мы справимся. Говорит, будем действовать в несколько приемов. Для начала посмотрим, как хозяева отреагируют в первый раз.
Зрачки Брая расширились.
— Ты, придурок! Они так отреагируют, что мало не покажется. Это же, мать твою, гангстерский бар. Общаковый!
Фиц нехотя улыбнулся брату:
— В том-то и дело. Если не общаковый, то незачем и рисковать.
— Не пойду! Ясно тебе? — Брай пнул снизу бардачок. Ребенок, закатывающий истерику. Он снова затеребил часы, перевернул браслет, и циферблат оказался на внутренней стороне запястья. — Нет, нет, нет!
— Не пойдешь? — сказал Фиц. — Братишка, у тебя есть Эшли, и дети, и еще твоя дорогостоящая привычка. В последний раз ты машину заправлял на День благодарения, и часы у тебя год как не ходят. — Он подался вбок, пока не уперся лбом в лоб младшего брата. Обхватил его ладонью за шею. — Снова скажешь «нет»?
Брай, конечно, не сказал «нет». Молча втянул еще одну дорожку.
Вечер выдался хлопотный, много «Будвайзера» выпито, много ставок сделано. Первым занимались Боб и Рарди. Марв взял на себя сгорающих от нетерпения и всегда слегка растерянных игроков, опуская поставленные ими деньги в ящик под кассой. В какой-то миг Марв исчез, чтобы подсчитать общую сумму, и, когда вышел, толпа уже заметно поредела.
Налил две пинты «Гиннесса» у Боба и ждал, пока осядет пена, когда в дверь вошли двое чеченцев с коротко остриженными волосами и двухдневной щетиной на лице; под шерстяными пальто у них были атласные спортивные куртки. Марв прошел мимо них и, не замедляя шага, отдал коричневый конверт, а когда пена на пиве осела, чеченцев уже и след простыл. Вошли и вышли. Как будто их и не было.
Еще через час бар опустел. Боб мыл пол за стойкой, Марв подсчитывал прибыль за вечер. Рарди пошел выносить мусор через заднюю дверь.
Боб выжал швабру над ведром, распрямился и замер: в дверном проеме стоял человек и целился в него из ружья.
Главное, что он запомнил об этом моменте, и по-мнил до конца своих дней, — это тишина. Весь мир словно уснул — внутри и снаружи, — все замерло. Но в дверном проеме стоял человек в лыжной маске и целился из дробовика в Боба и Марва.
Боб выронил швабру.
Марв, стоявший возле одного из холодильников, поднял голову. Его глаза сузились. Прямо у него под рукой был глок девятого калибра. И Боб молил Господа, чтобы Марв не сделал глупость и не потянулся за ним. Пока Марв вытащит руку из-под стойки, дробовик превратит их обоих в решето.
Но Марв не был идиотом. Очень медленно он поднял руки над головой, даже раньше, чем велел грабитель, и Боб сделал то же самое.
Грабитель вошел в бар, и в груди Боба что-то болезненно сжалось, когда вслед за первым в бар вошел еще один, нацеливая на них револьвер, — у этого второго рука немного дрожала. Еще куда бы ни шло, если бы заявился только один человек с оружием, но теперь, когда их стало двое, в баре вдруг сделалось невозможно тесно, он набух, как водяная мозоль. Не хватало только булавки, чтобы все к черту лопнуло. Возможно, это конец, подумал Боб. Еще пять минут — или полминуты, — и он сможет узнать, есть ли жизнь после жизни, или же есть только боль от стали, вонзающейся в тело и разрывающей внутренности. И дальше — ничего.
Грабитель с трясущимися руками был тощий, а тот, что с дробовиком, толстый, даже жирный, и оба они тяжело дышали под своими масками. Тощий положил на барную стойку мешок для мусора, но заговорил толстый.
— Не рыпайся, просто клади деньги в мешок, — приказал он Марву.
Тот кивнул, как будто принимая заказ на выпивку, и стал складывать в мешок пачки денег, которые только что перетянул резинками.
— Я не хочу неприятностей, — сказал Марв.
— Тогда не нарывайся, — сказал толстяк.
Марв перестал складывать деньги в мешок и поглядел на него:
— Вы хоть знаете, чей это бар? Чьи деньги вы забираете?
Тощий с трясущимся в руке револьвером подошел ближе:
— Клади деньги, урод.
У тощего на правой руке были часы, развернутые циферблатом внутрь. Боб заметил, что они показывают 6:15, хотя было полтретьего ночи.
— Никаких проблем, — сказал Марв его подрагивающему револьверу. — Никаких. — И сложил в мешок оставшиеся пачки.
Тощий прижал мешок к груди и шагнул назад: двое вооруженных людей стояли по одну сторону барной стойки, а Боб с Марвом по другую. Сердце Боба трепыхалось в груди, словно выброшенный из лодки мешок с хорьками.
В тот кошмарный миг Бобу показалось, что время, прошедшее с самого рождения мироздания, разинуло на него свою пасть. Он увидел ночное небо, за которым космос, вселенная, вечность — и звезды, рассыпанные по черному небу, словно алмазы на бархате, и все это было таким холодным и бесконечным, а он сам стал меньше пылинки. Он был воспоминанием о пылинке, воспоминанием о чем-то, что промелькнуло мимо, никем не замеченное.
Я всего лишь хочу вырастить собаку, подумал он почему-то. Я всего лишь хочу научить ее разным командам и хочу еще немного пожить.
Тощий убрал пистолет в карман и вышел.
Остался только толстяк с дробовиком.
— Ты много, на хрен, болтаешь, — сказал он Марву и ушел.
Дверь, выходившая в переулок, скрипнула, когда ее открыли, и скрипнула снова, когда закрыли. Боб, наверное, с полминуты боялся дышать, а потом они с Марвом выдохнули одновременно.
Тогда Боб услышал негромкий звук, похожий на стон, но издал его не Марв.
— Рарди, — сказал Боб.
— Твою мать!
Боб с Марвом поспешно обогнули барную стойку и кинулись через крошечную кухню на задний двор, где у них стояли старые кеги и где теперь, слева от двери, лежал Рарди с запекшейся кровью на лице.
Боб растерялся, но Марв упал на колени и принялся дергать Рарди за плечо вперед и назад, словно заводил лодочный мотор. Рарди несколько раз простонал, а потом засипел. Звук был жуткий, придушенный, давящийся, словно Рарди вместе с воздухом втягивал в себя битое стекло. Он дугой выгнул спину, перекатился на бок и сел; кожа на лице натянулась, рот раззявился — не лицо, а посмертная маска.
— Черт! — сказал он. — Господи!
Только теперь он открыл глаза, и Боб видел, как он старается сфокусировать взгляд. На это ушла минута.
— Что за черт? — спросил он, и Боб подумал, что по сравнению с просто «чертом» это уже прогресс, если кого-то волнует, пострадал мозг Рарди или нет.
— Ты как? — спросил Боб.
— Цел? — Марв стоял рядом с Бобом, оба склонились над Рарди.
— Сейчас блевану.
Боб с Марвом немного попятились.
Рарди сделал несколько неглубоких вдохов-выдохов, снова вдохнул-выдохнул, после чего объявил:
— Нет, не блевану.
Боб придвинулся на пару шагов. Марв остался сзади.
Боб протянул Рарди кухонное полотенце, и тот прижал его к кровавому месиву, в которое превратилась его правая половина лица, от глазницы до угла рта.
— Погано выгляжу?
— Да нет, нормально, — солгал Боб.
— Да, нормально выглядишь, — сказал Марв.
— Ничего не нормально, — сказал Рарди.
— Ну да, не очень, — согласились Боб с Марвом.
На вызов первыми приехали две женщины-патрульные, Фентон Г. и Бернардо Р., — согласно беджам на груди. Одного взгляда на Рарди оказалось достаточно, чтобы Р. Бернардо включила микрофон на плече и велела дежурному прислать «скорую». Они допросили всех троих, но сосредоточились на Рарди — ясно было, что долго он не продержится. Кожа у него стала цвета ноябрьского дня, он то и дело облизывал губы и странно моргал. Если до сих пор у него не случалось сотрясения мозга, то теперь он мог смело внести его в список перенесенных травм.
Затем дверь распахнулась и вошел старший детектив, на его бесстрастном лице отразилось любопытство, а затем и веселое изумление, когда взгляд его остановился на Бобе.
Он ткнул в него пальцем:
— Утренние мессы в Святом Доминике.
— Точно, — кивнул Боб.
— Мы встречаемся каждое утро — сколько уже? — два года? Три? И до сих пор не познакомились. — Он протянул руку. — Детектив Эвандро Торрес.
Боб пожал ему руку:
— Боб Сагиновски.
Детектив Торрес пожал руку и Марву.
— Я сейчас переговорю с моими девочками — то есть, прошу прощения, с сотрудниками полиции, — а потом мы все вместе побеседуем о том, что тут случилось.
Он отошел на несколько шагов к патрульным Фентон и Бернардо, и они о чем-то негромко заговорили, часто кивая и энергично жестикулируя.
