В нормальных обстоятельствах она бы здесь не стояла. Прямое столкновение, глаза в глаза и в непосредственной близости, не вызвав перед этим ни малейшего доверия у противников, было похоже на попытку суицида. А ведь она даже не знала, в чем тут дело. Когда двое мужчин одновременно орут друг на друга на разных языках, срочно требуется самый лучший переводчик, какого только можно найти. И ее надо было немедленно заменить переговорщиком-мужчиной. Потому что, даже если она с отличием окончила факультет психологии и получила дополнительное образование в полиции, даже если с тех пор проводила многочисленные операции как руководитель переговоров в отрядах особого назначения на всей территории федерации, в данный момент она могла этими дипломами и грамотами подтереть пол в этой мелочной лавочке. Ни турок, ни русский не станут слушать женщину. Возможно, им это даже запрещает религия.
В этом квартале, как правило, речь шла о разборках между мачо, но в данном случае тоже все выглядело не так, словно речь шла о вымогательстве. Иначе русский не пришел бы один, а Хакан уже лежал бы, изрешеченный пулями, уткнувшись лицом в прилавок с сыром. Когда Ира услышала, как русский взвел курок револьвера, бросив мачете, чтобы при стрельбе обе руки были свободными, она кинула взгляд через стекло витрины на улицу. А вот и мотив! Там стоял белый «БМВ» с хромированными ободами и небольшим изъяном: была разбита правая передняя фара, а бампер снесен до половины. В своих воображаемых лекционных материалах Ира отметила те кусочки головоломки, которые были связаны с местом происшествия.
«Турок. Русский. Мачете. Поврежденная сутенерская машина. Убитая собака». Очевидно, Хакан столкнулся с машиной русского, и тот явился сюда, чтобы уладить дело «по своей методе», для начала вместо приветствия отрубив голову бойцовой собаке Хакана.
«Ситуация безнадежная», — подумала Ира.
Единственным плюсом было то, что, если через несколько секунд начнется стрельба, кроме нее, на расстоянии выстрела не окажется ни одного клиента. А то, что дело дойдет до обмена пулями, было совершенно очевидно. Ведь речь шла об ущербе как минимум в восемьсот евро. Вопрос был лишь в том, кто выстрелит первым. И долго ли ждать, пока один из них, промахнувшись, попадет в нее.
Ну и хорошо. Здесь никто не собирался отступать так просто. Для каждого из мужчин это было бы и неразумно: первый, кто опустит оружие, получит в голову девятимиллиметровую пулю. Да и позор к тому же. Если он сам не сможет выстрелить, на его похоронах все будут считать его слабаком.
Каждый из противников не хотел уронить свою честь, но и не желал стрелять первым. Это являлось единственной причиной, почему они до сих пор не учинили кровавую бойню, если не считать луж крови на полу от питбуля.
Ира кивнула, наблюдая за дальнейшим поведением русского, который уже сделал шаг к витрине и начал топтать отрубленную собачью голову так сильно, насколько позволяли его пляжные тапки. Хакан, почти обезумев от ярости, заорал настолько громко, что у Иры заложило уши.
«Пожалуй, еще секунд десять. В крайнем случае, двадцать», — прикинула она.
Черт! Ира терпеть не могла попыток самоубийства. Она специализировалась на взятии заложников и киднеппинге. Но она знала: тот, кто устал от жизни, имеет лучшие шансы уберечь свою жизнь, если отвлечь его внимание на что-то менее важное, банальное. Что-то такое, что для него не слишком значимо.
«Конечно, — подумала Ира и открыла дверь холодильного шкафа. — Отвлечь внимание».
— Эй! — крикнула Ира, повернувшись спиной к дуэлянтам. — Эй! — повторила она громче, поскольку ни один из двоих мужчин, кажется, не обратил на нее внимания. — Я хочу бутылку колы! — сообщила она и повернулась к ним.
И сейчас ей удалось: не опуская оружия, оба посмотрели на нее. В их взглядах читалась смесь недоумения и слепой ярости.
Чего хочет эта сумасшедшая?
Ира улыбнулась.
— Только легкой. Лучше всего колу-лайт с лимоном!
Лишь на мгновение наступила мертвая тишина. Потом прозвучал первый выстрел.
Китти поспешила в A-студию и там почти налетела на Маркуса Тимбера, который сидел на полу, скрестив ноги и лениво листая мужской журнал.
— Проклятие, повнимательней нельзя? — выругался он и неспешно поднялся. — Сколько там еще времени осталось, Флумми? — недовольно спросил он своего долговязого продюсера.
Бенджамин Флуммер оторвал взгляд от микшерного пульта на студийный монитор, цифровое табло которого показывало, сколько осталось времени до конца песни Мадонны.
— Еще сорок секунд.
— Хорошо. — Тимбер провел длинными пальцами по своим платиново-белым волосам. — И что мы делаем теперь?
Как всегда, он не имел представления о ходе передачи и слепо доверял своему шоу-продюсеру, когда тот информировал его о ближайшем ключевом моменте его собственной программы.
— Сейчас семь двадцать восемь. Как раз закончился первый раунд Cash Call.[6] Мы можем исполнить еще одну композицию, а потом у нас есть кое-что душещипательное: «Трехлетний Феликс умрет через четыре недели, если не найдется донор костного мозга». — Тимбер брезгливо скривил лицо, в то время как Флумми невозмутимо продолжал: — Ты призовешь слушателей сдать анализ, чтобы определить, могут ли они стать донорами. Мы все организовали: в большом конференц-зале уже готовы кушетки и трое врачей с полудня будут брать у каждого, кто придет в студию, по пол-литра крови.
— Хм-м, — недовольно хмыкнул Тимбер. — По крайней мере у нас на телефоне есть дерзкая девчонка, которая от благодарности выплачет себе все глаза?
— Мальчику только три года, и у него рак. Ты будешь говорить с его матерью, — лаконично ответил Флумми и, нажав кнопку предварительного прослушивания, проверил, правильно ли размещен первый рекламный текст компьютера.
— А она клевая? — пожелал теперь узнать Тимбер и швырнул журнал в корзину для мусора.
— Кто?
— Мать!
— Нет.
— Значит, можно считать, Феликс умер. — Тимбер поднялся на ноги и ухмыльнулся своей неудачной остроте. — У тебя что, с этим проблемы? — напустился он на Китти, увидев, что та все еще стоит перед ним. — «Анализ костного мозга, спасение жизни»? Это ведь явно твоя пошлая идея, правда?
Китти потребовались большие усилия, чтобы не потерять самообладание.
— Нет.
— Тогда что ты тут под ногами путаешься, мешаешь мне работать?
— Я по поводу группы, — сообщила девушка.
— Это еще что?
— Забыла тебе сказать, сегодня у нас группа посетителей.
— Кто? — Тимбер взглянул на нее так, словно она потеряла рассудок.
— Ну, члены «Клуба радиослушателей»?.. — ответила она с вопросительной интонацией, так, словно сама уже не была уверена в том, кто находится сейчас в соседней студии, ожидая допуска в святая святых. Обычно обязанностью Китти было информировать Тимбера о таких событиях накануне. Поскольку она этого не сделала, то через несколько секунд он предстанет перед своими верными почитателями небритым и в рваных джинсах. За недолгое время своей работы на радиостудии он выгонял сотрудников и за меньшие проступки, и на этот раз, вероятно, ее не спасет даже то, из-за чего он вообще ее принял на студию, — ее декольте.
— Когда они придут? — в полном замешательстве спросил Тимбер.
— Сейчас!
«Как только этот, с костылем, появится наконец из туалета». Хорошо хотя бы то, что этот неприятный пролетарий еще немного задержит остальных посетителей.
Ведущий взглянул мимо Китти через тонированное звуконепроницаемое стекло, которое отделяло А-студию от находящейся за ней зоны обслуживания. Действительно, группа из четырех посетителей аплодировала начальнику отдела новостей за что-то, только что сказанное им.
— Примерно через три минуты.
— Быстро неси мои карточки с автографами! — приказал он и кивнул налево, в направлении боковой двери, находившейся у полки с архивом CD.
«По крайней мере у него еще есть остатки профессионализма», — благодарно подумала Китти о своем творце, убегая. Хотя ее не удивило бы, если бы он вдруг повел себя с гостями агрессивно.
Девушка дернула дверь в «Зону происшествий». Такое ироническое название ведущие дали маленькому помещению без окон, где можно было поесть, покурить и освежиться. Его обстановку составляли лишь кухонный уголок и шаткий обеденный столик. Войти сюда можно было только из А-студии и только через нее, в случае надобности, попасть в щитовую и к запасному пожарному выходу. Последний являлся своего рода шедевром неправильного проектирования. В случае пожара здесь можно было оказаться в ловушке. За дверью алюминиевая винтовая лестница шла вдоль внешней стены, спускаясь на пол-этажа вниз, на декорированный зеленью выступ крыши, и как раз там заканчивалась. Она вела в никуда между девятнадцатым и двадцатым этажами.
