— Сколько? — перебила Катрин.
— Тридцать долларов в час. О’кей, для дочки доктора я могу…
— Я спрашиваю, сколько за этого? — снова перебила его Катрин, показывая на Конвоя. В ее голосе появились властные, стальные нотки.
— Я же сказал тебе: этого я не даю.
— Сто долларов в час. Седлай!
Джим посмотрел ей в глаза. Два прямых клинка встретили его взгляд, и он вдруг ощутил, что не может выдержать ее взгляда. Он отвел глаза, бормоча:
— Он псих. Он даже меня не слушает.
— Не теряй время! — уверенно сказала Катрин. И вытащила из кармана чековую книжку. — Тебе заплатить вперед? Дать задаток?
Сомнение вернулось к старику Джиму. Где, она сказала, она училась? Но с другой стороны, черт их знает в этом Нью-Йорке, он не был там уже лет тридцать — может, теперь там уже и за верховую езду берут деньги вперед?
Через несколько минут Конвой был под седлом. При этом он не взбрыкивал, не храпел и даже не пытался помешать Джиму затянуть сбрую. Но еще больше старый Джим изумился, когда вывел Конвоя из конюшни, — он никогда не видел, чтобы женщины так запросто подходили к незнакомой лошади, а уж тем более к этому гиганту! Чтобы они так брались рукой даже не за луку седла, а за гриву коня и легко, не упершись и ногой в стремя, взлетали в седло. И уж конечно, он никогда не видел такой странной посадки. Вместо того чтобы тут же взять поводья, натянуть их и одновременно похлопать коня по шее, дружески, но жестко показав ему тем самым, кто тут кого контролирует, Катрин просто нагнулась через седло, обняла Конвоя за шею, а потом резко встала в стременах и сжала коленями его бока. Конвой заржал, но не злобно, а — черт бы его побрал — весело! Словно расхохотался. И — загарцевал, затанцевал от радости.
Джим даже приревновал его к этой Катрин.
— Не больше двух часов! — сказал он.
Катрин не ответила. Подобрав поводья, она уже выезжала с фермы, и Конвой сам свернул на север, к океану, точнее — к желтеющему прибрежному лесу, через который шла конная тропа.
Старый Джим проводил их взглядом. Нет, не понравилось ему, как эта Катрин сидит в седле. Такой посадке не могли научить ее в Нью-Йорке и вообще — нигде. Потому что было в этой посадке что-то не клубное, не светское, не аристократическое и не английское. Дикое что-то в этой посадке, запоздало подумал Джим и даже хотел окликнуть эту Катрин. Но…
Конвой уже нырнул под кроны Норс-Хилл-Форест — Леса северного склона и исчез за деревьями.
Джим почесал затылок, посмотрел на часы и пошел в конюшню. Было 10.48 утра. В конце концов, за сто долларов в час пусть она ездит хоть задом наперед.
Через час рыбаки графства Саффолк видели с моря странную картину. По пустынным пляжам, вдоль самой кромки воды, на высокой крупной лошади скакала женщина с распущенными волосами. Конь стремительно нес ее на восток, в сторону залива Меттитук. Океанская пена и мелкая прибрежная галька брызгали из-под его мощных копыт. Всадница, казалось, слилась с лошадью, ее волосы развевались от встречного ветра.
— Она сумасшедшая? — сказал один рыбак, наблюдая за ней в бинокль с сейнера, ставившего сети на тунца. — По песку! Она же загонит лошадь!
Еще через час эту странную всадницу видели строители кондоминиумов на пляжах Пеконика и Ошен-Вью. Потом — рыбаки Нортона и Гринпорта, самых северо-восточных поселков Лонг-Айленда.
После этого ее не видел никто.
В 16.25 старина Джим Вайт позвонил в полицию и заявил о пропаже коня, которого в 10.48 утра взяла напрокат Катрин Хилч, дочка доктора Хилча из городка Ваддинг-Ривер.
И почти одновременно с ним, в 16.40, одинокий яхтсмен, проплывая в трех милях от Ориент-Шор, самой северо-восточной точки Лонг-Айленда, заметил на берегу большое скопление чаек, орлов и грифов, а когда он направил туда свой бинокль, то увидел лежащих на песке коня и женщину. По тому, как спокойно расхаживали птицы по крупу коня и по телу женщины, яхтсмен понял, что он должен немедленно связаться по радио с полицией.
В 17.05 патрульная полицейская машина города Ист-Марион прибыла на место происшествия. Тяжелый мертвый конь лежал на боку, прижав своим весом левую ногу мертвой всадницы. Птицы уже обезобразили и лицо женщины, и морду коня и теперь вырывали и выклевывали у коня язык и гениталии…
В 17.39, когда «скорая помощь» доставила тело погибшей в больницу Ориент-Пойнта, врачи с изумлением обнаружили, что у нее нет правой груди и что смерть наступила вовсе не при падении лошади или шоке от перелома ноги, а до этого. И — главное — совсем по другой причине.
Нужно быть объективным: Нью-Йорк нелегко запугать, выбить из привычной колеи и заставить остановить круговерть колес бизнеса и развлечений. Как в 1993 году февральский взрыв Всемирного торгового центра в Нижнем Манхэттене не вызвал паники даже на 42-й улице, так и первые ночные ожоги женщин не произвели на Нью-Йорк никакого эффекта. И только на третий день, после появления на вечерних телеэкранах Ланы Стролл с ее плоским багровым пятном на месте правой груди и официальных сообщений о космических лучах, выжигающих по ночам женские груди, что-то стало меняться в городе. Он вдруг перестал быть мегаполисом, в котором двенадцать миллионов людей разрознены и не имеют никакого отношения друг к другу. Теперь какое-то тайное выжидание словно объединило его обитателей. Так учуявший опасность зверь замирает в ночном лесу. Так во время Второй мировой войны жители Лондона внутренне объединялись перед ночной бомбежкой.
Затаив дыхание, Нью-Йорк ждал наступающей ночи. Будет ли новая атака из космоса? Является ли это предвестником конца света, о котором предупреждал Нострадамус? Знаменитый телеведущий Рон Питтерс объявил, что остается в студии Второго телеканала на всю ночь, чтобы по «горячей линии» принимать сведения о новых ожогах. Его примеру тут же последовали «анкормэны» на других каналах, и даже Тэд Палл, ведущий общенациональной «Полуночной линии», самой серьезной и престижной передачи, объявил, что сегодня ночью он собирает в студии известных ученых и экспертов по связям с внеземными цивилизациями.
Между тем еще работали знаменитые нью-йоркские мюзиклы и еще в полную мощь сияла бродвейская реклама. Еще гремела музыка в дискотеках Гринвич-Виллидж и Вест-Сайда. Еще Курт Мазур дирижировал симфонией Бетховена в «Айвери-Фишер-Холл», и Лучано Паваротти пел в «Линкольн-центре». Гостиницы, рестораны, такси, кинотеатры, джазовые кафе, магазины, кабаре, торговые центры и закрытые элитные клубы — все работало, крутилось, звенело и сияло, совсем как раньше. И все же… Внутри каждого потребителя этих развлечений уже таилось жадное и знобящее любопытство: а что будет ночью? Падет ли и в эту ночь обжигающий космический луч на чью-то грудь? И если падет, то где? когда? на кого?
И особенно это интересовало только что прилетевших из Вашингтона сотрудников и руководителей Службы космиче-ского слежения, Агентства национальной безопасности и ЦРУ.
Конечно, многие жители Нью-Йорка еще шутили по поводу этих ожогов и с великосветским презрением отворачивались от наукообразных разглагольствований экспертов по «летающим тарелкам» и от вечерних выпусков городских таблоидов, которые напрямую орали крупными заголовками:
ПРИШЕЛЬЦЫ ИЗ КОСМОСА МЕТЯТ НАШИХ БАБ!
и —
БОЖЕ, ГДЕ МОЯ ГРУДЬ???
А также:
Е.Т., GO HOME!
LEAVE MY BREАST FOR MY JONNY!
(Пришелец из космоса, отправляйся домой! Оставь мою грудь моему Джонни!)
Но на следующее утро даже самые крутые скептики первым делом, еще до утреннего душа, включили радио и телевизоры. И услышали:
«…еще 37 жертв мистического выжигания! Бригада наших телеоператоров всю ночь дежурила в „Маунт-Синай Медикал-центр“, и вот самые последние новости. С пяти утра полиция начала доставлять сюда женщин, потерявших этой ночью правую грудь. К восьми утра их было уже 37! К сожалению, мы не имеем права показать их лица. Но нам удалось установить, что они, как и все предыдущие жертвы, — одинокие белые женщины в возрасте от 27 до 38 лет, из среднего и выше среднего класса. Каждая из них была в эту ночь одна в своей квартире и видела во сне летящий из космоса луч и раскаленную печать, которая прожгла ей грудь. Хотя представители Агентства национальной безопасности отрицают появление над Землей инопланетян и применение ими какого-то нового оружия, независимые эксперты обращают внимание на то, что правительство всегда старалось скрыть от публики информацию о появлении НЛО. С другой стороны, если эти мистические ожоги действительно совершаются космическими пришельцами, совершенно непонятно, почему в качестве объектов атаки они выбрали именно этих молодых и одиноких белых женщин Манхэттена, что означает эта атака и как долго она будет продолжаться. Согласно сведениям городского департамента статистики, в Нью-Йорке проживает около трех миллионов одиноких женщин, из них почти миллион — в Манхэттене…»
