Мауру пробрала дрожь. Она села в машину, завела двигатель. Из вентилятора обогревателя хлынула струя ледяного воздуха. Пришло время возвращаться домой.
Время бежать из тьмы.
Из кофейни, где я сижу, я наблюдаю за двумя женщинами, которые разговаривают прямо за окном. Я узнаю их обеих, потому что видела, как они давали интервью по телевизору, и читала о них в колонках новостей. Обычно в связи с убийствами. Одна из них, та, что с непокорными черными волосами, – детектив из отдела по расследованию убийств, а высокая женщина в изящном длинном пальто – медицинский эксперт. Я не слышу, о чем они говорят, но могу читать их телесный язык. Женщина-полицейский агрессивно жестикулирует, доктор старается отступать.
Наконец детектив резко отворачивается и шагает прочь. Доктор стоит неподвижно несколько секунд, словно решая, не пойти ли ей за детективом. Потом, приняв решение, качает головой, садится в свой черный, лощеный «лексус» и уезжает.
Интересно, что все это такое было?
Я уже знаю, что привело их сюда в этот холодный вечер. Час назад я услышала новость: на Утика-стрит убита молодая женщина. На той самой улице, где живет Кассандра Койл.
Я всматриваюсь в начало Утика-стрит, но ничего не вижу, кроме мигающих маячков полицейских машин. Неужели Кассандра сейчас лежит мертвая? Или не повезло другой женщине? Я не видела Касси со школы и теперь, наверное, даже не узнаю ее. И уж конечно, она не узнает новую меня – Холли, которая не сгибается и смотрит тебе в глаза, которая больше не прячется по углам, завидуя золотым девочкам. Годы отшлифовали мою уверенность и мой вкус. Мои черные волосы теперь коротко подстрижены, я научилась ходить на гвоздиках, на мне блузка за двести долларов, ловко купленная мной со скидкой в семьдесят пять процентов. Если ты работаешь рекламным агентом, то знаешь, какую важную роль играет внешность, поэтому я приспособилась.
– Что там происходит, вы не знаете? – раздается чей-то голос.
Рядом со мной неожиданно материализуется человек, и я вздрагиваю от удивления. Обычно я чувствую всех, кто находится близ меня, но сейчас я следила за полицейской активностью на улице и не заметила, как он подошел. «Крутой парень» – вот первое, что думаю я, когда вижу его. Он немного старше меня – ему лет тридцать пять, он спортивного сложения, у него голубые глаза и пшеничного цвета волосы. Я делаю кое-какие выводы, потому что он пьет кофе с молоком, а в такое время настоящие мужчины пьют эспрессо. Но я готова простить ему этот недостаток ради голубых глаз. Сейчас они смотрят не на меня, а на то, что происходит за окном. На все служебные машины, заполонившие улицу, на которой живет Кассандра Койл.
Или жила.
– Столько полиции, – говорит он. – Что там случилось?
– Что-то нехорошее.
Он показывает рукой:
– Смотрите, это фургон Шестого канала.
Мы оба несколько секунд потягиваем кофе и наблюдаем за происходящим на улице. Подъезжает еще один телевизионный фургон, и еще несколько посетителей кофейни устремляются к окну. Я чувствую, как они толкаются вокруг меня, выгадывают себе место получше. Вида обычной полицейской машины недостаточно для того, чтобы привлечь пресыщенных бостонцев, но если появляются телевизионщики, то наши уши на макушке, потому что тогда мы знаем: тут тебе не поцарапанный бампер и не неправильная парковка. Случилось что-то достойное сюжета в новостях.
И, словно чтобы подтвердить наши подозрения, появляется белый фургон из офиса коронера. Стоило мне увидеть эту машину, как пульс у меня подскочил до космической скорости. «Пусть не Кассандра, – думаю я. – Пусть кто-нибудь другой, кого я не знаю».
– Ого, машина из офиса коронера, – говорит голубоглазый. – Значит, дело плохо.
– Никто не видел, что там случилось? – спрашивает какая-то женщина.
– Много полиции собралось.
– Никто не слышал стрельбы или чего-нибудь такого?
– Вы первая сюда пришли, – говорит мне голубоглазый. – Что вы видели?
Все глядят в мою сторону.
– Когда я вошла, полицейские машины там уже стояли. Наверное, они здесь давно.
Остальные смотрят стоя, загипнотизированные мигающими огнями. Голубоглазый усаживается на табурет рядом со мной и кладет сахар в свой неподобающий для этого часа кофе с молоком. Я не знаю, почему он выбрал это место: то ли хочет иметь панорамный вид происходящего снаружи, то ли пытается завязать знакомство. Против второго я не стану возражать. Да что говорить, я ощущаю электрическое пощипывание в бедрах – мое тело автоматически реагирует на его близость. Я пришла сюда не в поисках общества, однако с тех пор, как я замечала интимное внимание мужчин, минуло уже некоторое время. Больше месяца, если не считать быстрого перепихона вручную на прошлой неделе с коридорным из отеля «Колоннада».
– Ну. Так вы живете где-то поблизости? – спрашивает он.
Многообещающее начало, хотя и без воображения.
– Нет. А вы?
– Я живу в Бэк-Бее. Должен был встретиться с друзьями в итальянском ресторане здесь неподалеку, но пришел слишком рано. Вот решил выпить кофе.
– Я живу в Норт-Энде. Тоже пришла сюда встретиться с друзьями, но они в последнюю минуту отменили встречу.
Ложь легко слетает с моих уст, а у голубоглазого нет никаких оснований не доверять мне. Большинство людей автоматически допускают, что ты говоришь им правду, и это здорово облегчает жизнь для таких, как я. Я протягиваю руку для пожатия – этот жест выбивает мужчин из колеи, если руку предлагает женщина, но я хочу сразу же расставить точки над «i». Пусть знает, что это встреча равных.
Какое-то время мы сидим в дружелюбном молчании, прихлебываем кофе, наблюдаем за происходящим. Наблюдать за действиями полицейских обычно неинтересно. Видишь только, как приезжают и уезжают машины, как люди в форме входят и выходят. А что происходит внутри – этого ты не знаешь, можешь только догадываться, что там за ситуация, основываясь на том, какой персонал приезжает. На лицах копов спокойствие, даже скука. Что бы ни случилось на Утика-стрит, это было несколько часов назад, и следователи просто собирают частички пазла.
Наблюдать тут особо не за чем, и остальные посетители расходятся, а мы с голубоглазым остаемся вдвоем за столиком у окна.
– Пожалуй, нужно в новостях посмотреть, что случилось, – говорит он.
– Убийство.
– Откуда вы знаете?
– Несколько минут назад я видела следователя из отдела убийств.
– Он что, подошел и представился?
– Это она. Имени не помню, но я видела ее по телевизору. Мне любопытно то, что она женщина. Вот все думаю, почему она выбрала такую работу.
Он внимательнее присматривается ко мне:
– Вам, э-э, интересны подобные вещи? Убийства?
– Нет. Просто я хорошо запоминаю лица. А вот с именами у меня паршиво.
– Если уж мы заговорили об именах, меня зовут Эверетт. – Он улыбается, и у его глаз появляются очаровательные морщинки. – Теперь можете его забыть.
– А если не забуду?
– Надеюсь, это означает, что я кажусь вам запоминающимся.
Я прикидываю, что может произойти между нами. Глядя ему в глаза, внезапно понимаю со всей отчетливостью, чего мне хочется: чтобы мы поехали к нему домой в Бэк-Бей, запили кофе несколькими бокалами вина, а потом спаривались всю ночь, как кролики. Жаль, что у него встреча с друзьями. Мне вовсе не хочется встречаться с его друзьями, и я не собираюсь тратить время, дожидаясь его телефонного звонка, а значит, наш вариант – это «здрасте и до свидания». Некоторым вещам просто не суждено произойти, как бы ты ни хотела.
Я допиваю кофе и поднимаюсь:
– Рада была познакомиться, Эверетт.
– А-а, вы запомнили мое имя.
– Надеюсь, вы приятно проведете время с друзьями.
– А если я не хочу проводить с ними время?
– Разве вы не для этого сюда приехали?
– Планы могут меняться. Я могу позвонить друзьям и сказать, что у меня образовались срочные дела в другом месте.
– И где это место?
Он тоже встает, и теперь мы смотрим в глаза друг другу. Пощипывание в ногах теплыми, приятными волнами переходит в область таза, и я тут же забываю о Кассандре и о том, что может означать ее смерть. Все мое внимание сосредоточивается на этом человеке и на том, что вскоре произойдет между нами.
– У меня или у тебя? – спрашивает он.
У Амбер Вурхис были светлые волосы с фиолетовыми прядями и полированные черные ногти, но больше всего Джейн выбивало из колеи колечко в носу. Когда Амбер плакала, с золотого колечка стекали сопли, и она постоянно промокала их осторожными движениями. Ее коллеги Трэвис Чан и Бен Фарни не плакали, но известие о смерти Кассандры Койл огорошило и расстроило их не меньше, чем Амбер. На всех троих кинематографистах были футболки, куртки с капюшонами и драные джинсы – униформа молодых хипстеров. Судя по виду, никто из них за последнюю неделю ни разу не причесывался. А поскольку в студии пахло как в раздевалке, душем они тоже не злоупотребляли. На всех горизонтальных поверхностях в комнате валялись коробки от пиццы, пустые банки от «Ред Булла» и разрозненные листы сценария. На мониторе шла сцена из их текущей работы: блондинка-подросток, рыдая и спотыкаясь, бежала по темному лесу, спасаясь от безжалостного мрачного убийцы.