На автоответчике высвечивался длинный ряд нулей. Аманда бросила трубку.
— Эй, потише, я тут чуть не обделалась от страха! — прикрикнула Сара. — Что там тебе такое сказали?
— Ничего. Прости, я даже не знаю, почему я так бросила трубку. Никто не отвечал. — Аманда улыбнулась, но улыбка вышла нервная. Нужно сменить тему. — Просто Кейз сейчас так далеко, поэтому я не в себе. Мне даже вчера дурацкий кошмар приснился. Будто я босая бегу по лесу, и колючки вонзаются мне в кожу. Мне кажется, я пыталась спасти от чего-то Кейза. Одному богу известно, от чего. — Когда Аманда посмотрела на Сару, та сидела с широко раскрытыми глазами, а ведь Аманда даже не упоминала самые неприятные моменты: она была вся в крови, на ней было какое-то нарядное платье, может быть, даже свадебное, а потом посреди деревьев внезапно выросла, будто дом с привидениями, дешевая закусочная «У Нормы» из ее родного городка. Кому снятся такие странные дикие сны? Уж точно не Саре. — Понятное дело, это просто кошмар. Но всякий раз, как звонит телефон, я волнуюсь, уж не из лагеря ли Кейза.
Аманда знала, что Кейз в лагере в полной безопасности. Просто без него чувствовала себя неприкаянной. Единственный раз, когда его так долго не было дома, был, когда его положили в больницу с отравлением в совсем еще маленьком возрасте, но даже тогда Аманда ночевала у него в палате.
Лицо Сары смягчилось.
— Это я отлично понимаю. — Она подошла и наклонилась к столу рядом с Амандой. — В первую неделю лагеря у меня обычно все ногти сгрызены под корень. Пока я не получаю от мальчишек первое письмо. Но мои мальчики обычно каждое лето ездят в одно и то же место.
— Ты тоже волнуешься? — спросила Аманда.
Младший сын Сары Генри учился в одном классе с Кейзом, так они с Амандой и познакомились. Но Сара была из тех супермамочек, у которых все всегда под контролем, какую бы новую катастрофу ни устроило их чадо. А катастроф было превеликое множество.
— Пусть тебя не обманывает моя внешняя стойкость! — воскликнула Сара. — Мне легче не позволять себе думать про это. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон. Чем-то напоминает тот случай, когда перед окончанием учебного года мне из школы написали по поводу Генри: «Просим прийти к нам». Хочешь знать, как я поступила?
— Как? — спросила Аманда, примостившись на краешке стула. Она бы все отдала за толику напускной храбрости, как у Сары.
— Я проигнорировала это сообщение! Можешь себе представить? — Сара покачала головой, словно бы испытывала сама к себе отвращение, но при этом казалась слегка польщенной. — Честно? Я просто не могла с этим справиться. Мне нужна была передышка от всего, что связано с детьми. Разумеется, теперь мы в срочном порядке собираем экстренное заседание родительского комитета сегодня вечером. Догадываюсь, это и по мою душу.
— Что за экстренное заседание? — уточнила Аманда.
— Но я же тебе говорила. Помнишь? Якобы произошла утечка списка контактов. — Она прижала ладони к щекам, на секунду распахнула глаза, а потом ухмыльнулась. — Такое впечатление, что все родители учеников нашей школы подпадают под программу защиты свидетелей ЦРУ или что-то типа того. Они сразу психуют.
Да, Сара ей это говорила, но у Аманды вылетело из головы. Зак бы тоже психанул, если бы обнаружил, что кто-то хакнул контакты. Он был помешан на неприкосновенности их частной жизни. Если их данные попадут не в те руки, то Зак наверняка предъявит претензии школе. Он даже может захотеть забрать оттуда Кейза, а этого не должно случиться. Грейс-Холл — единственное светлое пятно в жизни Кейза в этот непростой переходный период.
Аманда надеялась, что они смогут переехать после окончания учебного года Кейза, но в итоге не вышло. По крайней мере, Кейз в свои десять легко заводил друзей. Это облегчало ему привыкание к множеству новых мест. Кейз был тусовщиком, бейсбольным фанатиком, но в то же время и вдумчивым художником, мог с удовольствием сидеть часами в одиночестве и рисовать свое любимое животное — ягуара.
Но перейти в новую школу, когда до конца пятого класса оставалось всего несколько месяцев, — непосильная задача для любого ребенка, даже очень легко приспосабливающегося. Были и слезы, и кошмары. Один раз Кейз даже обмочился во сне. Аманда, которую частенько мучили кошмары, считала крепкий сон своего ребенка подтверждением, что она что-то делает правильно. Теперь это уже осталось позади. Кейз оживился, когда Аманда согласилась отправить его в лагерь: восемь недель в Калифорнии с лучшим другом Аше. Но что, если сынок снова загрустит, когда лагерь закончится и придет пора возвращаться в Центр-Слоуп?! Об этом Аманда не хотела думать. Она всегда шла на уступки ради карьеры мужа, но никогда не делала этого за счет сына. Ее самая важная работа — защищать сына, но сложно бывает балансировать между интересами Зака и Кейза.
— А вот теперь и ты в бешенстве, — сказала Сара. — Узнаю это выражение лица!
— Нет, я не в бешенстве, — солгала Аманда.
— В любом случае школа использует все возможные ресурсы, чтобы расследовать произошедшее, — сообщила Сара, но ее голос звучал так, будто она пыталась убедить саму себя. — Наняли какую-то модную фирму, которая специализируется на кибербезопасности.
— Я… понятия не имела, — пробормотала Аманда.
— Потому что администрация школы помалкивает. Я им постоянно говорю, что создается впечатление, будто они что-то скрывают. Так ты пойдешь со мной на собрание?
Аманда до сих пор успела побывать только на одном собрании родительского комитета и сочла это мероприятие пугающим.
— Не знаю, смогу ли я…
— Разумеется, сможешь. Мне нужна моральная поддержка. Родители ищут, на кого бы переключиться, — сказала Сара таким тоном, будто не могла пресечь все их попытки на корню. — В восемь. У меня. И я не приму отказа!
Сара прекрасно обошлась бы без Аманды, но хотела, чтобы подруга пошла. Этого было достаточно.
— Приду! — пообещала Аманда. — Обязательно!
Лиззи
6 июля, понедельник
Тюрьма Райкерс выглядела куда хуже, чем я помнила, даже в темноте.
Более крупные тюремные корпуса, казалось, специально были спроектированы так, чтобы напирать друг на друга, зато здания поменьше и куча всяких трейлеров — администрация, бараки для охранников и склады с оружием — безо всяких опознавательных знаков, словно бы просели. Массивная бетонная тюремная баржа, которая каким-то чудом держалась на воде, стала прибежищем еще нескольким сотням заключенных, которые, как я читала, недавно умудрились отвязать баржу и чуть было не сбежали, медленно отплывая прочь.
В темноте поблескивало ограждение из колючей проволоки, перекошенное, местами покрытое чешуйками ржавчины. Проволока то вытягивалась в прямые линии, то складывалась в квадраты, изгибалась в круги, отчего появлялось неприятное чувство, будто ты заперт сразу и внутри, и снаружи. Но больше всего я боялась после прошлого визита в Райкерс — это было несколько лет назад, когда я приехала допросить свидетеля — резкого запаха нечистот и крыс.
В отличие от обычных снующих туда-сюда по ночам грызунов, райкерсские крысы вольготно шастают посреди бела дня, агрессивно отстаивая свою территорию. Еще одна причина любить темноту. Когда я вошла в «Бантум», корпус, где содержался Зак, еще пятнадцать минут ушло на все формальности, прежде чем я наконец оказалась в крошечной кабинке, где пахло мочой, луком и спертым дыханием, и, уставившись на мутную плексигласовую перегородку, ждала, когда охрана приведет Зака.
По дороге сюда в памяти всплыли обрывочные воспоминания о нашей дружбе с Заком. Мы не так уж долго были близки, но провели вместе добрую часть первого курса: учились, обедали и ужинали, ходили в кино. То, что я забыла, какой была наша дружба, необязательно отражало отношение к Заку. Просто у меня всегда была избирательная память. Но сейчас-то я все вспомнила. Зак мне нравился, поскольку все в нем казалось знакомым, причем и хорошее, и плохое. Как-то раз наш любимый преподаватель по контрактному праву вместо лекции устроил вдруг занудную «профориентационную консультацию». Когда тем же вечером мы пошли ужинать в «Махоуни», паб на Риттенхаус-сквер, Зак все никак не мог угомониться.
