Когда мальчику было четырнадцать, упрямое сердце старика все же не выдержало. До своего совершеннолетия Росток жил в пустом доме; ему помогали соседи, которые, не доверяя властям, не желали отдавать мальчика под опеку Общества помощи детям.
— Давай же, Росток, выше нос, — сказал Бракнер, прервав размышления Виктора. — Нельзя все время жить прошлым.
Росток в ответ только пожал плечами. Он и не ждал, что Бракнер его поймет. Тот вырос в Скрантоне [2], и его предки из Германии так тесно слились с местным населением, что он вряд ли задумывался о своем происхождении.
— Ладно, — вздохнул Бракнер. — Не хочу с тобой спорить: допустим, Ивана действительно убили. Но ты мне так и не назвал мотив. Зачем кому-то прокрадываться в психиатрическую клинику и убивать восьмидесятилетнего пациента? К чему создавать себе лишние проблемы ради убийства старика, который и так долго не протянул бы?
Прежде чем Росток успел ответить, у него зазвонил мобильный. На экране высветился номер Уолтера Зайко — патрульного, уехавшего с медиками по вызову 911.
Росток с хмурым видом прослушал сообщение, затем отрывисто отдал патрульному приказания и, встав, направился к двери.
— Звонил Занко, — сказал он, обернувшись через плечо. — Коронер собирается вывозить труп из дома Даниловича.
— Какого черта окружной коронер приехал в Миддл-Вэлли, не предупредив нас? — спросил Бракнер, подбегая к Ростку.
— Не знаю. Но это труп Пола Даниловича. Сына Ивана.
6
Когда О’Мэлли пошел в спальню забрать свой дипломат, Николь услышала, как на первом этаже кто-то спорит.
Приехали двое полицейских. Один из них был самым большим человеком, которого ей когда-либо доводилось видеть. Грозный великан с огромными усами занял собой весь дверной проем, не давая работникам морга вывезти тело мужа. Второго полицейского по имени Виктор Росток она уже видела: он приходил к Полу и пытался что-то доказать ему насчет погрома в доме. Однако его расследование ни к чему не привело, и подозреваемых обнаружить не удалось. Когда Росток предположил, что погром мог быть связан со смертью отца Пола, муж Николь разозлился и попросил офицера покинуть дом. Никогда в жизни она раньше не видела, чтобы Пол выходил из себя.
И вот Росток снова появился в ее доме, и, судя по выражению лица полицейского, пришел сюда не затем, чтобы выразить соболезнования. Рядом со своим напарником-великаном он смотрелся совсем маленьким, несмотря на крепкое телосложение. Хотя Росток всегда разговаривал спокойно, он умел психологически подчинить себе собеседника и сейчас настаивал на том, чтобы ему позволили осмотреть труп Пола. Никто не пытался ему мешать.
О’Мэлли негромко выругался, выйдя из спальни и увидев, что происходит внизу. Он вяло махнул рукой в знак приветствия.
— Похоже, полиция городка обеспокоена, — вздохнул он. — Надеюсь, от них не будет много проблем.
Росток, судя по всему, ждал, пока О’Мэлли спустится к нему, однако коронер не спешил.
Он подошел к Николь.
— Пусть наш разговор останется тайной, — прошептал он ей. — В особенности, для полиции.
Она сделала шаг назад.
— Вас ждут.
О’Мэлли еще раз кивнул и помахал Ростку рукой, давая понять, что скоро спустится.
— В ваших же интересах не создавать лишних препятствий, — предупредил ее О’Мэлли.
Она не стала ему отвечать.
— Я пытаюсь показать вам, что я на вашей стороне, — сказал он уже громче. — Я пообещал, что буду молчать, но и вы должны помочь мне. У меня только одна просьба: сообщите, если вдруг узнаете, что скрывал ваш муж.
— Понятия не имею, о чем вы говорите, — ответила она.
Он вновь пристально посмотрел на нее, словно пытался понять, не знает ли она больше, чем хочет показать.
— Если что, у вас есть моя визитная карточка, — проговорил он наконец.
Николь взглядом проводила О’Мэлли, который на искалеченной ноге спускался по лестнице к ожидающим его полицейским.
Затем последовал разговор, каждое слово которого она отлично слышала:
— Что вы здесь делаете? — поинтересовался Росток.
— Вероятно, свою работу, — ответил О’Мэлли. — Умер человек, и в мои обязанности входит выяснить обстоятельства его смерти.
— С каких это пор окружной прокурор приезжает прежде, чем его позовет полиция?
— Это вы опоздали, — заметил О’Мэлли. — А я проезжал неподалеку, и меня вызвали. На каком основании вы не позволяете моим людям уйти?
— Тело останется здесь, пока я не выясню, что именно произошло.
Росток производил впечатление человека, которого не легко заставить сдвинуться с места против собственной воли. Мускулистое телосложение и скучающее выражение лица наводили на мысли о нем как о флегматичном тугодуме. Но Николь по первой встрече знала, насколько ошибочно подобное суждение.
— Он умер от сердечного приступа, Росток. Твой человек уже поговорил со вдовой…
Окончания фразы Николь не расслышала: О’Мэлли перешел на шепот, видимо, объясняя специфические детали смерти Пола.
— Вы никуда не увозите тело, пока я не осмотрю спальню, — настаивал Росток.
— Только из уважения к вдове, — согласился О’Мэлли. — Вы знали покойного?
— Он вырос в Миддл-Вэлли. Все здесь его знали.
— В таком случае, уверен, вы не хотите доставлять бедной женщине лишние страдания. Я сказал ей, что тело увезут в ближайшее похоронное бюро.
Росток поднял взгляд на Николь. Его глаза оставались бесстрастными, лишенными того похотливого любопытства, что читалось во взглядах других мужчин. Нельзя было понять, сочувствует ли он ей в связи со смертью Пола. Николь заметила, что русским вообще свойственно безразличие. Эту черту она подмечала у многих своих друзей и родственников, и всегда считала, что она связана с врожденной способностью мириться с любыми неудачами. Однако в случае с Ростком все было куда серьезнее. Она до сих пор помнила его холодность и отсутствие каких бы то ни было эмоций при их первой встрече. Привлекательный и даже красивый мужчина, он слишком подозрительно относился к окружающим и не доверял людям, которые пытались завязать с ним дружбу. В этом отношении Росток напоминал ей себя.
— Решение отправить тело в похоронное бюро было ошибкой с вашей стороны, — услышала она его тихий голос. — Я считаю, необходимо вскрытие.
— Он умер от сердечного приступа, — повторил О’Мэлли. — В этом я уверен.
— Пол был в хорошей физической форме, — сказал Росток. — Я видел, как он бегает каждое утро.
— Господи, Росток, ему было пятьдесят шесть лет. Мужчины его возраста, даже те, что в хорошей форме, умирают сплошь и рядом. Нет смысла делать вскрытие — в его смерти нет ничего необычного или подозрительного.
— А как насчет его отца? Вы помните, что случилось с ним? И всего два месяца назад.
— Вы про Ивана Даниловича? Не знал, что он был ему отцом, — в голосе О’Мэлли слышалось удивление. Но Николь знала мужчин достаточно хорошо, чтобы почувствовать ложь. — Конечно, я его помню. Но то дело не имеет никакого отношения к смерти Пола. Иван Данилович умер при совершенно иных обстоятельствах.
— Его убили.
— Опять вы за свое. Иван был психически неуравновешенным пожилым человеком, и он спрыгнул с крыши.
— Это был не суицид, — не унимался Росток. — С крыши его кто-то столкнул.
— И как вы это докажете?
— Я работаю над тем делом.
— Ради Бога, Росток, чего вы добиваетесь? Хотите пришить это дело одному из психопатов? В клинике как минимум восемь пациентов, за спиной у которых убийство, — потому они там и сидят. Но это не значит, что кто-то из них убил старика.
— Отец и сын умирают с интервалом в два месяца. Как часто такое происходит?
— Чаще, чем вы думаете. К тому же в обстоятельствах их смерти нет ничего общего. Отец умер от травм, полученных при падении. Сын отправился на тот свет счастливым. Вы сами видели тело — ни синяка, ни царапинки. Забудьте, Росток. Зачем искать проблему там, где ее нет.
