Надо. Еще. Дожить.
О неприятностях думать не хотелось.
Всю дорогу Славик, если не спал, донимал мать и Сашу вопросами, а когда те делали вид, что спят, начинал «дрессировать» котенка, заставляя ходить на задних лапках.
Зверек мяукал, больше, конечно, с испугу. Ира немедленно «просыпалась», чем спасала животное от «очеловечивания», так называл эту процедуру мальчик. Когда он высказал это, Климов, усмехнувшись, проговорил: «Тогда уж обожествления. Локи-то — бог все-таки». — «Пусть сначала очеловечится, а уж потом обожествляется», — не согласился Славик. После второй попытки сделать из котенка послушного двуногого Ирина реквизировала Локи, и Славик принялся играть с рогом Маккоя. Для чего последний использовал его, было не вполне понятно.
«Может, Бладэкс хранил в роге порох? Вряд ли, в ту пору уже вовсю пользовались патронами с латунными гильзами… — не раз гадал Климов. Сейчас его вдруг осенило: — Викинги, вот кто! Они пили из таких вот… хм… такой посуды»
Еще в Москве, после обнаружения рога, Славик засунул в него руку и заявил:
— Там что-то лежит.
Убедиться в правоте мальчика взрослые не смогли, даже тонкая рука Ирины и та не пролезала в узкое отверстие, не говоря уж о ладони Климова, ему, грубо говоря, не стоило и соваться. Славику удавалось запихнуть руку достаточно далеко, чтобы дотянуться до предмета, спрятанного в недрах рога. Однако ни вытащить, ни даже определить, что это, он не мог.
— Наверное, та штуковина, которую Локи подарил Сигвальду, — пошутил тогда Климов. — Глаз Одина. Послушайтесь старика Климова, ребята, не открывайте ящик Пандоры.
Славик предпринял несколько тайных и безрезультатных попыток добыть спрятанное в роге. Мальчику хотелось сделать это хотя бы для того, чтобы убедиться — настоящий Глаз Одина у него.
Кусок зеленого стекла был, разумеется продемонстрирован Климову сразу после обнаружения секиры и незамедлительного признания в Александре Того.
Итак, в Кашине весной почти и не пахло…
Город был известен уже во времена нашествия Бату-хана. К началу процесса превращения Залесской Руси в Великую Россию и сопутствовавшей тому отчаянной, почти двухвековой борьбы за верховную власть в ней между сильной и гордой Тверью и хитрой и раболепной Москвой князья кашинские, как правило, близкие родственники «братьев старших» великих князей тверских, не раз активно помогали войскам московлян. Поступали они так не вследствие пламенной любви к дому Калиты, а исключительно в целях достижения собственных выгод и еще больше из желания насолить наследниками Михайлы Святого[25].
Скоро, однако, не стало ни великого княжества Тверского, ни княжества Кашинского, утвердилось царство Московское, потом империя, потом республика…
Тут, уже на памяти наших дедов, Кашину еще раз удалось подгадить Твери: именно на территории его района, в селе Верхняя Троица, осчастливил мир появлением на свет будущий всесоюзный староста и шут красного монарха, царя Иосифа, Михаил Иванович Калинин.
История повторяется и ничему не учит нас. Подобно тому, как рабы татарского царя вырвали сердце из груди Михаила Святого, а Иван Калита отнял у ограбленных и разоренных тверичей их гордость — звонкоголосый колокол в четырнадцатом, Иван Грозный с опричниками перебил лучших людей города в шестнадцатом, так же и в двадцатом веке Тверь (будто все мстила соперница Москва) лишили имени, а на месте гробницы Михаила Святого поставили памятник уроженцу Верхней Троицы…
От подруги дней своих суровых Климов узнал, что главной достопримечательностью современного Кашина является ликероводочный завод, выпускавший множество сортов водки, в том числе знаменитый «Вереск», а больше, как заявила Ирина, ни черта интересного нет, и добавила: «Но летом здорово!»
Климову город понравился сразу; стоило втянуть носом воздух, и становилось ясно — это вам не Москва, здесь есть чем дышать.
— А это что? — спросил он, показав на небольшую церковку, мимо которой провез их «рафик».
— Музей, — просто ответила Ирина. — Кажется, он не работает.
— Как жалко! — воскликнул Славик. — Там так здорово было. Кольчуги, мечи, шлемы! Красота!
Зинаида Николаевна приняла правнука, внучку и ее кавалера поистине с распростертыми объятиями. Невысокая бойкая старушка улыбалась открыто и тепло, присутствовал в ней какой-то уют и особенная надежность, что отличает многих людей начала века.
По временам Климову казалось, что тогда, в приснопамятные дореволюционные времена, не только вещи делались в расчете на долгую и полную труда жизнь, но и люди, не в пример нашему пластиково-картонному поколению, мчащемуся, завязывая на ходу шнурки кроссовок, из столетия двадцатого — века скоростей — в двадцать первый, ожидать от которого чего-нибудь, кроме сверхскоростей, уже просто нелогично.
Пироги, домашняя квашеная капуста, огурцы… Вся эта напрочь забытая Климовым простая русская пища, чистенькие кружевные занавесочки да салфеточки, подушки горой на старинной кровати с железными набалдашниками, на стенах фотографии в рамочках, круглый стол посреди гостиной, где и принимала хозяйка приехавших издалека (триста километров, шутка ли?!) гостей, умиляли. Что бы сказала старушка, узнай, что один из них едва ли не бегом домчался до Чукотки в обличье… волка.
Славик, сидевший словно на иголках, не обратил внимания на разумное напоминание прабабушки о том, что час уж поздний, и, едва попив чаю, убежал. Испросив у Климова разрешения взять с собой рог и секиру, он выскочил из дому, громыхая по ступенькам крыльца любимым топориком Маккоя, поднять который Славику было не легко.
— Зачем топор-то взяли? — пожурила Зинаида Николаевна. — У нас, чай, и свой имеется, даже два, и колун дедов есть. Чудите все, молодежь.
— Да это из-за Славки, — встретив сочувствие, пожаловалась Ирина, когда Саша вышел на двор покурить. — Вцепился в секиру и нипочем оставлять не захотел. Это, бабушка, Сашино, он разрешил, я не стала спорить. Пусть они подружатся, правда?
Зинаида Николаевна кивнула и сказала, имея в виду правнука:
— Димке Ковыреву хвастать побежал. Тот уж заждался, исспрашивался: «Когда Слава приедет? Да почему на Новый год не был?» — Она сделала паузу и продолжала: — А что подружить их хочешь, правильно, парню отец нужен, только вот… Серьезно ли у вас? А то нехорошо — то с одним, то с другим, надо уж определяться, ты не девчонка — мать, и не двадцать тебе. Лёнька-то как тебя отпустил?
Пришлось вкратце рассказать. Бабушка вздохнула:
— Как же так, мальчишку одного бросил?.. А тетя Нюра — добрая душа, жаль, не знаю ее, но по всему видать — хороший человек, раз заботу о ребенке проявила…
Потом речь перешла на собственно персону Климова, который курил уже вторую сигарету и никак не хотел возвращаться в дом — пусть женщины поболтают. На улице было так хорошо, что и уходить не хотелось. Еще когда подъезжали к дому, начался снегопад, вечер выдался тихий, безветренный, такой мирный, и снежинки — большие и влажные — не падали, а опускались, словно бы стояла не весна, а поздняя осень.
Александр наслаждался красотой природы, немного захмелев от «Вереска». Водка, которой потчевала Зинаида Николаевна, стоила доброго слова — куда там спесивому «Кристаллу».
Одним словом, Саша был всем доволен.
Славику хотелось столько рассказать товарищу, и он решил сделать это сразу, обрушивая на Диму целый шквал информации. Ковыреву в честь приезда друга позволили погулять подольше, но запретили уходить дальше калитки. Там как раз располагалась лавочка, на которую мальчишки и уселись.
— А может, тут кусок золота? — фантазировал Дима. — Или… или… алмаз?! — Мальчики не понимали разницы между алмазами и бриллиантами, просто слышали, что это очень дорогие камни, вот и все. — Или микросхема будущего? Как в Шварценеггере? Смотрел «Страшный суд»?
— «Судный день», — поправил Славик. — Смотрел, конечно, давно уже.
— Я тоже, — сказал Дима.
Они на секунду-другую умолкли.
— Не-а… — засомневался Славик. — Микросхема — навряд ли, это штука старая, тогда микросхем не было, тогда вообще компьютеров не было.
Последние слова Славика поразили обоих приятелей. Они с некоторым недоверием уставились друг на друга, всерьез задумавшись о том, как же люди обходились без такой ничем не заменимой вещи, как компьютерные игры. Однако мысль о содержимом рога все же беспокоила больше.
— А может… — не выдержал Дима, — может, давай кончик спилим? — Любопытство душило мальчишек, как бы подзаряжавшихся один от другого. — Ножовкой?
— По металлу?
Ковырев кивнул:
— У меня есть. Принести?
Змей-искуситель по имени Димка бросил на чашу весов сомнений приятеля еще одну гирьку.
