— Надеюсь, вам и не придется.
— Впервые в жизни мне страшно. Это нечто непреодолимое.
— Это выбор, — сказал Ричер. — Вот и все.
— Не сомневаюсь, что все боятся смерти.
— У меня есть еще один девиз. Я не боюсь смерти. Это смерть боится меня.
— Вы говорите так, слово пытаетесь убедить себя.
— Так и есть. Все время. Поверьте мне.
— Значит, вы боитесь смерти.
— Нам всем когда-нибудь придется уйти. Наверное, дело в том, каким будет этот уход.
Джанет Солтер задумалась.
— Два года назад я встретила в Йельском университете своего преемника, — сказала она. — На библиотечной конференции. Это был любопытный опыт. Наверное, вы испытали нечто подобное, когда беседовали с той женщиной из Вирджинии.
— Она не является моим преемником. Не в прямом смысле. Между ней и мной эту должность занимали шесть или семь человек. Может быть, даже больше. Так что связь достаточно далекая. Почти археологическая.
— Она лучше, чем вы?
— Вероятно.
— Я испытала нечто похожее. Сначала у меня было депрессивное состояние. А потом я поняла, что мне следовало обрадоваться. Прогресс не останавливается. Мир все еще движется вперед.
— А вы уже давно ушли на покой?
— Немногим больше десяти лет назад.
— Значит, вы вернулись еще до того, как построили тюрьму.
— Да, за несколько лет. Тогда это был другой город. Но настоящие изменения еще впереди. Мы продолжаем находиться в фазе перемен. Вот когда мы привыкнем, город станем совсем другим. Пока мы город с тюрьмой. Но скоро станем тюремным городом.
— Каким был Болтон?
— Тихим, — ответила Джанет Солтер. — Спокойным. Вдвое меньше размером. Никаких закусочных, единственный мотель. Шеф Холланд был молодым человеком с семьей, как теперь Эндрю Петерсон. Не знаю почему, но для меня это символизировало перемены. Все казались веселыми, молодыми и легкомысленными. А не старыми, усталыми и озлобленными, как сейчас.
— Что случилось с женой Холланда?
— Рак. Но он оказался милосердно быстрым. Их дочери Лиз было тогда пятнадцать. Казалось, у них могли возникнуть проблемы. Но она справилась с трудностями. Ее назвали в честь матери, только мать называли Бетти, а дочь — Лиз. Они были очень похожи друг на друга. Шефа это могло бы сломать, но он пережил горе. К этому моменту он уже занимался планированием тюрьмы, что позволило ему отвлечься от горьких мыслей.
— А почему развелся Лоуэлл?
— Я уже вам говорила, что мне неизвестны причины. Но уже одно то, что никто ничего не объясняет, порождает слухи, верно?
— Кто виноват — он или она?
— Думаю, он.
— Петерсон сказал, что сестра Лоуэлла похожа на него.
— Можно и так сказать, но она намного младше. Больше напоминает его племянницу.
— А вы намерены и дальше жить здесь, несмотря на то, что Болтон станет тюремным городом?
— Я? В моем возрасте поздно что-то менять. А какие планы у вас?
— Я не могу здесь оставаться — слишком холодно.
— Рано или поздно вы захотите где-то остановиться.
— До сих пор этого не произошло.
— Посмотрим, как вы себя почувствуете через тридцать лет.
— Это слишком далекий горизонт.
— Время проходит гораздо быстрее, чем вы предполагаете.
Ричер поставил чашку на низкий столик. Он не решил, следует ли ему оставить Джанет Солтер читать дальше или лучше с ней посидеть. Он не знал, чего она хочет.
— Присядьте, — сказала она. — У меня будет полно времени для чтения, когда эта суматоха уляжется.
Ричер сел.
— Сейчас вам тепло?
— Я в порядке, — ответил он.
Так и было. Древний радиатор под окном давал много тепла. Горячая вода без устали курсировала по трубам внутри дома, и Ричер слышал ее журчание, он даже различал, что в колене, соединяющем две трубы наверху лестницы, вода шипит немного громче. Он представил себе котел в подвале, ревущий огонь, беспрерывно работающий насос. Неограниченное тепло, доступное всему дому. Гораздо лучше, чем в фермерском доме Эндрю Петерсона, где стоит старая металлическая печка, работающая на дровах, остывающая за ночь и едва теплая утром.
Мгновение Ричер смотрел в пространство.
— Глупец, — сказал он.
— Кто? — спросила у него Джанет Солтер.
— Я.
— Почему?
— Мне нужно сделать телефонный звонок.
Он встал, вышел в коридор и заговорил с женщиной-полицейским, сидящей на ступеньке лестницы:
— Мне нужен номер домашнего телефона Эндрю Петерсона.
— Я не уверена, что имею право его вам сообщить.
— Тогда наберите его для меня. Я не буду смотреть.
Она набрала номер Петерсона, дождалась гудка и передала трубку Ричеру. На звонок ответила Ким. Ричер представился.
— Сожалею, что вынужден вас потревожить, но мне необходимо поговорить с Эндрю.
— Он только что пришел домой.
— Я знаю. Прошу меня простить, но это важно.
Последовала долгая пауза. Может быть, Ким пришлось вытащить Петерсона из его кабинета. Однако он все же взял трубку.
— Проблема? — спросил Петерсон.
— Наоборот, — ответил Ричер. — Я знаю, где ключ от каменного здания.
Было без пяти девять вечера.
Осталось семь часов.
Ричер не клал трубку, а Петерсон с минуту говорил о том, что необходимо делать дальше. Словно думал вслух.
— Тюрьма заперта час назад, значит, сирены уж не будет, просто не может быть, верно? Вероятно, убийца может прийти и без сирены, но в таком случае на его пути будет достаточно препятствий. Четыре в доме и три на улице. Все они надежные люди. Об этом я позаботился. Получается, сейчас не так важно, там ты или нет. Они обойдутся без тебя. В общем, не будет ничего страшного, если ты покинешь дом Джанет Солтер. Ты согласен?
— Пожалуй, — ответил Ричер.
— Я заеду за тобой через десять минут.
Ричер вернулся в гостиную. Джанет Солтер посмотрела на него. Он рассказал ей о том, что происходит, куда собрался поехать и зачем.
— Если полицейским придется уехать, что вы будете делать?
— Запрусь в подвале, — ответила она.
— И что с собой возьмете?
— Мой пистолет.
— Когда?
— Сразу, как только они уедут.
— Правильно, — кивнул Ричер. — Сразу, немедленно, мгновенно, без малейших задержек, еще до того, как полицейские выйдут за дверь. Вы запретесь там и будете оставаться в подвале до тех пор, пока я не вернусь.
— С паролем.
— Верно, — снова кивнул Ричер. — И даже если полицейские не уйдут, вы спуститесь вниз, если начнется суматоха. Как только возникнут любые проблемы, вы сразу спускаетесь вниз, договорились?
— Вы думаете, что он может оказаться в доме, когда полицейские все еще будут здесь?
— Надейся на лучшее и готовься к худшему. Если у полицейских появятся неприятные предчувствия, они сразу вам о них не скажут. Они не захотят выглядеть глупо, если окажется, что это ложная тревога. Поэтому решение вы должны принимать сами. Верьте своей интуиции. И как только возникнут любые сомнения, сразу отправляйтесь вниз. Случайная пуля может убить ничуть не хуже, чем прицельный выстрел.
— Как долго вас не будет?
— Около двух часов.
— Со мной все будет хорошо.
— Да, если вы сделаете так, как я прошу.
— Я обещаю, что сразу спущусь в подвал, запру дверь и буду ждать пароль.
Ричер кивнул и больше ничего не сказал.
Джанет Солтер будет в безопасности.
Ричер вышел в коридор и надел огромную куртку. Проверил карманы — шапка, перчатки, пистолет. Все на месте. Зазвонил телефон. Женщина, сидевшая на ступеньке, ответила на звонок и сразу протянула трубку Ричеру.
— Да? — сказал он, рассчитывая, что это Петерсон.
— Мы сумели отыскать часть списка грузов, — сказал голос из Вирджинии.
— И?
— И остаток жизни я проведу, рассчитываясь с этим парнем. Ты представляешь, как трудно было добыть никому не нужный лист бумаги, написанный пятьдесят лет назад?
— У них работают такие же клерки, как у нас. Чем им еще заниматься?
— Они утверждают, что у них полно работы.
— Не верь им. Так что в списке?
— Сорок тонн излишков оборудования, доставленных с бывшей Восьмой авиабазы в Великобритании. С аэродромов бомбардировщиков времен Второй мировой войны в Восточной Англии. Они закрыли их в середине пятидесятых, потому что посадочные полосы стали слишком короткими.
— А там не написано, о каких излишках идет речь?
— И да, и нет. В общем, говорится о потребностях экипажа, а также упоминается имя производителя, но его никто не помнит, и код, который теперь никто не понимает.
— Даже парни из Лэкленда?
— Даже они. Мы имеем дело с древней историей.
— Насколько я помню историю древних времен, мы не привозили излишки снаряжения, оставшегося после Второй мировой войны, сюда из Европы. Мы либо все выбрасывали прямо там, либо продавали на месте. Оставляли деньги в местной валюте и использовали их для оплаты стипендий Фулбрайта. Убить двух зайцев одним ударом. Мы избавились от уймы старого барахла и, благодаря образовательным программам, принесли мир, братство и взаимопонимание.
