На первом же повороте коридора он услышал какое-то движение. Медленно поворачивая голову, он постарался определить, с какой стороны доносится звук. Где-то слева. Там, где из-под закрытой двери пробивалась тоненькая полоска света. Стоя за дверью, он прислушался. Он различил шорох бумаги, потом звук выдвигаемого ящика стола и какое-то звяканье. Напрягаясь, он старался ощутить, в какую сторону двигается человек в комнате, а тот ходил из угла в угол. Снова что-то зашуршало, и он догадался, что человек удаляется от двери. Толкнув дверь, он шагнул внутрь, держа пистолет направленным на источник звука.
Человек резко обернулся. На лице его отразилась чудовищная смесь животного страха и человеческого ужаса. Из горла незнакомца вырвался булькающий звук, портфель, который он держал в руке, упал. Прошло некоторое время, пока тот смог произнести:
— Что?
Затем, словно поправляясь, продолжил:
— Что вы?..
Незнакомец догадался, что вопрос сформулирован неправильно. Последовала еще одна попытка.
— Что вы хотите?
Он продолжал изучать этого человека. Ему было около пятидесяти, и по его серому костюму можно было понять, что это не простой грабитель. Может, из полиции?
— Бросьте мне свой бумажник и повернитесь спиной.
Незнакомец, казалось, почувствовал облегчение. Запустив руку в карман, он вытащил длинный тонкий черный бумажник и швырнул ему, а потом повернулся лицом к окну.
Он не стал ловить бумажник. Это только дало бы возможность незнакомцу выкинуть одну из тех штучек, которых он насмотрелся по телевизору. Бумажник он попросил только затем, чтобы проверить: нет ли у него кобуры под мышкой или наручников, но ничего подобного не обнаружилось. Ткнув ногой, он раскрыл бумажник. Полицейского значка тоже не было.
— Как ваше имя? — спросил он, не сводя глаз с незнакомца.
— Пожалуйста, возьмите бумажник. Там больше тысячи долларов, — попросил мужчина.
— Как вас зовут? — повторил он.
— Эдгар Филдстоун.
Филдстоун. Ну конечно. Обязательно должен быть какой-нибудь Филдстоун. Эдгар, или Рональд, или Говард, или Маршалл. Он присел и взял бумажник. Верно: Эдгар Р. Филдстоун. Водительские права, кредитные карточки, членский билет клуба «Голубой крест и Голубой щит».
— «Филдстоун гроус энтерпрайзес»?
— Да.
— Что вы делаете в доме Орлова?
— Мистер Орлов работал на меня. — Интонация мужчины изменилась, он пытался придать голосу важность. — Мне нужны кое-какие бумаги, и я имею право находиться здесь. А теперь берите бумажник и уходите.
Он почувствовал фальшь в голосе Филдстоуна. Это не было показной храбростью человека, который на самом деле боится понести большой ущерб и, как все люди, цепляется за свой кошелек. И он не сказал: возьмите деньги и оставьте бумажник. Нет, Филдстоун ясно сказал: возьмите бумажник. А ведь для таких людей, как он, гораздо проще расстаться с тысячей долларов, чем испытывать неудобства из-за утраты водительских прав, кредитных карточек, удостоверения личности.
— Нет, спасибо, бумажник у меня есть, — ответил он.
Филдстоун продолжал стоять с поднятыми вверх руками.
Силы, которые он потратил на то, чтобы они не тряслись, иссякли. Когда он заговорил, голос слегка дрожал.
— Что вы хотите?
— Мне нужны вы.
Филдстоун повернулся к нему лицом, словно уже был не в состоянии контролировать себя.
— Нет, подождите. Вы неправильно поняли. Я не собирался уезжать из страны. Я ведь здесь, верно?
Продолжая запугивать Филдстоуна, он сказал:
— Чепуха.
Филдстоун показал на свой портфель:
— Смотрите сами. Я хотел отдать его. Четыре миллиона долларов. Черт возьми, это же пятьдесят процентов годовых от его инвестиций.
Нужно заставить его произнести имя. Поэтому он лишь улыбнулся и покачал головой.
Филдстоун распсиховался, голос стал пронзительно-резким.
— Да! Это правда! Все лежит здесь, и теперь мы на равных! Я исчезну, и полиция никогда не найдет меня.
— А что вы здесь делали? — спокойно спросил он.
— Я знаю, кем был Орлов. У него должны были сохраниться документы, которые он мог использовать против нас, если начнется расследование. Я хорошо его знал. Перед отъездом я хотел найти их.
Он снова улыбнулся. Ну да, как же!
— Нет, вы собирались их присвоить, чтобы иметь козыри против нас. И спасти свою задницу.
— Нет-нет, — постарался убедить его Филдстоун. — Честно. Я лучше знаю. — Он вынул из кармана чековую книжку. — Видите? Вот она. Здесь зафиксированы все финансовые операции за последние пять лет. Все в его чековой книжке. Я нашел ее. Мы уничтожим ее прямо сейчас, а вы скажете своим, что все в порядке.
— Вы должны сами сказать им об этом.
— Но мне запретили когда-либо разговаривать с мистером Балаконтано по телефону.
Вот оно — имя. Он даже не удивился, только обрадовался, что все закончилось. Он решил не усложнять. Тщательно прицелившись, он влепил пулю в лоб Филдстоуну. Раздался негромкий звук, голова Филдстоуна дернулась, и он рухнул на пол.
Он посмотрел на часы. Еще и трех нет. Времени предостаточно.
Проснувшись, Элизабет не сразу вспомнила о том, что произошло. Так бывает, когда думаешь, что встаешь на твердую почву, а она внезапно уходит из-под ног. Потом нахлынуло смутное ощущение тревоги; память подсказывала, что произошло какое-то непредвиденное, но в то же время вполне определенное и даже знакомое событие, не просто неприятность, а неудача особого рода и с особыми последствиями, вызвавшая чувство разочарования, но не страха. Палермо мертв.
Оставаясь в постели, она посмотрела на часы. Было три часа утра. Она проспала больше восьми часов. Шериф довез ее до Карсон-Сити, в аэропорту ей пришлось прождать два часа первого самолета в Лас-Вегас, так что до отделения ФБР она добралась только к четырем.
Почему Брэйер не позвонил ей? Его не было ни в ФБР, ни в отеле. Если он улетел в Вашингтон, то он давно уже там, а Коннорс или Пэджетт должны были ему сообщить, что Элизабет опять натворила дел. Палермо погиб. Надо возвращаться и постараться восстановить ход расследования. Наверное, дело в ее телефоне.
Элизабет зажгла свет. Нет смысла стараться снова заснуть. Она получила восемь часов забытья, оплаченные ее усталостью, растерянностью и стыдом, пережитым вчера утром. Остаток ночи придется бодрствовать. В Вашингтоне сейчас шесть часов.
Элизабет оделась. Если уж ей суждено провести ближайшие несколько часов наедине со своими мыслями, то слава Богу, что это происходит в Лас-Вегасе. Можно пойти перекусить, внизу полно народу, который играет, пьет и вообще живет такой жизнью, при которой можно никогда не узнать, что способен сделать острый металл с плотью и жилами человека.
Элизабет спустилась на лифте и прошла через казино. За несколькими столами продолжалась игра в блэк джек и кости. В манере игравших было что-то от тупой настойчивости пьяниц. В озерках света над ними клубился сигаретный дым. Трудно было понять, то ли это заядлые игроки, превратившиеся уже в часть интерьера, то ли неудачники, которые безнадежно просаживают последние фишки. Впрочем, это не важно. Все они были здесь в три часа утра, и Элизабет тоже.
Она прошла мимо ресторанов. Они уже закрыты. Никто из тех, кто бодрствовал в такое время, не нуждался в жарком «Веллингтон» или камбале «Бон фам». А кафе еще сияло огнями. В углу, за частоколом перевернутых стульев, уборщик-негр работал с пылесосом. Элизабет выбрала местечко подальше от пылесоса. Через два столика от нее сидели двое мужчин среднего возраста, в серых костюмах, довольно упитанные. Ей показалось, что на людях она меньше будет ощущать свое одиночество.
Официантка, на взгляд Элизабет, когда-то была привлекательной. Может, она и сейчас еще ничего, но выглядит уставшей и осунувшейся. Сетчатая наколка на голове делала ее почему-то похожей на мужчину в берете. По пути на кухню она кинула меню на столик Элизабет, через пару минут вернулась и застыла с блокнотиком.
— Я еще не выбрала, — сказала Элизабет. — Что такое сандвич «Донна Саммер»?
— Пастрами. Рубленая печенка. Шинкованная капуста.
Это звучало совсем неплохо. Она не ела уже… Сколько? По крайней мере, целый день.
— Я возьму сандвич и кофе.
Официантка кивнула, чиркнув в блокнотике. Не изменив холодно-внимательного выражения лица, она тихо произнесла:
— Кстати, сделайте себе одолжение!
Элизабет подняла глаза и заметила, что взгляд официантки направлен в сторону мужчин за соседним столиком.
— Одолжение? — переспросила она так же тихо.
— Не пытайся продавать себя здесь, дорогая. — Официантка слегка наклонила голову и добавила: — Отряд по борьбе с проституцией.
Это было сделано так незаметно, что Элизабет сначала не поняла, в чем дело. Только потом до нее дошло. Конечно. Единственными женщинами, которых она встретила в казино, была группка из четырех матрон в брючных костюмах, которые хихикали как школьницы. Наверное, последний раз вместе так поздно они проводили время именно в таком возрасте.
