– Альберто сказал нам… – начал Габриэле.
– Заткнись! – завопил Гуэррацци. – Если ты не желаешь исполнять свой долг, то, по крайней мере, держи язык за зубами.
Последовало короткое молчание.
– У вас случайно нет здесь какой-нибудь бумаги? – спросил Дзен, обращаясь к Пассарини.
– Бумаги?
– Предпочтительно писчей, но сойдет любая. Я знаю, что вы книгочей, так если бы вы…
– В доме у меня есть бумага.
– Не будете ли вы так любезны принести несколько листков?
– Но зачем?
– Пяти-шести вполне хватит. Да, и пожалуйста, не вздумайте пытаться бежать, как бы это ни казалось соблазнительным. Если вы так поступите, я позвоню в управление и скажу, чтобы выписали ордер на ваш арест за покушение на убийство полковника Альберто Гуэррацци.
– Это был несчастный случай!
– Решать будет суд, но расследование займет не менее трех лет, если вам повезет выжить в тюрьме. Уверен, что полковник и его друзья постараются сделать ваше там пребывание как можно более неприятным, если не фатальным.
Даже в колеблющемся свете фонаря было видно, как испугался Габриэле. Кивнув, он захромал к выходу.
– Я знал, что с вами будет масса неприятностей, как только познакомился с вашим досье, Дзен, – сказал Гуэррацци. – Да, я догадался, кто вы, хотя, как видите, не сообщил этого нашему книжному червю. Мы можем уладить все между собой. Уверен, что могу рассчитывать на ваше молчание. Вы патриот, такой же, каким по-своему был Бранделли. Тридцать лет назад мы считали его нашим заклятым врагом, разумеется, как и всех коммунистов, но времена изменились. Когда я теперь вижу эту толпу безмозглых потребителей, то испытываю почти ностальгию по прежним врагам.
– Думаю, Ферреро пытали, прежде чем бросить в провал, – сказал Дзен.
Гуэррацци устало вздохнул.
– Конечно, мы пытались вытянуть из него информацию о том, что именно он успел рассказать. Не думайте, что нам это доставило удовольствие. Мы действовали в соответствии с приказом. Наш долг был повиноваться, так же как ваш долг – вызвать «скорую» и немедленно доставить меня в больницу.
– А через несколько дней военный самолет с якобы находившимся на его борту Леонардо Ферреро очень вовремя потерпел катастрофу над Адриатикой.
– До сих пор многие ваши догадки были умны и справедливы, Дзен, но вы ошибаетесь, если думаете, что я имел к этому какое-то отношение.
– Сколько человек было в самолете?
– Теоретически двое.
– А практически один. Ни в чем не повинный пилот.
– Это был исторический момент, Дзен! Вся Европа балансировала на грани революции. Судьба страны висела на волоске. В конце концов маоисты, коммунисты и анархисты потерпели поражение, но то была война, хотя и тайная, необъявленная, и, как в любой войне, в ней были жертвы. Все свободы и привилегии, которые мы воспринимаем сегодня как нечто само собой разумеющееся, были завоеваны в борьбе, через страдания и жертвы. Как же быстро мы забываем! А еще быстрее осуждаем.
– И впадаем в панику, как в случае, когда неожиданно, после стольких лет, было обнаружено тело Ферреро. Кстати, что с ним сталось?
– Его кремировали на прошлой неделе под вымышленным именем и свидетельством о смерти. Я сам рассеял прах над Тибром. – Гуэррацци хмыкнул. – Один из ватиканских гвардейцев заметил, что я делаю, и пригрозил мне штрафом за загрязнение окружающей среды. Я записал его фамилию, личный номер и сказал, что, если он не уймется, то его прах будет в следующей урне.
Освещение заметно усилилось – вернулся Габриэле Пассарини со стопкой бумаги. Дзен аккуратно отделил от нее несколько листков.
– Благодарю вас. Скоро мы отсюда уедем. Очень важно, чтобы здесь не осталось никаких следов вашего пребывания. Идите обратно в дом, соберите все, что вы привезли с собой, и постарайтесь, чтобы место выглядело так же, как в тот момент, когда вы сюда прибыли. После этого ждите меня во дворе. Да, и оставьте пистолет.
– Не отдавай ему пистолет! – закричал Гуэррацци, впервые по-настоящему испугавшись. – Отдай мне! Я буду держать его на мушке, пока ты будешь вызывать «скорую»!
Проигнорировав его, Габриэле обратился к Дзену:
– Зачем вам оружие?
– Это собственность правительства. Одно дело серьезно ранить полковника Гуэррацци, другое…
– Это был несчастный случай, я же вам сказал!
– Именно так я и буду утверждать. Но, если вы заберете с собой пистолет, это будет кража. Он является собственностью государства и должен быть возвращен законному владельцу.
Дзен указал на низкую каменную перегородку ближайшего стойла.
– Оставьте его там и идите собираться. Я присоединюсь к вам, как только мы с полковником обсудим кое-какие оставшиеся вопросы.
Габриэле сделал как велели и удалился.
– Да, вам удалось заставить Пассарини есть у вас с руки, – саркастически заметил Гуэррацци. – Просто для интереса: вы собираетесь меня убить?
Дзен не ответил. Он достал ручку и протянул ее Гуэррацци вместе с бумагой.
– Подпишите каждую страницу внизу и расшифруйте подпись печатными буквами: полное имя, фамилия, звание, должность.
Гуэррацци злобно посмотрел на него.
– Зачем?
– Хочу получить ваш автограф. Моим детям на память.
– У вас нет детей, Дзен. Я читал ваше личное дело.
– Тем не менее подпишите.
– Вы что, за идиота меня принимаете? Я не подписываю пустых листов, которые могут быть использованы, чтобы сфабриковать какое угодно заявление или признание. Никогда!
Дзен выпрямился и посмотрел на часы. Потом сделал шаг вперед и неторопливо изменил положение сломанной ноги Гуэррацци. На крики он не обратил никакого внимания. Он даже не взглянул на полковника, продолжая смотреть на часы. Когда прошла минута, Дзен повторил процедуру.
– Ладно, ладно! – взревел Гуэррацци, когда к нему вернулся дар речи. – У меня слабое сердце. Вы меня доконаете.
– Тогда подписывайте.
И Альберто подписал. Дзен внимательно следил за тем, как он это делал, потом отобрал у него листы и сунул в карман.
– Благодарю вас, полковник, – сказал он. – Мы почти закончили. Мне остается лишь сообщить вам, что Леонардо Ферреро был убит.
– Это мы уже обсуждали.
– Мы обсуждали причины, по которым ваш командир велел вам это сделать. Кстати, на самом деле они были ложны.
– Ради Иисуса, Дзен, вызовите «скорую»! Эта боль невыносима.
– Боюсь, что правда будет для вас еще более болезненна. Она представляется мне самым жестоким аспектом всей этой несчастной истории.
– Не надо читать мне лекций о правде! Я там был. Я знаю, что произошло.
– Нет, не знаете. А ведь даже та версия, в которую вы верили все эти годы, была для вас малоутешительна. Вы верили, что вам приказали казнить предателя, угрожавшего разоблачить тайную организацию, существенно важную для будущей стабильности страны. Но со временем становилось все более ясно, что, если эта стабильность и подвергалась когда-либо настоящей угрозе, то лишь со стороны таких людей, как вы. Никакой опасности вооруженного левого переворота никогда не существовало. Вы не только недооценили здравый смысл и порядочность итальянского народа, но и совершили чудовищное преступление от его имени и без его согласия.
– Легко быть мудрым задним числом.
– С тех пор вам троим пришлось жить с этим бременем. И каждый справлялся с ним по-своему, соответственно характеру. Несторе Сольдани эмигрировал в Венесуэлу и всякими сомнительными способами разбогател там. Сеньор Пассарини сделался отшельником и удалился в мир книжного антиквариата. Вы перешли в секретную службу и использовали свою власть, чтобы держать в страхе и, если понадобится, устранить каждого, кто будет представлять для вас угрозу. Сольдани мертв, Пассарини я огражу, но вы – другое дело. Те двое были подручными в убийстве Ферреро, на вас же лежала ответственность. Ответственность за все – и за детальный план операции, и за твердость в ее исполнении. Это вы решали, сколько именно должен промучиться Ферреро, прежде чем вы сбросите его в воронку. И только справедливо, чтобы вы наконец узнали правду.
Альберто Гуэррацци презрительно рассмеялся.
– Я ее всегда знал. Я не горжусь, но и не стыжусь того, что сделал.
Дзен пропустил его замечание мимо ушей.
– В ходе допроса, которому вы его подвергли, Леонардо Ферреро, должно быть, утверждал, что вступить в контакт с журналистом Лукой Бранделли ему приказал ваш командир Гаэтано Комаи.
– Он много чего говорил.
– Да, под пытками люди много говорят. Они скажут и сделают все, лишь бы прекратить свои мучения.
– Вот я, например, подписал эти пустые листы. Кстати, что вы собираетесь с ними сделать?
– Но в вашем случае все, что сказал Ферреро, было чистой правдой, – не обращая внимания на его реплику, продолжал Дзен. – В этом нет никаких сомнений, потому что при встрече он то же самое заявил журналисту. Он сообщил Бранделли, будто его командир недавно узнал о существовании «Операции Медуза» и сильно встревожился, что она может представлять для демократии серьезную опасность. Поэтому он велел Ферреро сделать так, чтобы некоторые подробности просочились в прессу, это поможет, мол, вывести дело на свет.
