Ее глаза влажны от слез.
— Но я ведь даже не настоящая.
— Для меня ты настоящая. — Я смотрю на нее еще секунду, не в силах оторвать взгляд.
Отец пытается не упустить мои бьющиеся в судорогах ноги.
— Мне не хватает сил тебя держать, пока ты так дергаешься.
Смотрю на край ямы. Потом поднимаю взгляд и вижу комнату, ферму и громадный город вдали — он кишит жизнью и полон света, но может вдруг обезлюдеть, превратясь в памятник потерянному миру. Другого способа предотвратить это нет.
— Ты должен сбросить меня туда. Может быть, я что-нибудь сломаю, но останусь жив.
— Все в порядке. — Люси опускается на колени рядом со мной. — Мы сделаем это вместе.
Впиваюсь в нее взглядом, она крепко держит меня, и я сжимаю ее руку.
— Я готов, — говорю спокойно. — Сбрасывай.
Отец отпускает меня, Ванек рычит, и я падаю в черную бездну.
Дом громаден — настоящий особняк. Люси называет его дворцом, но, вообще-то, на дворец он не похож. Думаю, ей просто нравится воображать себя принцессой. Она сидит напротив, за длинным, узким столом и поднимает бокал.
— Обед, кажется, удался.
— Да.
Улыбка. Шаги в комнате над нами, медленные и тяжелые, но я их игнорирую. Я теперь игнорирую все, что происходит в доме. Закрываю бо́льшую часть дверей, и мы с Люси наслаждаемся уединением. Многие все равно слишком дезориентированы, чтобы найти нас. Как я уже сказал, дом очень большой.
Даже Ванек не может обнаружить выход.
Беру ложку — полированное серебро с замысловатой резьбой — и зачерпываю еду из великолепной фарфоровой тарелки. Овсянка. Кажется, кроме овсянки, нам теперь ничего не дают. Хотя иногда бывает что-то еще. Яблочный мусс. Сладкое желе. Суп-пюре в особых случаях. Я не знаю толком, что это за особые случаи, но не возражаю. В моем распоряжении роскошный особняк, пища вкусная и в достатке, а лучший друг — женщина моей мечты. Мы живем так уже… Я потерял счет времени. Очень давно. Я счастливее, чем когда-либо прежде.
По коридору проходит какая-то фигура, темная, не полностью сформированная. Я смотрю в пустой дверной проем, жду. Мгновение спустя она возникает снова. У нее глухой и далекий голос.
— Кто ты?
Бросаю взгляд на Люси, потом на тень в дверях.
— Я хозяин этого дома.
Фигура стоит молча, ничего не делая, — тень, воплощенная в реальности; ее очертания размазаны. Она поднимает черную прозрачную конечность:
— Кто я?
— Ты — мой гость, — тихо отвечаю я. — Можешь ходить где хочешь, но покидать этот дом не разрешается.
— Значит, ты тюремщик.
— В некотором роде.
— А в чем мое преступление?
Опускаю ложку на стол.
— Когда найдешь ответ на свой вопрос, приходи. Мы поговорим об этом.
Фигура поворачивается, колыша дымку нереального мира. Она уходит не простившись, и я возвращаюсь к еде.
— Они учатся, — замечает Люси.
— Да.
— И становятся более смелыми и дерзкими.
Не отвечаю. Смотрю на стол, играю вилкой.
— Десерт подан. — Она держит серебряное блюдо, изящным движением снимает крышку. — Персики.
Улыбаюсь:
— Люблю персики. — Прокалываю плод серебряной вилкой, смотрю, как вытекает сок. Подношу ко рту и надкусываю.
Он великолепен.
Этот роман обязан своим появлением широкому кругу людей. В первую очередь моему профессиональному окружению: агенту Саре Кроу, редактору Моше Фидеру, юридическому помощнику Полу Стивенсу и рекламному агенту Алексис Саарела. Без их участия в работе над этим и всеми предыдущими романами «Необитаемый город» так и остался бы написанным кое-как файлом на жестком диске.
Огромная благодарность моему писательскому кружку и читателям, которые помогли превратить ранние версии этой книги из «продукта причудливого воображения Дэна» в «нечто такое, что людям на самом деле будет интересно читать». Не в алфавитном и ни в каком другом порядке: Брэндону и Эмили Сандерсон, Питеру и Карен Альстрем, Бену и Даниэль Ольсен, Алану Лейтону, Итану Скарстедту, Кайлинн Зобелл, Джанси Петерсон, Стиву Даймонду, Нику Дайнатхе, Уиллу Гробергу и Робу Уэллсу.
Особая благодарность Дон Уэллс, моей замечательной жене (лучшей поддержки, чем оказывает она, и представить нельзя), и Филипу К. Дику — попытки подражать ему я уже давно оставил, но вдохновлять меня он продолжает. Когда мир полон смысла, я думаю о первой, когда же смысл в нем отсутствует — думаю о втором.
Здесь обыгрывается хоккейный термин «вбрасывание» — face-off, что в буквальном смысле может иметь значение «лишение лица». Вбрасывание в хоккее происходит на красной линии в начале каждого периода после забитого гола или ошибки. — Примеч. ред.
