Малин кивнула.
— Хенри, ты можешь сегодня поработать?
— Конечно могу.
— Обзвони всех остальных сотрудников «Миллениума» и сообщи о случившемся. Затем дозвонишься до кого надо в полиции и узнаешь, что сделано за это время. Разузнай, не намечается ли какой-нибудь пресс-конференции или чего-то в этом роде. Нам нужно быть в курсе событий.
— О'кей. Сперва я обзвоню сотрудников, а затем заскочу ненадолго домой, чтобы принять душ и позавтракать. Вернусь через сорок пять минут, если только не отправлюсь прямиком из дома в Кунгсхольм.
— Поддерживай с нами постоянный контакт!
В комнате воцарилось молчание.
— О'кей, — сказал наконец Микаэль. — Обсуждение закончено?
— По-моему, да, — ответила Эрика. — Ты куда-то спешишь?
— Да. Надо позвонить одному человеку.
Харриет Вангер сидела на стеклянной веранде в доме Хенрика Вангера в Хедебю за завтраком, состоявшим из кофе и тостов с сыром и апельсиновым джемом. Вдруг зазвонил мобильный телефон. Она ответила, не посмотрев на дисплей, и услышала голос Микаэля Блумквиста:
— Доброе утро, Харриет.
— Спасибо на добром слове! Я-то думала, что ты никогда не встаешь раньше восьми.
— Так и есть, кроме тех случаев, когда я до утра не ложился. Сегодня была как раз такая ночь.
— Что-нибудь случилось?
— Ты слушала новости?
Микаэль вкратце рассказал ей о произошедшем.
— Какой ужас! — сказала Харриет Вангер. — Как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, ничего. Хотя бывало и лучше. А позвонил я тебе потому, что ты член правления «Миллениума» и тебе нужно быть в курсе. Думаю, что скоро какой-нибудь журналист разузнает, что это я обнаружил Дага и Миа, а это вызовет всякие предположения. А когда станет известно, что Даг работал за наш счет над расследованием, связанным с большими разоблачениями, то неизбежно возникнут вопросы.
— И ты считаешь, что я должна быть к этому подготовлена. О'кей. Что же мне следует отвечать?
— Скажи все как есть. Ты знаешь о случившемся. Ты, разумеется, потрясена ужасным убийством, но ты не знакома с содержанием его работы и потому не можешь давать комментарии. Расследование убийства — это дело полиции, а не «Миллениума».
— Спасибо, что ты меня предупредил. Я могу что-то сделать?
— Сейчас ничего. Но если я узнаю что-то новое, то дам знать.
— Хорошо. И пожалуйста, Микаэль, держи меня в курсе!
Великий четверг, 24 марта
В семь часов утра Великого четверга прокурор Рихард Экстрём получил официальное распоряжение, согласно которому ему поручалось ведение предварительного следствия по делу о двойном убийстве в Энскеде. Его коллега, дежуривший этой ночью, довольно молодой и неопытный юрист, все же понял, что убийство в Энскеде представляет собой нечто из ряда вон выходящее, и позвонил помощнику прокурора своего лена, а тот, в свой черед, ночным звонком поднял с постели начальника полиции лена. Посовещавшись, они решили поручить эту работу добросовестному и опытному прокурору. Их выбор пал на Рихарда Экстрёма сорока двух лет.
Экстрём был худощавым и щуплым человеком ростом сто шестьдесят семь сантиметров, с жидкими светлыми волосами и небольшой бородкой. Всегда безупречно одетый, из-за малого роста он носил башмаки на высоких каблуках. Свою карьеру он начинал помощником прокурора Уппсалы; оттуда его перевели на должность ревизора в департамент юстиции, где он занимался согласованием шведского законодательства и законодательства ЕС и так хорошо справился со своей задачей, что некоторое время служил в качестве начальника отдела. На этой должности он обратил на себя внимание расследованием организационных недостатков в сфере правообеспечения и высказался за усиление эффективности, вместо того чтобы по примеру коллег потребовать увеличения ресурсов. Проработав четыре года в департаменте юстиции, он перешел в прокуратуру Стокгольма, где занимался различными делами, связанными с нашумевшими ограблениями и другими уголовными преступлениями насильственного характера.
В государственной администрации его считали социал-демократом, на самом же деле Экстрём был совершенно равнодушен к партийной политике. Он уже пользовался определенной известностью в СМИ, а в коридорах власти его уважали как лицо, с которым считается высшее начальство. Он, безусловно, был кандидатом на высокие должности, и в силу приписываемых ему политических убеждений у него образовались обширные связи в политических кругах и силовых структурах. Среди полицейских сложились разные мнения о его способностях. Его работа в департаменте юстиции вызвала к нему неблагоприятное отношение в среде тех, которые считали увеличение численности личного состава наилучшим способом укрепления правопорядка. Но с другой стороны, Экстрём показал себя человеком, который не привык церемониться, когда нужно было довести дело до суда.
Получив от дежурных криминалистов краткий отчет о событиях этой ночи в Энскеде, Экстрём сразу понял, что дело это непростое и наверняка вызовет целую бурю в СМИ. Это не было обычным убийством. Убитыми оказались ученый-криминолог и журналист — последних он порой ненавидел, порой любил, в зависимости от ситуации.
В самом начале восьмого Экстрём в спешке пообщался по телефону с начальником уголовной полиции лена. В четверть восьмого он снова снял трубку и поднял с постели инспектора уголовного розыска Яна Бублански, более известного среди сослуживцев под прозвищем Констебль Бубла, то есть Пузырь. Вообще-то у Бублански был выходной, его отпустили на все праздники в счет накопившихся за год переработанных часов, но теперь его попросили прервать свой отдых и немедленно явиться в полицейское управление, чтобы возглавить группу по расследованию убийства в Энскеде.
Инспектору Бублански было пятьдесят два года, и более половины своей жизни, с двадцатитрехлетнего возраста, он проработал в полиции. Шесть лет он отъездил патрульным, поработал с торговцами оружием и ворами и лишь после этого, пройдя переподготовку, был с повышением переведен в отдел по борьбе с насильственными преступлениями уголовной полиции лена. За последние десять лет он принимал участие в расследовании тридцати трех убийств. По семнадцати из них он сам возглавлял следствие, в результате четырнадцать дел были раскрыты, а еще по двум полиция выяснила, кто был убийцей, однако для передачи дела в суд не хватило доказательств. И только в одном-единственном случае шестилетней давности Бублански и его сотрудники потерпели неудачу. Речь шла об убийстве заядлого алкоголика и скандалиста, зарезанного у себя дома в Бергсхамре. На месте преступления было найдено бессчетное множество отпечатков и следов ДНК, оставленных там десятком лиц, которые в течение года перебывали в этом доме и поучаствовали там в различных пьянках и драках. Бублански и его сотрудники не сомневались, что виновника надо искать среди пьяниц и хулиганов, которые составляли обширный круг знакомств убитого, однако, невзирая на все усилия, преступнику удалось остаться неизвестным.
В общем и целом у инспектора Бублански были очень хорошие показатели раскрываемости, и среди сослуживцев он пользовался репутацией заслуженного работника.
Но в то же время коллеги посмеивались над его чудачествами — отчасти они объяснялись тем, что он был евреем и по большим праздникам своего народа появлялся в коридорах полицейского управления в ермолке. Некогда один из тогдашних крупных полицейских начальников высказался в том смысле, что, дескать, по его мнению, полицейскому точно так же не пристало появляться на службе в ермолке, как, например, в тюрбане. Однако обсуждение этого вопроса на том и закончилось. Один из журналистов прицепился к этому высказыванию и начал задавать вопросы, после чего начальник быстро ретировался в служебное помещение.
Бублански принадлежал к сёдерской общине и, когда не находилось кошерной еды, заказывал вегетарианские блюда, однако не был настолько ортодоксален, чтобы не работать по субботам. Бублански тоже быстро сообразил, что двойное убийство в Энскеде не обещает простого расследования. Как только он в начале девятого явился на службу, Рихард Экстрём тотчас же отвел его в сторонку.
— Похоже, что это скверная история, — сказал вместо приветствия Экстрём. — Убитая пара — это журналист и женщина-криминолог. И мало того: обнаружил их тоже журналист.
Бублански кивнул. Сказанное означало, что расследование будет проходить под пристальным наблюдением СМИ, которые не оставят без внимания ни одной мелочи.
— И вот тебе еще соль на рану: тот журналист, что первым их нашел, — это Микаэль Блумквист из «Миллениума».
— Ого! — отозвался Бублански.
— Тот, который прославился шумихой вокруг дела Веннерстрёма.
