– Я полагал, что ты достаточно умен, Лорел Робсон, чтобы понять, что я здесь всего лишь что-то вроде сторожа, – ответил Кетер. – Не я создал все это.
– Но кто же тогда?!
Кетер пожал плечами.
– Не знаю. А впрочем, хватит об этом, – заключил он, зевая. – Оставайтесь или уходите, но не портите нам этот день.
– Ну а души мертвых, они-то куда идут? Рай-то где? – упорствовал Лори.
– Честное слово, ты неутомим, приятель! – вздохнул Кетер, слегка коснувшись жестких завитков Лорела, и под его пальцами прядь волос стала белой как снег. – Если хочешь знать, я скорее склонен к одиночеству, – продолжал он. – У меня нет никакого желания быть окруженным рыдающей толпой человеческих душ. Этим занимается Никс.
– Эта ведьма!
– Никс очень компетентна. Она и ее супруг Гадес[54] вполне успешно управляют царством мертвых,
– Гадес? – удивился Марвин. – Тот самый, из мифологии?
– Угу, – подтвердил Кетер. – Великая личность. Это в его чреве вы оказались недавно. Никс, знаете ли, долгое время называлась Персефоной.
– И она обманывает его с архангелом Михаилом!
Лори уже не мог удержаться.
– Ну и что? Вы считаете, что только англичане имеют монополию на дворцовые интриги? – усмехнулся Кетер. – Ну ладно, так что вы решили?
– А что происходит сейчас на Земле? – поинтересовался Герби.
– Как всегда, ничего особенно веселого. Два-три маленьких геноцида, которые представлены в ваших газетных заметках. Несколько морей, загрязненных на века. Насилия, убийства, грабежи. Я редко видел столь глупый и жестокий род.
– А что с посланцами Версуса?
– Сейчас они оккупируют Парадиз-Маунтин, – сквозь зубы процедил Кетер.
– Оккупируют? Это означает, что они всех там сожрали, – мрачно заметил Герби.
– И они будут продолжать и дальше, а вы все так же не будете вмешиваться, так ведь? – сказал Джем, подбоченившись.
– Ух ты, настоящий Джеймс Дин! – сказала Магдалина.
– Да, они будут продолжать, если никто их не остановит, – ответил Кетер, не обращая внимания на ее замечание. – Мы с Версусом заключили пакт о невмешательстве. Это длится уже миллионы лет, и не вам это менять!
– Если не считать, что Версус хитрит и пытается вас облапошить! – возмутился Аньелло.
– Запомните, лейтенант, что не родился еще тот, кто меня «облапошит», как вы говорите. И уймите ваши дурные мысли, мистер Коул, – добавил он, поворачиваясь к побагровевшему Бадди. – Ну все, аудиенция окончена. Рита вас проводит.
– Я возвращаюсь на Землю, – сказал Джем.
– Я тоже, – присоединился к нему Лори. – Там мерзко, там гадко, там воняет, но это наш дом.
– Тогда прощайте, – беззлобно ответил Кетер. – И всегда добро пожаловать!
– Я тоже возвращаюсь, – сказал Марвин. – Я хочу вновь увидеть своих детишек.
– А нам нужно вернуться, чтобы ребеночка сделать, – сказал Герби, прижимая к себе Сэм.
– Поспешите, – сказал Аньелло с порога. – Мутанты-то не станут ждать, чтобы творить свои подлости!
– А вы, Бадди? – спросила, Рита.
– Мне кажется, что во мне нет ничего ангельского.
– А вы, Рут? – тихо спросила Сэм.
Рут еще теснее прижалась к Кетеру.
– Ему необходим кто-то, кто бы о нем заботился, – прошептала она Саманте.
Рут Миралес, жена Бога. Прекрасное перевоплощение после прожитых восьмидесяти лет жизни!
– Через несколько секунд вы будете на Земле, – сказал Кетер. – И вы никогда не узнаете, приснилось вам все это или нет. Но вам не приснилось. До… скорого, друзья мои!
И он щелкнул пальцами.
Черная дыра.
Эпилог
Кетер повернулся к Рут.
– Где это вы меня недавно нашли?
– Да там, конечно. Там, в вашей комнате, – ответила Рут.
– И все было нормально?
Нормально? Это зависит от оценки. Ведь все относительно.
– Ну да, совершенно нормально, – ответила она с невинной улыбкой.
Пусть не думают, что она будет ратовать за правду. Она уже представляла себе крупные заголовки в скандальных газетах: «Бог страдает раздвоением личности». А отсюда всего два шага до того, что они захотят его сместить или начать давать ему прозак… Но теперь она здесь. Она будет настороже, пообещала она сама себе.
– Прогуляемся? – спросил Кетер.
И, подняв как перышко, он посадил ее позади себя на комету.
Вдалеке два веселых першерона галопом неслись за Малой Медведицей.
– Где мы? – спросил Марвин, испытывая ощущение, что он повторяет какой-то очень знакомый текст.
– Не знаю. Здесь темно.
– Конечно, ведь сейчас ночь.
– Ш-щ-щ! На нас смотрят люди! – неожиданно сказал Лори, указывая на ряды людей, сидящих в темноте.
Аньелло положил руку на свое оружие.
– Кто идет? – окликнул он громко.
Странное сборище молчало. Всплески сияющего света позволяли разглядеть довольные и веселые лица людей, жующих попкорн. Бадди подошел ко всем остальным.
– Внимание, лейтенант! У тебя за спиной педик! – заорал один из сидящих, какой-то здоровяк с толстым пузом. И все захохотали.
Педик? Бадди огляделся. Откуда эти люди могли знать? И ради всего святого, где это они?
– Живой мертвец справа, – закричал какой-то прыщавый малец с набитым ртом.
Опять взрывы смеха. Вдруг выплеснулась оглушительная музыка. Джем осознал, что они идут по снегу.
Он наклонился, чтобы взять немного этого снега. Он не был холодным. Джем понюхал. Снег не имел запаха. Ну да, синтетический. Но что это значило? То, что во время «путешествия» их чувства изменились? Он прищурился. Та уснувшая внизу деревня – это, должно быть, Парадиз-Маунтин. Да. Огромная мигающая вывеска сияла перед въездом на маленькую лыжную станцию. Рука какого-то шутника заменила «М» в слове «Маунтин» на «Ф». Парадиз-Фаунтин[55].
– Фонтан при тридцати семи градусах… – пробормотал Герби, со злостью пиная снег.
«Но тогда, если мы в горах, почему сидящим здесь людям тепло?» – подумал Джем. На них майки и сандалии. И над этими людьми была крыша, тогда как сами они были на улице. И что делают эти люди, сидя бок о бок в темноте?
– Джем, – позвал Лори, потянув его за руку. – Джем.
– Чего?! Черт, не тяни меня так!
– Джем, там, эти люди…
– Ага?
– Они лопают попкорн.
– Ну и что? Спасибо, что не мясо!
– Они сидят в темноте, едят попкорн и хохочут, глядя на нас.
– Ну и что? Говори яснее, Лори!
– ОН ОТПРАВИЛ НАС В ФИЛЬМ! – заорал Лори
– В фильм? – задохнулся Джем.
– В ЧЕРТОВ ХРЕНОВЫЙ КРОВАВЫЙ ФИЛЬМ УЖАСОВ!
В фильм? На пленку? Качество снега, отсутствие запаха, необычные ощущения от прикосновений… Но в таком случае…
– Ты хочешь сказать, что мы герои фильма? – спросил он, машинально надувая грудь.
– Ой, да, он прав! – пробормотала Сэм. – Ой, да. Взгляните на них!
– Скучно! Прибавь действия! – крикнул один из зрителей.
– Что за задница! – закричал другой парень. – Ну-ка, шериф, действуй!
Взрыв грубого смеха.
– Знать хотя бы, что мы играем… – сказал Бадди, втягивая живот и проклиная костюмера, одевшего его в этот нелепый лыжный комбинезон.
– Не может быть и речи, чтобы я согласился на четыре сеанса в день! – поморщился Герби.
– Эй, вы знаете, что весь зал ждет продолжения?! – заорал Аньелло, готовый устремиться на Парадиз-Маунтин.
Он играл главную роль в художественном фильме! Классно! Он, лейтенант Аньелло, навечно станет героем! Защитник Америки на большом экране.
– Как мы выйдем отсюда? – спросила Саманта, у которой очень болели ноги.
– Что-нибудь придумаем, – сказал Марвин. – Мы всегда придумываем.
– Вот поэтому-то мы и герои, – заключил Лори, под град насмешек раскланиваясь перед залом.
– Ну, не так уж плохо, – сказала Салли, поставив дымящуюся урну на растрескавшуюся крышку старого гроба, изъеденного червями.
Она все утро подметала и чистила большой склеп.
– Если повесить на стены какие-нибудь ex-voto[56], то будет совсем миленько, – добавила она, подбоченясь и созерцая замшелую крипту.
Это Аллан обнаружил маленькое заброшенное кладбище. Они выбрали старое захоронение со стертым надгробным камнем, расположенное немного в стороне. «Прелестная двухкомнатная квартирка. Одна крипта для ребятишек, а другая для нас», – подумала Салли.
– Я пойду поищу гробы в приличном состоянии, – сказал Аллан, целуя Салли в шею.
– Мне дубовый, – потребовала Бренда. – И с позолоченными ручками.
– А мне с золотыми! – сказал Язон.
– Ну до чего же он глуп! – парировала Бренда с самоуверенностью восьмилетней леди.
– Идите сюда, мои цыпочки, – позвала их Салли, открывая объятия. – Мамочка Салли приготовила вам что-то вкусненькое!
– Ты опять приготовила им рагу из голов! – мягко пожурил ее Аллан.
– Умираешь ведь только раз!
Он снова поцеловал ее. Им ведь здесь хорошо, правда? Они спокойны. Счастливы.
