Райм заметил, что членов группы все больше раздражала беспорядочная речь Китинга.
— Мы слышали, что при пожаре погибла его жена. Вы что-нибудь знаете о ее родственниках?
— О родственниках Мэри? Нет, они поженились за неделю или две до пожара. У них действительно была любовь. Мы думали, она хоть немного успокоит его. Заставит меньше преследовать нас. Мы на это надеялись. Но так и не успели толком ее узнать.
— Можете ли вы назвать имена тех, кто хоть что-нибудь о нем знает?
— Арт Лессер был его первым ассистентом. Я — вторым. Мы были его ребятами. Нас так и называли — «ребята Эрика». Все называли.
— Лессеру мы уже звонили, — сказал Райм. — Может, кто-то еще?
— Помню только тогдашнего управляющего цирком «Хасбро». Его зовут Эдвард Кадески. Сейчас он, кажется, работает продюсером в Чикаго.
— Вейр больше не звонил? — уточнив написание фамилии продюсера, спросил Селлитто.
— Нет. Он ведь сделал все, что собирался сделать. Выпустил когти Мучил и преследовал.
Это Эрик…
— Послушайте, я должен идти. Мне нужно погладить униформу. Я работаю в воскресной утренней смене, а это нелегкая смена.
Когда разговор закончился, Сакс подошла к аппарату и нажала кнопку разъединения.
— Коллега! — пробормотала она.
— Ему надо лечиться, — заметил Селлитто.
— Ну, по крайней мере у нас теперь есть зацепка, — сказал Райм. — Посмотри данные на этого Кадески.
На несколько минут исчезнув, Мел Купер вновь появился с распечаткой базы данных театральных компаний. «Кадески продакшнз» находилась в Винди-сити на Саут-Уэлс-стрит. Селлитто сразу позвонил туда, но — что для позднего вечера субботы было совсем неудивительно — услышал только голос автоответчика. Детектив все же оставил свое сообщение.
— Вейр испортил жизнь своему ассистенту, — заметил Селлитто. — Он непостоянен. Он мучает людей. Но что им движет?
— Давайте позвоним Терри, — предложила Сакс.
В Нью-Йоркском управлении полиции Терри Добинс работал психологом. Вообще в управлении было несколько психологов, но только Добинс специализировался на составлении профилей поведения преступника — это искусство он освоил во время службы в отделении ФБР в Куонтико, штат Виргиния. Из прессы и художественной литературы публика уже почерпнула информацию о психологических профилях преступников и о том, насколько они полезны. Райм, однако, считал, что полезны они далеко не всегда, а лишь при расследовании определенных видов преступлений. Обычно в мышлении преступника нет ничего загадочного, и только в тех случаях, когда мотив неизвестен, а следующую жертву трудно вычислить, психологический профиль преступника может принести определенную пользу. Он помогает следствию находить информаторов или тех, кто что-либо знает о подозреваемом, предвидеть его дальнейшие шаги, расставлять в соответствующих местах ловушки, организовывать наблюдение, искать совершенные в прошлом аналогичные преступления.
Просмотрев справочник управления полиции, Селлитто нашел домашний телефон Добинса.
— Терри!
— Лон? В трубке слышно эхо от громкоговорящей связи. Следовательно, Линкольн Райм тоже здесь.
— Да, — подтвердил Райм. Он питал особую слабость к Добинсу — первому, кого увидел после того, как сломал позвоночник. Райму казалось, что Добинс с одинаковой страстью относится к футболу, опере и загадкам человеческого мышления.
— Извини, что так поздно, — сказал Селлитто, — но нам нужна твоя помощь по одному серийному убийце.
— Это тот, о ком сообщалось в новостях? Который убил студентку музыкальной школы? И возможно, патрульного офицера?
— Верно. Он также убил гримера и пытался убить наездницу. Две женщины традиционной ориентации, один мужчина гомосексуалист. Никаких сексуальных действий. Мы теряемся в догадках. К тому же он сообщил Линкольну, что завтра днем собирается продолжить свою деятельность.
— Он сообщил Линкольну? По телефону? В письме?
— Лично, — ответил Райм.
— Гм! Вероятно, это была интересная беседа.
— Ты даже не представляешь себе, насколько интересная!
Селлитто и Райм кратко описали преступления Вейра и сообщили Добинсу то, что узнали о нем.
Добинс задал им множество вопросов, потом ненадолго умолк и наконец сказал:
— Похоже, в нем существуют две силы. Они взаимно усиливают друг друга и ведут к одному и тому же результату… Он все еще выступает?
— Нет, — сказала Кара. — После пожара он не выступал. По крайней мере об этом никто не слышал.
— Выступления на публике, — пояснил Добинс, — настолько захватывают, что, когда карьера удачливого исполнителя почему-либо заканчивается, он испытывает тягостное чувство утраты. Актеры и музыканты — думаю, и фокусники тоже — полностью отождествляют себя со своей карьерой. Таким образом, получается, что пожар уничтожил этого человека.
«Исчезнувший человек», вспомнил Райм.
— Это, в свою очередь, означает, что сейчас им руководит не стремление к успеху, не желание доставить удовольствие публике и не привязанность к профессии, а гнев. И это усугубляется второй силой — огонь изуродовал его и повредил ему легкие. Как человек, привыкший выступать перед публикой, он должен особенно стесняться этого. Таким образом, его гнев возрастает. Пожалуй, это можно назвать синдромом «фантома оперы». Самому себе он кажется уродом.
— Значит, он хочет свести счеты?
— Да, но не обязательно в буквальном смысле: пожар убил этого человека, уничтожил его прежнюю личность, и, убивая кого-то, он чувствует себя лучше; это уменьшает беспокойство, порождаемое в нем гневом.
— Но почему он выбрал именно эти жертвы?
— Пока не знаю. «То, что они представляли собой». Скажи еще раз, чем они занимались.
— Студентка музыкальной школы, гример и адвокатесса, хотя он идентифицировал ее как наездницу.
— Что-то в них питало его гнев. Не знаю, что именно, — пока не хватает данных. Как пишут в учебнике, каждый убийца зациклен на том, что можно назвать критическими моментами. Моментами, круто изменяющими судьбу. Возможно, его жена была музыкантом или же они встретились на концерте. Гример, возможно, соотносится с его матерью. Например, с ней связано счастливое воспоминание детства о том, как он маленьким мальчиком сидел в ванной и наблюдал за матерью, накладывающей косметику. Лошади? Не исключено, что когда-то он с отцом ездил на лошади, и ему это очень понравилось. Подобные моменты счастья у него отнял огонь, и теперь он предназначает в жертвы людей, напоминающих ему об этих временах. Возможно и другое: жертвы ассоциируются с тем, о чем у него остались дурные воспоминания. Ты говорил, что его жена погибла во время репетиции. Быть может, в тот момент звучала музыка.
— И только из-за этого он тщательно разрабатывает свои планы, наблюдает за потенциальными жертвами и убивает их? — спросил Райм. — На это же нужны месяцы!
— Рассудок должен удовлетворять его желания, — ответил Добинс.
— Еще одно, Терри. Он словно обращается к воображаемой аудитории… Погоди, мне казалось, что он называет ее «уважаемой» публикой, но сейчас я вспомнил — это «почтеннейшая» публика. Он разговаривает с ней так, будто она реально существует. «А теперь, почтеннейшая публика, мы сделаем то-то и то-то».
— Почтеннейшая? Это важный момент. После того как погибли его карьера и возлюбленная, он перенес свое обожание, свою любовь на публику — некую обезличенную массу. Люди, почитающие группы или толпы, порой жестоко относятся к отдельно взятой личности. И не только к незнакомым, но и к своим партнерам, женам, детям, другим членам семьи. — Джон Китинг, вспомнил Райм, говорил точно так, как ребенок, которого обидел отец. — А в случае с Вейром, — продолжал Добинс, — такой склад ума особенно опасен, поскольку он обращается не к реальной аудитории, а лишь к воображаемой. Это наводит на мысль о том, что реальные люди вообще не представляют для него никакой ценности. Вейру ничего не стоит убивать многих. Это очень опасный парень.
— Спасибо, Терри.
— Когда посадите его в банку, дайте мне знать. Я с удовольствием проведу с ним некоторое время.
— Может, мы должны… — начал Селлитто, когда разговор закончился.
— Ложиться спать, — сказал Том.
— А? — переспросил детектив.
— И никаких «может». Вы сейчас же отправитесь в постель, Линкольн. И все уйдут. Вы бледный, и у вас усталый вид. Я не хочу иметь дело ни с сердечно-сосудистыми, ни с неврологическими осложнениями. Если помните, я хотел отправить вас спать еще несколько часов назад.
— Ладно, ладно! — уступил Райм. Он действительно устал. К тому же (хотя в этом он не признался никому) пожар сильно испугал его.
Команда начала расходиться. Кара взяла свою куртку. Когда она надела ее, Райм заметил, что девушка расстроена.
