Ирония ситуации угнетала Гели.
– Вы знаете, я люблю Питера Година, – сказала она. – И очень его уважаю. А вас, как вы сами догадываетесь, терпеть не могу. До того, как вы пришли с этим предложением, я вас к тому же и не уважала. Но ваш план может сработать, может…
– Если вы готовы мне подыграть, план сработает без осечки.
Гели не видела иного пути, кроме сотрудничества со Скоу.
– Скажите, где находится вторая, нелегальная лаборатория «Тринити», – и по рукам.
У Скоу вытянулось лицо.
– Увы, я не вправе.
– Почему же?
– Сейчас поймете. Я сообщу вам имя человека, который отвечает за безопасность той лаборатории. Со всеми вопросами к нему.
Гели остановилась и сердито уставилась на Скоу.
– Что за игры?
– Он велел все вопросы переадресовывать ему. И нарушать его волю у меня нет резона – иметь врагом такого человека мне не улыбается.
– Кто он, черт возьми?
Скоу покачал головой.
– Я дам вам номер его телефона.
– Я не звоню людям, имени которых я не знаю!
Скоу сделал последнюю затяжку. В его глазах появилось что-то вроде жалости.
– За безопасность второй лаборатории отвечает генерал Хорст Бауэр.
Кровь бросилась в лицо Гели. Работа в «Тринити» наполняла ее гордостью и сознанием, что она превзошла отца. И вот победа оказалась иллюзорной.
– Мой отец работает на Година?
– Да.
– Сукин сын! Какого дьявола он и тут перебегает мне дорогу?
Раскрывать всю правду Скоу решительно не хотелось, однако он чувствовал, что Гели не станет сотрудничать с ним, пока он не расколется окончательно.
– Все просто. С самого начала практически всем в проекте «Тринити» тайно заправлял Годин. Ваш отец был нужен ему как влиятельная фигура в военной разведке. Хорст Бауэр из тех, кто решает, какие типы компьютеров нужны армии в Пентагоне и прочих центрах управления – к примеру, в форте Уачука.
Форт Уачука в штате Аризона был командным центром американской военной разведки, а ее отец – его начальником.
– Генерал Бауэр уже давно содействует фирме "Годин суперкомпьютинг" в получении заказов от армии, – сказал Скоу. – Именно его поддержка помогала Питеру побивать конкурентов.
– Вы хотите сказать, что мой отец брал взятки?
– Да еще какие! Годин регулярно переводил деньги на его секретный банковский счет – такой же, как и у меня. Как вы понимаете, я веду широкий образ жизни не на те гроши, что получаю от АНБ.
– Значит, мой отец – лицемерный сукин сын. А я-то думала, что хотя бы интересы страны для него святы… Впрочем, пора мне знать: подлец во всем подлец, а не только в чем-то одном!
– Ваш отец нисколько не навредил отечеству тем, что протежировал Годину. Годинские суперкомпьютеры во многом лучше машин его конкурентов. Генерал делал хорошее дело и попутно набивал карманы. Бизнес есть бизнес.
Казалось, шрам на лице Гели пульсировал от ярости.
– Армия – это служение, а не бизнес!
Скоу хихикнул.
– Вот уж не думал, что ваша голова полна романтических бредней!
– Да пошли вы…
– Так или иначе, когда у Питера появилась нужда в тайной лаборатории, он вспомнил про вашего отца. Некоторая сумма денег перешла из рук в руки, и генерал подыскал нам укромное местечко, куда посторонним доступа нет.
– А зачем наняли меня?
– Питер искал на эту работу человека определенного типа. Ваш отец предложил вас.
Гели опять зашагала по проходу. Кровь стучала в ее ушах.
– Он ведь обо всем знает, да? И что Годин на грани смерти, и что проект висит на волоске?
– Да, он в курсе всего. И на нашей стороне. Он тоже может поплатиться карьерой, если не подсуетится.
– Мне плевать на его карьеру. И на вашу тоже. Чтоб вы оба в аду горели!
– Гели, вы бы лучше не ругались, а просто позвонили папе и поговорили по душам.
– Тайная лаборатория «Тринити» находится в форте Уачука?
– Нет.
Этому Гели в первый момент не поверила. Там, на отдаленной аризонской базе, тысячи акров испытательных полигонов. Можно спрятать хоть сотню лабораторий.
С другой стороны, ее отец был дока в вопросах служебного выживания. Он не мог не просчитать заранее вариант неудачи проекта «Тринити» и наверняка оставил себе возможность в любой момент дистанцироваться от Година. У него хватило бы ума не затевать нелегальные дела на подведомственной ему территории.
Гели надела наушники и, нажав нужную клавишу, приказала компьютеру: "Генерал-майор Хорст Бауэр. Форт Уачука, штат Аризона".
Скоу облегченно вздохнул.
К телефону подошел адъютант генерала.
– Генерала Бауэра! – не заботясь о вежливости, сказала Гели.
– Генерал в данный момент занят. Что передать?
– Капитан, доложите ему немедленно, что звонит дочь.
– Не кладите трубку, пожалуйста.
Скоу явно наслаждался происходящим. Гели повернула кресло так, чтобы не видеть рожу стареющего прощелыги с дипломом лучшего американского университета.
Она мысленно представила себе отца. Высокий импозантный мужчина с типичной немецкой внешностью. Враги Хорста Бауэра описывали его как белокурую версию сыгранного Бертом Ланкастером генерала Джеймса Маттуна Скотта из фильма "Семь дней в мае". Что ж, сравнение справедливое. Во всеобщем восприятии он был жестким и придирчивым начальником. Однако Гели знала его с другой стороны, куда более отвратительной стороны – как бабника, который изменял жене на каждом шагу и имел за границей кучу незаконных детей. Нетерпеливый воспитатель, грубый и жестокий по натуре, он воспитывал непокладистую дочь рукоприкладством. Трагическая ирония ее жизни заключалась в том, что она во всем следовала по стопам человека, которого люто ненавидела. Причина была проста. Она ненавидела отца за то, что он в детстве нанес ей неизлечимые психические травмы, однако пассивную, безвольную и покорную мать презирала и походить на нее не хотела.
– Привет, Гели, – раздался в наушнике басистый голос, от которого каждая мышца напряглась. – Похоже, у тебя неприятности. В другое время ты мне никогда не звонишь.
– Что ты знаешь о проекте по созданию искусственного интеллекта?
– Шутишь? Я на такие неопределенные вопросы не отвечаю.
– Ладно, давай говорить конкретно. Я отвечаю за безопасность в лаборатории проекта «Тринити» в Северной Каролине. И вот мне говорят, что есть некая секретная лаборатория, которая работает над тем же. Что тебе о ней известно?
Ответом было долгое молчание. Затем Бауэр сказал:
– Кое-что известно.
– И ты не счел нужным сообщить мне об этом?
Сухой смешок на другом конце связи.
– Я и не подозревал, что мы с тобой опять друзья-приятели.
– Ты рекомендовал меня Годину для этой работы?
– А как бы иначе он тебя нашел?.. Но про свое участие в «Тринити» я помалкивал не по своей воле. Обычная тактика Година: каждый знает только свой кусочек правды. Поэтому ты не сердись, в таких делах свои законы. Если уж на то пошло, ты меня тоже не балуешь информацией. После восемнадцати ты практически ничего про свою жизнь мне не рассказывала. Все, что я про тебя знаю, стало известно из сплетен, разговоров с лечившими тебя врачами и полицейских протоколов.
"Некоторые сражения никогда не заканчиваются", – подумалось Гели.
– Не будем ворошить прошлое, – сказала она. – Что касается проекта «Тринити», теперь я в курсе того, что мне положено было знать уже давно.
– Ты понимаешь ситуацию? Понимаешь, что необходимо делать?
– Меня подробно просветили.
– Скоу трусоват, но ему не откажешь в таланте правильно действовать в кризисной ситуации.
– Ладно, прощай, – сказала Гели, но связь не отключила.
Она сдернула наушники и впилась взглядом в Скоу.
– Ну, – ухмыльнулся аэнбэшник, – похоже, теперь все мы в одной лодке?
– Похоже.
– Это не совсем тот ответ, которого я ожидаю.
– Меня тошнит от одной мысли, что такой человек, как Годин, будет вывалян посмертно в грязи – чтобы гады вроде вас и моего отца вышли сухими из воды. Рядом с Питером Годином вы сморчок никчемный.
Скоу впервые за весь разговор покраснел.
– Так вы согласны насчет Теннанта и Вайс? Оставляем их в живых и извиняемся перед ними: мол, простите, недоразумение вышло?
– Не спешите хоронить Година.
– И то верно.
– Мы, кстати, понятия не имеем, где сейчас наши беглецы. Хоть на телевидение иди и объявляй на всю страну: ребята, возвращайтесь, вас передумали убивать.
– Стало быть, не будем торопить события.
– Тем не менее я и сейчас не вполне уверена, нужен ли нам Теннант, который неизбежно начнет трепаться и рассказывать в высоких кабинетах свою версию происшедшего. Как ни крути, а связи у него большие. Неизвестно, что и кому он в уши надует. И чья правда верх возьмет.
