студенты пили кровь друг друга до последнего издыхания. Полы замка стали черными от их крови, пропитавшей ее волосы и кожу.
«Это Черный бал», – взревел зверь-Вад и оторвал зубами кусок кожи с ее плеча.
Корвина, вскрикнув, проснулась. На плече саднил засос в том месте, где он укусил ее в лесу, все тело покрылось испариной, дрожа от ужаса и возбуждения ото сна. Прижав ладонь ко лбу, она бросилась в душевые, где плеснула холодной водой в лицо и посмотрела на свое отражение в зеркале.
Все осталось целым и невредимым.
Теперь она сидела в аудитории на последнем занятии, на котором, как ни странно, обсуждался роман «Дракула», а сон по-прежнему занимал все ее мысли.
– Одна из ключевых тем «Дракулы», – сказал мистер Деверелл, постукивая маркером по доске, – тема женской сексуальности. – На миг он пробежался по Корвине взглядом и продолжил: – Роман написан в соответствующее время и обращается к обществу, в котором женщины либо были полностью непорочными, помолвленными или замужними, либо считались шлюхами, а потому не имели значения в глазах общественности. В то время откровенная сексуальность трех женщин-вампирш, соблазнивших Джонатана, или Люси, обращенной зверем, да и вкратце любое проявление женской сексуальности было табуировано.
Рия, девушка, которая всегда поднимала руку, подняла ее снова.
– Возможно, табу проистекает из взаимосвязи выражения женской сексуальности с актом потребления крови?
Пока он отвечал ей, Корвине вспомнился яркий образ Вада из ее сна и его клыков, царапавших округлость ее груди, капель крови, ровной струйкой текших по ее соску, и того, как он выпил ее всю.
Содрогнувшись от порочного образа, Корвина скрестила руки на груди, пряча возбужденные соски, и принялась делать записи.
Казалось, лекция тянулась целую вечность, пока наконец не прозвенел последний на сегодня звонок.
– Мисс Торн, мистер Кинг и мисс Клемм, – послышался его голос. – Задержитесь, пожалуйста, на несколько минут. Я бы хотел обсудить ваши работы лично.
Сердце подскочило в груди, когда Корвина увидела, как Вад сел на стул и достал бумаги из ящика.
Студенты поспешили из аудитории, и она тоже встала, прихватив сумку.
– О чем ты написала? – спросила Джейд, когда Рия подошла к нему первой.
Они тихо разговаривали: он указывал на какие-то моменты в ее работе, она кивала.
– Просто о смерти, наверное. – Корвина пожала плечами, зная, что он попросил ее задержаться вовсе не из-за работы.
Хотя она написала хорошее эссе, это Корвина тоже знала. Написала о смертях, что оставляли живущих без ответа, главным образом о своем отце и всех пропавших без вести людях из Веренмора, которые спустя столько времени были уже точно мертвы.
– Пожалуй, пойду в медкабинет. Мне нехорошо.
Корвина переключилась на подругу.
– Что случилось? Ты уверена?
Джейд пошла к выходу.
– Да. Мне нравится в медкабинете. Там… спокойно. Увидимся позже в башне.
– Дай знать, если тебе что-то будет нужно, – крикнула ей вслед Корвина, беспокоясь за подругу, которая после смерти Троя становилась все более замкнутой.
Джейд подняла вверх большой палец и ушла, оставив ее одну с Матиасом и Вадом, которые что-то серьезно обсуждали. Корвина не стала им мешать и подошла к окнам сбоку аудитории. День был пасмурным, черные тучи накатывали с горизонта и застилали всю местность неотвратимым мраком. Крутой утес с этой стороны замка устремлялся вниз прямиком в покрывало темной зелени. Взору открывались одни только бесконечные горы, смертоносные и величественные.
Как только дверь со щелчком закрылась, Корвина повернулась кругом. Заперев дверь, Вад вернулся за стол и прислонился к нему, скрестив руки на груди. Его серебристые глаза смотрели сквозь очки в черной оправе в цвет его одежды.
Он неспешно, лениво пробежался по Корвине взглядом с головы до пят.
– Почему ты сегодня возбудилась во время занятия?
Корвина стиснула в руках сумку, преисполнившись решимости добиться от него ответов.
– Почему ты притворяешься преподавателем?
Он вскинул брови.
– Я и есть преподаватель.
– А еще владелец этого замка, – напомнила она.
– Верно. – Он поудобнее устроился на столе, стоящем позади него. – Ты имеешь в виду, почему больше никто об этом не знает?
– Да.
– А что я получу взамен за ответы на твои вопросы? – Он наклонил голову в уже знакомой ей манере.
Корвина сглотнула, чувствуя тесьму ожерелья-чокера там, где бился пульс.
– Меня. Как только пожелаешь.
– Я и так могу заполучить тебя, как только пожелаю, вороненок, – напомнил Вад, и она знала, что это правда. – Но мне приятно, что ты предложила. Значит, ты получишь ответы на свои вопросы.
Боже, порой он говорил как настоящий говнюк, но ее это все равно возбуждало.
– Так почему никто не знает? – Она прислонилась спиной к окну, в глубине души испытывая трепет от понимания, что от обрыва ее отделяло одно только стекло.
– Это долгая история.
– У меня есть время.
Он кивнул и ловким движением сел на стол.
– Мой отец заплатил матери, чтобы она избавилась от меня. Она бросила меня черт знает где, а потом меня отправили в приют для мальчиков, в котором я долго прожил.
У Корвины душа болела за выброшенного, как мусор, маленького мальчика, которым был этот мужчина.
Он достал сигарету, зажег ее и сделал глубокую затяжку.
– Когда мне исполнилось тринадцать, откуда ни возьмись, появился какой-то старик и усыновил меня. Отвез в очень красивый дом и сказал, что я его внук. Его сын рассказал обо мне на смертном одре. Он сказал, что много лет пытался меня найти.
– Очень мило с его стороны. – Корвина почувствовала, как в груди стало легче оттого, что история приняла более благополучный поворот.
Вад ответил мрачным смешком.
– Можно было бы так подумать. Видишь ли, у него больше не было наследников. Он старел, совет все больше брал замок под свой контроль, а он этого не хотел.
Корвина наблюдала, как он выдохнул колечко дыма в потолок и, сохраняя расслабленную позу, продолжил рассказ.
– Он стал рассказывать мне о Веренморе, – сказал Вад, выдыхая дым. – Отправил в частную школу, заставил узнать все о собственности и ее управлении, о вступлении в совет. Он обучил меня многим навыкам, но единственный стоящий из них – это игра на фортепиано. Да и то было сделано только для того, чтобы я мог совладать со своей необузданностью. Для того чтобы научить меня сидеть спокойно и думать в одиночестве.
Корвина повернулась открыть окно, чтобы выветрить сигаретный дым, и, подойдя к ближайшей парте, присела на нее, а Вад продолжил.
– Веренмор стал для меня огромным неуловимым сокровищем, – пояснил он, глядя на пейзаж за окном. – Он стал родовым наследием, которое по праву принадлежало мне,
