— Мэнди ну наконец
— Привет, — печатаю я, бросив предыдущее сообщение. — Ты как?
— жива еще. а ты?
— жива-здорова
Если бы… Зато дети быстро оправляются.
— я тебя послушалась, сходила к доктору.
— молодец Джози.
— Джо-джо, — поправляет она. — Я теперь Джо-джо.
Она пытается переделать себя.
— и что сказал доктор?
— надо идти к психотерапевту. у меня из-за нее крыша поехала.
— из-за кого?
— а ты как думаешь? из-за мамочки.
Пальцы на клавиатуре леденеют и подрагивают. Мне нечем унять ее боль.
— как папа?
— зациклился
— на чем?
— этот мужик все время к нам приходит
— кто?
— мужик который покупает папины картины. папе нужно отдохнуть
У меня перехватывает дыхание.
— расскажи еще. — Этого не может быть!
— папа рисует для него ну просто тонны дурацких картин.
— а вы с папой не можете уехать на время?
— держи карман шире подружка
— почему?
— папа говорит у него куча долгов.
Я морщу лоб. Долги? Ничего не понимаю.
— Джози, послушай меня внимательно. Вам с папой надо на время уехать. Скажи, чтобы он снял домик на море. В каком-нибудь хорошем месте. Он может рисовать там. Вам это обоим пойдет на пользу.
Сволочь, он ведь обещал оставить их в покое.
— ты о чем?
Черт, даже издалека я пытаюсь склеить разбитую жизнь.
— Когда умерла моя мама, мы с папой так и сделали, — пальцы легко выдают очередную ложь. — папа взял отпуск на полгода, мы уехали, были все время вместе. стало легче. может и у вас получится.
— папа на это не пойдет. он теперь почти не разговаривает. я сама не прочь удрать.
— Да, — вслух произношу я. — Беги что есть мочи. Только, пожалуйста, захвати с собой папу.
Но она ведь не слышит меня. Неужели все впустую?
— а можно я у тебя поживу?
Тогда все будет хорошо, думаю я и заставляю себя ответить:
— нельзя.
Позже, оставшись наедине с собой, Нина поняла: пора действовать. Это никогда не кончится. Он угрожал Джози! Таких, как он, и двадцать лет тюрьмы не исправят.
Джози благополучно легла спать. Мик, само собой, работал. Что он тогда бросил ей в сердцах? «Ты ни черта не смыслишь, ни черта не соображаешь…» Те же слова ей хотелось сказать ему. Нина ходила к нему в мастерскую извиняться, но он заперся. Только крикнул через дверь: «Скоро закончу». Это было еще утром.
В спальне Нина схватила свой телефон, перелистала список входящих звонков до номера Джейн Шелли. «Расскажу ей все: имена, даты, факты, — думала Нина, — и она свяжет меня с кем нужно. Да, но имена замешанных в том деле станут опознавательным маяком для всех служащих в полиции, кого интересует, где я обретаюсь». «Не доверяй никому, — говорил Марк Мак-Кормак. — Их может быть больше…» Почему же она доверилась самому Марку?
Много лет назад Нина не понимала, не могла осознать всей глубины и ширины разгромленной полицией сети, всех арестов и приговоров, прокатившихся по стране. Кто только не оказался за решеткой — полицейские, учителя, судьи, адвокаты, врачи, отцы и братья. А если бы осознала, то, наверное, ничего не затеяла бы.
— Алло? — донесся тоненький детский голос из трубки на коленях у Нины.
Она и не заметила, как набрала номер Шелли. Нина поднесла трубку к уху.
— Алло? Это Нина. Нина Кеннеди.
Пауза, и затем:
— Привет, Нина. Чем могу помочь?
Профессионально терпеливый голос. Таким лишь уговаривать облегчить душу, предаться в надежные руки закона. Знать бы только, не сойдутся ли эти руки у Нины на горле.
— Я посоветоваться хотела.
— Слушаю.
— Защита… — Нина запнулась.
— Да?
— Существует ли отдел, который имеет дело с такими вещами?
Джейн Шелли облегченно вздохнула, словно у нее гора с плеч свалилась.
— Ну конечно, Нина. Мы этим и занимаемся.
Нина по-прежнему хранила свою тайну, но дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки.
— Я уже сталкивалась с этим, — сказала она. — И мне помогли выжить, переселиться. Очень давно.
— Из-за вашего теперешнего мужа?
— Что?
— Это случилось из-за вашего теперешнего мужа или был кто-то другой?
— Вы о чем?
— О жестоком обращении, Нина. Нельзя жить в унижении. Я очень рада, что вы отважились на первый шаг.
— Вы не понимаете!..
— Нет, понимаю, — категорически заявила Джейн Шелли. — Я к вам пошлю специального сотрудника, он вам поможет, наметит следующие шаги…
— Не надо никого присылать! Он меня убьет! — У Нины зашлось сердце.
— Тогда приходите к нам сами. Когда вам будет удобнее…
— Никогда, никогда! Я напрасно позвонила. Пожалуйста, не регистрируйте мой звонок. Считайте, я не звонила!
Телефон прыгал в руках. Черт возьми, как он отключается?! Нина уткнулась лицом в ладони.
Итон Ричер был стар. Из профессии ушел, когда попросилось на покой его тело, но время от времени, несмотря на его восемьдесят с хвостиком, крупные киностудии продолжали обращаться к нему за советом. Нина была его любимицей с того самого мастер-класса; теперь казалось, это было сто лет назад. Она училась упорно, на отлично, а когда закончила колледж, связалась с Итоном. И он ей здорово помог на первых порах, пока ее еще никто не знал в этом бизнесе: позволил работать со своей командой на съемках нескольких картин и всячески поддерживал.
— С моим именем в послужном списке ты без работы не останешься, — обещал он.
И был прав. Имя Ричера держало Нинину репутацию на плаву. Да и сам он всегда был готов помочь советом, только позвони. В этот раз, однако, Нина специально прикатила в Лондон, чтобы повидаться с ним. Джози и Нат закинула в ближайший киноцентр, строго-настрого наказав никуда не уходить. За ней не следили, это точно. Значит, есть время на разговор с Ричером.
— Слезливая пошлятина! — Он сжимал и разжимал кулаки на коленях.
— Нет-нет, это будет потрясающе. — Вероятно, Нина не слишком убедительно расхваливала вымышленный фильм, на съемках которого будто бы работала. — Бюджет огромный, актеры стоящие, и сценарий выписан до мелочей.
Ричер на своем инвалидном кресле подъехал к холодильнику, вытащил пакет молока:
— Хочешь?
Нина покачала головой, а Итон налил себе добрых пол-литра и выхлебал все до капли.
— Мне запретили жирное.
— Зачем же вы пьете цельное молоко?
— Чтоб ускорить события. Думаешь, мне по душе такое житье? — Он нажал какие-то кнопки на кресле и резко покатил из кухни, кивком велев Нине следовать за ним. — Не я первый, не я последний. А врачи будут талдычить одно и то же до самой моей смерти.
«Которая, если так пойдет, уже не за горами», — с грустью подумала Нина.
Ричер, покашливая, оглядел забитые дисками полки.
— Вон там, наверху, — он ткнул пальцем, — достань-ка «Прыжок». Хочу показать тебе одну сцену.
Перед Ниной побежали заключительные титры дешевенькой телеверсии мало кому известного романа.
— Вот. Видишь? Мое имя черным по белому. Консультант по спецэффектам Итон Ричер. — Он направил пульт на видеомагнитофон и выбрал определенную сцену. — Я такой иск ублюдку вчинил — он у меня без штанов остался. «Консультант»! Да единственное, что я им посоветовал, — вырезать всю сцену к чертовой матери, если они не в состоянии снять ее как положено. Коли нет у тебя трюкача для самоубийства, то чем меньше снимешь, тем лучше, — передразнил Ричер голливудский выговор.
— В моей картине трюкачей нет, — серьезно сказала Нина. — Актриса хочет сама все сделать. По-настоящему.
— Баба? — заинтересовался Ричер. — Мост, говоришь? Какой высоты?
Нина сглотнула.
— Метров семьдесят пять. Может, чуть меньше.
Ричер покатился со смеху.
— Разыгрываешь, да? Что, серьезно? Тогда мне билет на премьеру в первый ряд! Зрители будут громить кассы.
Ричер нажал кнопку «воспроизведение» и обстоятельно разжевал Нине всю сцену. Делал паузы и возвращался назад, снова и снова демонстрируя, как не следует снимать прыжок самоубийцы.
— Вот здесь зря сменили план. Заметила, как в решающий момент рассеялось внимание? Наш взгляд вернули к машине, а его следовало сосредоточить на теле. Кадр с машиной должен был появиться позже.
