— Но ведь это всего лишь несколько гражданских вертолетов!
— С точки зрения закона это не имеет никакого значения. Просто, в отличие от них, мы, к сожалению, не располагаем образцами специализированной полицейской техники, отчего вынуждены задействовать в чисто полицейской операции армейские ресурсы.
— Но масштабы!..
— Я согласен с вами, что данная контр-террористическая операция по масштабам может быть сопоставима с войной, что лишний раз доказывает нашу решимость бороться с международным терроризмом, но тем не менее таковой не является, так как не подходит ни под одно из определений войны…
Да что они, сговорились, что ли? Хоть бы один сказал — война! Чечню утюжат танки и самолеты, в Россию сотнями идут гробы, а они, как заведенные, толкуют про наведение конституционного порядка.
Они что, все такие непроходимые тупицы?..
— …Полные тупицы! — согласился в кулуарах генерал. — И еще ублюдки! Армия, понимаешь, ведет кровопролитную войну, а они ей свои палки в их колеса суют! Мне бы этих субчиков на пару месяцев на переподготовку!
— Да, не простой контингент, — поддакнул политик…
А что бы им не признать войну — войной?
И заодно американцам не сказать, что они воюют, а не занимаются миротворческой деятельностью?
И англичанам тоже?
И евреям до кучи?
Что они все, как вши на гребешке, крутятся?..
А потому крутятся — что слово не воробей… И от него иногда, как от того гвоздя в той самой подкове, много что зависит…
Ведь если назвать войну — войной, то тогда придется разбираться, кто с кем воюет. И против кого? Кто там у них жертва, а кто агрессор?
Агрессором, по логике, должен считаться тот, кто больше и сильнее. Или кто считает себя больше и сильнее. И кто не хочет называть войну войной.
Хотя в жизни все почему-то строго наоборот. Почему-то государства-карлики задирают великанов, которым ничего не остается, как…
Нет-нет, не воевать! Ни в коем случае — боже упаси! Потому что если вдруг воевать, то тогда применительно к ней, к войне, можно поднять ворох международных договоренностей, в которых сам черт ногу сломит.
И можно прищучить агрессора экономическими санкциями, которые будут поперек горла их бизнесменам и на руку нашим. Отчего наша экономика и валюта пойдут в рост, а их — в известное место…
Кое-кого, кого полезно, — припугнуть, чтобы вынудить начать диалог, перекраивая старые и выстраивая новые геополитические союзы.
И обязательно попытаться примирить враждующие стороны, введя между ними голубой прослойкой миротворческие силы, чтобы развести драчунов в разные стороны, как рефери разводит не в меру разгоряченных боксеров. И тогда перестанут гибнуть люди. С той и с другой стороны.
Что, конечно, благо.
Вводить миротворческие силы должен тот, кто имеет на это силы. Тот — кто посильнее…
Но, введя силы, их оттуда уже так просто не вывести, чтобы не спровоцировать новый конфликт. Так что же, там миротворцам навек поселиться?
Навек — нельзя. Такого никакой миротворец и никакой бюджет не вынесут.
Значит, нужно дать местному населению возможность разобраться, что им нужно. Для чего, под присмотром голубых касок, провести выборы, дав возможность населению выразить свою волю посредством избирательных бюллетеней, а не оружия. А чтобы они не ошиблись, выдвинуть своего кандидата…
Ну а дальше — как карта ляжет.
Географическая…
Вот по всему по этому ни наши генералы и политики, ни их генералы и политики словами не бросаются. Журналисты — сколько угодно, а эти — ни-ни! Чтобы без погон и кресел не остаться. И без страны.
Потому что слово — не воробей: вылетит — долго его потом ловить придется. И хрен поймаешь!
Современному миру спокойно не живется. Ну — никак!..
Вот и в Тель-Авиве случился очередной взрыв. В Тель-Авиве каждый божий день случаются взрывы, о которых сообщают мировые информационные агентства. Или — не сообщают, если взрыв был небольшой, убивший всего несколько человек.
Этот взрыв был как раз таким — о нем мировые агентства не сообщили…
На остановке стоял араб, дожидаясь городского автобуса. На него обратили внимание проезжавшие мимо полицейские, которым он, видно, чем-то не понравился.
Полицейская машина остановилась и сдала назад. Из нее выскочили блюстители порядка и подбежали к подозрительному пассажиру, предложив ему предъявить документы.
Тот явно занервничал.
Полицейские выхватили и наставили на него оружие.
Террорист привел в действие спрятанную на животе бомбу, отчего два полицейских и один случайный прохожий погибли на месте и еще двое были ранены. Террориста разнесло в клочья, так что его останки пришлось отскребать от асфальта и собирать по кусочкам, по которым тем не менее его смогли сложить и опознать. Это был один из подручных известного руководителя «Аль-Каиды», за которым давно и безуспешно охотилась израильская разведка. Того, что имел кличку Араб…
Этот теракт спланировал он. Террорист-смертник должен был сесть в рейсовый автобус, дождаться, когда в него набьется побольше пассажиров, в большинстве своем — женщин и детей, и привести в действие взрывное устройство. Но случилось все иначе, случилось так, как случилось.
Больших жертв удалось избежать лишь потому, что какой-то неизвестный, но очень бдительный гражданин позвонил в полицейский участок и сообщил о подозрительном субъекте, сшивающемся на автобусной остановке. Хотя его там еще не было… Дежурный вызвал ближайшую полицейскую машину, попросив их проверить поступивший сигнал. Полицейские подъехали к остановке, где спустя минуту благополучно взлетели на воздух.
Полицейские до конца выполнили свой долг, ценой своей жизни спасая мирное израильское население. Полицейские были героями…
Террорист-смертник, взорвавший полицейских, с точки зрения своих тоже был героем, защищавшим свой народ. Тоже не пожалев ради этой святой цели своей жизни…
Командир, пославший его на смерть, был трижды героем. Потому что его считали героем его друзья-арабы, которые знали, что он приговорен израильскими спецслужбами к смерти и что после этого взрыва охота за ним усилится. И считали героем евреи, внедрившие его в арабское подполье, так как понимали, что если он провалится, то его бывшие соратники подвергнут его неизбежной и мучительной смерти. И, кроме всего прочего, он был еще героем России, где его мужество и героизм оценили Золотой Звездой. Потому что, работая в интересах своей Родины, он каждый день ходил по лезвию бритвы, рискуя быть разоблаченным арабами — как израильский шпион или евреями — как русский. Что ни те, ни другие ему, конечно, не простят.
Поэтому и герой!
Потому и трижды!..
Конечно, с точки зрения арабов планируемый им теракт в полной мере не удался.
Но враги все же погибли.
Наверное, как могли посчитать евреи, чьи сограждане погибли, этот теракт можно было предупредить и обойтись совсем без жертв, захватив или пристрелив террориста на подходах к остановке.
Но тем можно было невольно подставить Араба, потому что не может такого быть, чтобы ни одна из планируемых им акций не удалась. Подобное повторяющееся из раза в раз хроническое невезение рано или поздно вызовет у арабов подозрения…
Наверное, против теракта могли выступить в Москве, предложив ему уклониться от участия в сомнительной акции. Но тогда русские потеряли бы ценного агента, которого могли заподозрить в нечестной игре сразу две стороны, на которые он работал, — арабы и евреи.
При таком раскладе полицейские были обречены. Потому что кто-то в этой акции должен был обязательно погибнуть. Лучше полицейские, чем мирное население!
А как иначе?
А иначе — никак!..
Кто ж знал, что все так случится?
Что из-за чеченской девушки русского солдата Сашку Мохова вначале посадят в тюрьму, а потом выпустят, потому что он пообещает на потерпевшей жениться и она изменит свои показания. И что вместе со свободой он получит досрочный дембель. То есть, оказывается, не все так уж плохо, как ему вначале казалось!..
Сашка Мохов вышел из ворот тюрьмы и зажмурился от ударившего в глаза солнца. И еще от ощущения свободы! Он зажмурился и поэтому не увидел, как навстречу ему из-за угла кто-то бросился.
У Сашки все было хорошо — он освободился, отслужил и мог отправляться домой. Прямо сейчас!
Когда он открыл глаза, перед ним стоял. Стояла…
Черт побери!..
Это была Фарида. Ее лицо было закутано в платок так, что видны были только глаза. Которые смотрели на него.
Под глазами и возле глаз были какие-то тени. Синие.
Фарида стояла в двух шагах от него, не приближаясь, но и не уходя, стояла молча и покорно, как положено чеченке. Потому что чеченские женщины не должны выражать своих чувств. Даже наедине. А уж тем более на улице… Она стояла, ожидая, что ей скажет ее мужчина. Что он скажет — то она и сделает.
