Кадры были сделаны в одной из будок моментального фото, которых полно на вокзалах и в прочих подобных местах; четыре кадра, один над другим: Шейн и Эйнджел, тесно прижавшись головами друг к другу, улыбаются, подмигивают, гримасничают в объектив. На одном Эйнджел целует Шейна в щеку; на другом она смотрит на него, подняв лицо, а взгляд Шейна устремлен точно в объектив, словно бросая вызов. Тридцать и семнадцать, а вполне сошли бы за двадцатилетнего и пятнадцатилетнюю, если не моложе.
Небо уже темнело, когда они ехали назад. Морин была за рулем.
– Мы с тобой уже сколько лет знакомы? – спросил Элдер. Они как раз проезжали площадь с круговым движением в Мартоне, направляясь на юг.
– В целом? Лет пять, может, шесть.
– И сколько из них работали вместе? Три года?
– К чему это ты клонишь? – спросила Морин.
– Пять лет, – задумчиво произнес Элдер. – И все, что я о тебе знаю, это что ты отличный работник, предпочитаешь виски с содовой чистому напитку и бочковое пиво – баночному. У меня очень смутное представление о том, где ты живешь, я у тебя никогда не был; я даже не знаю, одна ты живешь или у тебя кто-то есть.
– Ну и хорошо, – сказала Морин.
– А тебе это не кажется странным?
– Что это с тобой? Джоан вспомнил? Может, она тебе как-то мешает? Свербит как заноза?
– Вот видишь, ты обо мне все знаешь, ну, практически все.
– Ты сам мне все рассказывал, вот и знаю.
– А ты о себе не рассказывала.
– Совершенно верно.
Однажды ночью, когда они почти вот так же, только еще дольше, ехали, возвращаясь из Шотландии, да еще в дождь, он облегчил душу, выложив Морин все о романе Джоан с ее боссом; Морин слушала, не произнося почти ни слова и никак не прокомментировав рассказ, когда он закончил, хотя Элдер хорошо чувствовал ее неодобрение – оно прямо-таки исходило от нее и легко преодолевало небольшое пространство между ними, – еще более усиленное тем, что не было выражено словами.
– Думаешь, это все же он? – спросила Морин.
– Не знаю.
– Вроде бы все указывает на него.
– Да, помню.
– Но ты не уверен?
Элдер покачал головой:
– Что-то тут все-таки не так… не знаю, мне просто так кажется.
– Если он ни в чем не виноват, то почему сбежал?
– Если бы ты, проснувшись однажды, обнаружила свои портреты на первых полосах газет под заголовками, обвиняющими тебя в убийстве, что бы ты сделала? Сдалась бы полиции в надежде, что там разберутся?
– Нет. На месте Доналда – нет.
– Вот именно.
Через несколько миль Элдер сказал:
– Виновен он или нет, все равно его надо посадить.
Морин кивнула.
– Если они будут оставаться вместе, это облегчит дело. Я свяжусь с социальными службами, может, удастся раскопать ее прошлое – список приемных семей по крайней мере. Вдруг она вспомнит о какой-то из них, где к ней были достаточно добры, и решит, что они сейчас могут туда поехать и там отсидеться.
– Им деньги понадобятся, – заметил Элдер. – И скоро. Они либо будут воровать, либо попытаются найти работу. Надо попробовать проверить все эти маленькие парки аттракционов – это, кажется, единственное, что они умеют.
Стало еще темнее, но полная темнота еще не наступила, звезд на небе почти не было, луна торчала как осколок в глазу.
Может, Морин права, думал Элдер, может, тот вечер в доме Джоан и Мартина – даже не вечер, всего час, а то и меньше – и впрямь засел у него в подсознании, а он этого и не заметил?
Как в старые времена.
Нет, не то.
– Где тебя высадить, Фрэнк? – спросила Морин, когда они подъехали к городу.
– Где хочешь. Не имеет значения.
– Могу проехать мимо дома Уилли Белла, если тебе туда.
– Это будет просто прекрасно.
Перед тем как они свернули с основной магистрали, у Морин зазвонил мобильник. Поднеся телефонную трубку к уху, она назвала себя, выслушала звонившего, подтвердила, что все поняла, и отключилась.
– Это Гартри. Маккернан хочет тебя видеть.
– Да я только что с ним встречался. И ничего хорошего это не дало.
– Все равно он хочет с тобой встретиться. Говорит, это важно. Кажется, он получил что-то интересное по почте.
На почтовой открытке была изображена бетонированная прогулочная дорожка, уходящая вдаль, в пространство, – нечто вроде вполне утилитарной защиты от морских волн; несколько ларьков, торгующих пластиковыми ведерками, лопатками, черно-белыми футбольными мячами в желтых сетках, майками с логотипом «Боб-строитель» и предлагающих отдыхающим чай в кружках и мороженое. На выбеленном песке пляжа – семейства, укрывшиеся от ветра за деревянными щитами. А за ними – море, раскинувшееся подобно гигантской серой шкуре до самого горизонта.
«Добро пожаловать в Мейблторп!» – гласила надпись, сделанная веселыми красными буквами.
Маккернан держал открытку указательным и большим пальцами так, чтобы Элдеру было все видно. Когда же тот протянул руку, чтобы взять ее, Маккернан быстренько отодвинулся.
– Ты же сам сказал, что это важно, – заметил Элдер.
– Точно.
– Тогда кончай в игрушки играть.
– Да ладно, – сказал Маккернан. – Раз уж вы приехали, куда торопиться? Отдохните, расслабьтесь. У нас полно времени.
– У тебя, – поправил его Элдер.
– А у вас? Инспектор уголовки Фрэнк Элдер, в отставке. Так, что ли? Попал? В точку? Плюс скидка как для почетного пенсионера в любом массажном салоне по пятницам после обеда?
– Кончай свои идиотские игры, Маккернан! – Элдер взглянул на часы. – Если я сейчас встану и уйду, ты меня больше не увидишь. Что бы ни случилось.
Маккернан смотрел ему прямо в глаза, не отводя взгляда, наверное, секунд тридцать, потом повернул открытку и метнул ее по матовой поверхности стола к Элдеру.
«Алан, я прекрасно провожу время. Жаль, что тебя здесь нет».
Написано синей шариковой ручкой, почерк неровный, как будто писали в спешке, с небольшим наклоном влево. Последняя точка поставлена с силой, так что на обратной стороне образовалась выпуклость. Подписи не было.
– Ну и что? – спросил Элдер.
– Гляньте на марку.
На штампе стояла дата – суббота, тот день, когда было найдено тело Эммы.
– Совпадение, – сказал Элдер.
– Вы так думаете?
– А ты как считаешь?
– Это вы у нас детектив. По крайней мере были им. Вот сами и думайте.
– Хочешь сказать, это от Шейна?
– Разве я такое говорил?
– Слушай, Маккернан…
– Нет, я этого не говорил. – В глубине его глаз играла улыбка. – Это не Шейн. Ну, не совсем Шейн.
– Загадками развлекаешься?
– А вам не нравится немного поиграть?
– Мне не нравится, когда со мной валяют дурака такие, как ты.
– Бедняжка.
Элдер взял себя в руки. Заставил себя дышать спокойно. Досчитал до десяти.
Взял открытку и еще раз прочитал.
– Ты считаешь, что это связано со смертью Эммы Харрисон, так?
– Да.
– Это требует конкретных доказательств.
Маккернан улыбнулся:
– Он убил ее, вот и все.
– Откуда ты знаешь?
Улыбка превратилась в широкую ухмылку.
– Он мне это обещал.
– Кто?
Маккернан откинулся на спинку стула.
– Помните, что вы говорили в тот раз? Когда были здесь? Что вы ни за что не станете торговаться. Ну вот, а теперь придется.
– А ты мне ответил, что я уже выброшен на свалку, в отставку. И ничего не могу сделать, даже если бы захотел.
– Я не прошу ничего невозможного, – сказал Маккернан. – Ни помилования, ни досрочного освобождения. Но если у меня осталось – сколько там? – шесть лет отсидки, я бы хотел, чтобы они прошли в более приличных условиях. Не хочу больше сидеть здесь. Хочу, чтоб меня перевели в другую категорию заключенных. В категорию С.[34] – Он рассмеялся. – Хочу подготовиться к выходу на свободу, к жизни в нормальном мире.
Он внезапно резко наклонился вперед, вплотную приблизив лицо к Элдеру, – стало видно, как у него натянута кожа вокруг глаз.
– Эта девушка, он же не сразу ее убил, так ведь? Держал ее где-то некоторое время, день или два. Что и должен был сделать. Можете не рассказывать, как это было, потому что я и сам знаю. Вы-то можете только представлять себе это, а я знаю. И еще кое-что знаю. Он на этом не остановится. Одной не ограничится. Он снова сделает то же самое. Если только…
– То, о чем ты просишь, – сказал Элдер, – я тут ничем помочь не могу.
– Тогда найдите того, кто может.
– Как нам удостовериться, что он не блефует? – спросил Бернард Янг. Они сидели в кабинете суперинтенданта. Время было предобеденное. Янг рывком выдвинул один из ящиков своего письменного стола и с грохотом задвинул его обратно. – Черт возьми, мне совсем не нравится, что нас берет на пушку какой-то мерзавец! Ненавижу такие ситуации!
