— Что это за жуткая вонь?
— Я ничего не чувствую, Том.
— Я тоже.
Добряк по натуре, Том не собирался говорить старухам, что это у них возрастное, и просто сообщил, что он чувствует запах.
К ним присоединился полицейский, а другой, помоложе, рассматривал книги о Джоне Реджинальде Холлидее Кристи. Олив, завзятый книгочей, с любопытством осмотрела книги. Некоторые, с фотографиями Кристи, даже понравились ей.
— Вы ничего не чувствуете? — спросил Том.
Полицейский положил книгу на стол и нагнулся, почти сложившись пополам.
— Черт, да, — проговорил он, выпрямляясь.
Когда все, кроме Куини, готовящей кофе, ушли, Олив отправилась снять постельное белье, на котором они с Томом спали. Она была рада сделать хоть что-нибудь, чтобы не чувствовать себя такой беспомощной. Кроме того, как ей всегда говорили, она была уже немолода. Сначала этот полицейский, тыкающий землю палкой, потом странный запах, которого она не чувствовала… Книги о Кристи стали последней каплей — книги с этим ужасным лицом на обложке. Она испугалась, расплакалась, но все-таки сумела взять себя в руки.
Гвендолин мертва, теперь она в этом не сомневалась. Несмотря на то что Олив не очень любила свою подругу, она чувствовала, насколько все это чудовищно, насколько страшна насильственная смерть. По щекам покатились слезы. Она вытерла их простыней, высморкалась в наволочку и собрала белье, чтобы забрать домой и постирать.
Наверху раздались шаги. Неужели вернулся Селлини? Положив на пол узелок с бельем, она прислушалась, надеясь, что ее слух получше обоняния. Шаги. Хотелось убежать, скорее спуститься вниз, к Куини, но Олив осталась на месте. Селлини не мог вернуться, он не мог попасть в дом незамеченным. Полицейские ушли десять минут назад, Том — чуть позже. Олив поставила ногу на первую ступеньку и начала подниматься наверх. Это был самый смелый поступок в ее жизни.
Остановившись на последней ступеньке, она посмотрела туда, откуда доносился звук. И закричала.
— Что такое? Что случилось?
Олив не ответила Куини, но кричать перестала. Не могла издать ни звука. Дрожа, она смотрела на человека с лицом Кристи, как на фотографиях. Он шел прямо к ней, вытянув руки. Сейчас у нее случится инфаркт, и она умрет.
— Пожалуйста, не бойтесь.
Он говорил с сильным акцентом. Совсем не так, как говорил бы Кристи, решила Олив. Она закрыла глаза, открыла снова и прошептала:
— Кто вы? — Прочистив горло, она повторила уже громче и внятнее: — Кто вы?
— Меня зовут Омар. Омар Ахмед. Я из Ирака.
— Война закончилась, — сказала Олив. — Вы были на войне?
Он покачал головой. Олив обратила внимание, что глаза у него бархатисто-черные, таких не увидишь у англосаксов, а в черных волосах поблескивает седина. Но ведь все они носят усы.
— Я сбрил бороду, чтобы меня не принимали за восточного человека.
— Вы беженец?
Он кивнул и опустил голову.
— Я все сделал неправильно, когда приехал. Я не зарегистрировался, так что теперь я нелегальный иммигрант. Я хочу домой, теперь там безопасно. Я хочу в Басру.
— Вы жили здесь? — спросила Олив и, не дожидаясь ответа, добавила: — Пойдемте вниз, выпьете кофе со мной и моей подругой.
Куини была шокирована и испугалась, что он может быть опасен. Но выслушала его историю. Омар приехал в Европу на товарняке и выпрыгнул оттуда в Фолкстоне. Он с самого начала был уверен, что действует незаконно. Поэтому не зарегистрировался как беженец, а когда разобрался, что к чему, было поздно. В Лондон он приехал автостопом, на грузовике из Праги. С водителем-чехом они поговорить не могли, поскольку чех не знал английского и уж тем более арабского.
В Лондоне он ночевал на улице и просил милостыню днем. Он искал пустой дом или же дом, где жил одинокий, желательно старый человек или где подолгу не было хозяев. Омар нашел особняк Сент-Блейз и Гвендолин и, когда стало холодать, подумал, что замерзнет на улице, и пробрался в дом.
Куини спросила, зачем он приехал и почему не остался дома. Когда он рассказал о Саддаме Хусейне, погибших жене и детях, она кивнула и больше ничего не спросила.
— Я забрался сюда в окно, через крышу, — признался он. — Это было легко.
— Когда?
— Давно. В феврале или марте. Было холодно.
Днем Омар просил милостыню, чтобы хоть как-то питаться. Однажды он встретил «того мужчину, который жил здесь» и подумал, что это конец. Но мужчина, казалось, испугался больше его самого. Он всегда боялся его, если они случайно сталкивались в доме. Омар не знал почему. Он бы рассказал ему все и попросил помощи. Единственным живым существом, с которым он общался с тех пор, как приехал в Лондон, был кот. Коту он нравился. Тот спал у него в кровати — может, потому, что Омар давал ему остатки рыбы или мяса. В подвале он нашел старый проигрыватель и несколько пластинок и иногда слушал их, поскольку не мог жить без музыки.
Однажды ночью, много дней назад, он услышал шум, выглянул и увидел, как жилец тащит что-то, завернутое в простыни. Будь он в Басре, он решил бы, что это труп. Но не тут, не в Англии.
Куини вскрикнула, а Олив заявила:
— Вы должны рассказать об этом полиции. Все, что видели и слышали. Мы пойдем с вами и спросим, как вам добраться до Ирака. — И, глядя на перепуганного Омара, добавила: — Они будут рады отправить вас домой. Они помогут. Я обещаю.
«Надеюсь, там вам будет лучше», — закончила она про себя.
Поезд до Норвича с остановками в Уитхеме, Колчестере и Ипсвиче, судя по расписанию, отправлялся с тринадцатой платформы. Какое-то мгновение Микс размышлял, не плюнуть ли совсем на это путешествие или не поехать ли на автобусе. Но он уже купил билет, невероятно дорогой. В последний раз он ездил первым классом, но сейчас надо быть осторожным. Приближалось время обеда. Он отправился в буфет, купил гамбургер, картофель фри и колу. И джин, чтобы добавить в кока-колу.
У Шеннон будет ужасно. Он ненавидел детей и заранее содрогался от того, что придется спать в одной комнате с племянниками. У младшей, насколько он помнил, хронический насморк, и она все время в соплях. Дети никогда не моются, а Шеннон, загруженная работой и вечно замотанная, не имеет ни сил, ни времени следить за ними. Внезапно он вспомнил тот день, когда пытался убить ее. Но разве это правда? Неужели он действительно хотел забить ее до смерти бутылкой? Он даже не успел притронуться к ней, когда появился Джейви.
Все неприятности начались с тех пор, как Джейви отколотил его. Потом он избил свою мать, и пришлось уехать. А потом? С работой в «Фитераме» в Бирмингеме все было в порядке, но лучше бы его не повышали в должности и не переводили в офис на юге.
Микса не слишком трогало, что его дом снесли, но все-таки. От Риллингтон-плейс тоже ничего не осталось. Переезд в Ноттинг-Хилл был ошибкой. Ему до слез стало жалко себя.
Вся жизнь была полна неудач. Он отправился к Шошане, и судьба свела его с Данилой, а та вынудила его убить себя. Индус видел, как Микс копал землю в саду. Он покалечил спину и убил старуху, которая умерла своей смертью. И теперь он ждал поезд, отправляющийся с платформы номер тринадцать.
Он подсчитал свои несчастья. Тринадцать. Их было ровно тринадцать. Невольно застонал, и сидящая напротив девушка повернула к нему голову.
— С вами все в порядке?
Он кивнул, пытаясь улыбнуться. Тринадцать шагов вниз — и теперь он без работы, без денег, без друзей, его будут преследовать всю оставшуюся жизнь. Тринадцать шагов, как последний лестничный пролет в его квартиру на Сент-Блейз-авеню. И что теперь? Дрожащими руками он вылил джин в полупустой стакан колы. Девушка с тревогой посмотрела на него и что-то прошептала сидящему рядом молодому человеку.
Пора было привыкнуть к этому, но смешанный с кока-колой джин ударил в голову. Он почувствовал себя разбитым. В вагоне было полно народу, в основном молодежи, все ели и пили то же, что и он, бросая пустые стаканы и грязные бумажки на пол. Микс уснул. Он больше не мог бодрствовать.
Во сне он стоял наверху лестницы и смотрел вниз. Голос в голове просил не спускаться, а вернуться обратно. Оставайся там, где ты есть, даже один шаг может оказаться роковым. Но что-то толкало его вперед — один, два, три… Он сделал шаг, затем второй и увидел, что внизу ждет Реджи. Микс закричал и проснулся. Девушка, сидящая напротив, смотрела уже без жалости. Она шептала что-то своему парню, и Микс знал, что его считают пьяным.
Возможно, он действительно пьян. Но на свежем воздухе он придет в себя, а у Шеннон пить не будет. Голос кондуктора возвестил:
— Через несколько минут поезд прибудет в Колчестер. Следующая станция Колчестер.
Микс взял сумку и направился к дверям. В тамбуре уже стояли молодые люди с рюкзаками и другими вещами, раскиданными по полу. Поезд медленно подъехал к станции, и пассажиры двинулись к выходу. Микс шагнул на перрон, но далеко не ушел.
