Линда Фэйрстайн - Костяной склеп

— А вы не остались в Африке?

— Меня отправили в интернат в Новой Англии, где я и вырос. После всего случившегося моя мать заметно сдала, и ей приходилось подолгу лежать в больницах. Интерес к искусству у меня развился именно под ее влиянием.

— Осталось ли что-нибудь из отцовской коллекции здесь, в Музее естествознания?

Пост махнул рукой, отсылая вопрос к Мамдубе, на что тот моментально среагировал:

— Да, конечно. Много прекрасных африканских экспонатов появилось у нас благодаря Виллему. Я могу показать вам каталог, если хотите.

Мамдуба снова готов был увиваться вокруг Чепмена, улыбаясь слишком уж приторно.

— Думаю, когда вы закончите ваше расследование, захотите поучаствовать в сафари, детектив? Я вас запишу…

— Не утруждайтесь, — остановил его Майк. — Я люблю природу только по каналу «Дискавери». Единственное сафари, куда вам удастся меня затащить, это мое кожаное кресло перед телевизором. Никаких тебе москитов, диких кабанов или голодных каннибалов. Разве что свистните мне, если узнаете о здешних склепах. Договорились, сэр?

Я уже была готова завершить общую беседу и начать общаться с каждым индивидуально в специально отведенном для этого помещении. Но Майк еще хотел расспросить собравшихся о рабочем Пабло Бермудесе, упавшем с крыши Метрополитен, а у меня был ряд вопросов об их отношениях с Катриной.

— В этом году кто-нибудь из вас был за границей? — задал вопрос Майк.

Все утвердительно кивнули. Майк перечислил несколько иностранных городов, и выяснилось, что и Беллинджер, и Пост были в Лондоне.

— Когда именно, не припомните, и с кем? — спросил Майк.

— Точной даты не вспомню, — покачал головой Эрик Пост. — В конце марта, если не ошибаюсь. Я был там проездом, по пути из Женевы, где проходил аукцион. Решил кое-какие музейные дела, заскочил в парочку галерей. Так, короткая остановка на сутки.

— А вы?

— Я был в Лондоне в январе, — сказал Беллинджер. — С Пьером Тибодо. В Британском музее намечалась чистка фондов средневекового искусства. Он хотел знать мое мнение. Мы с ним провели там буквально полдня, осматривая экспонаты.

— Вы ездили в Лондон вдвоем?

— Еще была Ева. Ева Дрекслер. Она была с нами неофициально, это все, что я могу сообщить. Сами понимаете, что-то вроде бонуса за верность и услужливость.

Я поставила чашку с кофе на стол и пристально посмотрела на Беллинджера.

— В последнее время музейные охранники усилили контроль. Не припомните, вас не попросили где-нибудь расписаться или предъявить пропуск?

Беллинджер закрыл глаза, припоминая.

— Вероятно. То есть точно, да.

— А не скажете, как записалась Ева Дрекслер?

Он провел пальцем по ободку своей чашки.

— Не имею ни малейшего понятия. Разве это так уж важно?..

В дверь постучали, и на пороге появился Марк Зиммерли.

— Прошу прощения, мистер Мамдуба, мне срочно нужно поговорить с вами.

Мамдуба с присущей ему щепетильностью в манерах попытался успокоить чем-то явно взволнованного молодого человека.

— Одну минуточку, Зимм. Подожди за дверью, я сейчас выйду.

Зимм, колеблясь, взглянул на Чепмена, словно ища у него поддержки, и решил действовать немедля.

— Сэр, там паника в группе школьников из Скарсдэйла. Дети визжат как ненормальные, кричат о каком-то убийстве.

Мамдуба резко встал из-за стола и стремительно направился к двери. Сложилось впечатление, что он хочет помешать Зимму выболтать перед посторонними ненужные подробности происшествия.

— Что случилось, Зимм? — Майку удалось опередить пожилого человека и первым оказаться у двери.

— В диораме, на первом этаже… Там… там рука. Отрубленная человеческая рука.

Мужская рука, отрезанная по самое плечо, густо покрытая татуировками, лежала на полу за стеклом диорамы с ягуарами. Над нарисованными на ее заднем плане багряными склонами Бокс-Каньона плыли легкие облака. В зарослях сидели, самодовольно щурясь, как и полвека назад, три хищные кошки, но сейчас их вид наводил на мысль, что совсем недавно они всласть поели мяса.

Музейные охранники, стараясь не вызывать лишней паники среди испуганных школьников, выводили их на улицу и закрывали галерею.

Мы с Майком стали перед витриной, а Элайджа Мамдуба и Ричард Сокаридес остались в глубине сумрачного коридора. Сокаридес словно показывал всем своим видом, что его это не касается.

— Элайджа, африканские млекопитающие наверху. Вряд ли я скажу что-нибудь дельное по поводу животных Америки и конкретно по поводу того, что мы тут видим.

— Странно, — сказала я Майку, приглядываясь к отрезанной руке. — Выглядит так, словно ее хорошенько выдубили и законсервировали. Как шкуру животного перед таксидермией.

Майк позвонил своему заместителю и вызвал бригаду судмедэкспертов.

— Мистер Мамдуба, как можно попасть внутрь диорамы?

— Это довольно сложно, мистер Чепмен. Основная часть экспозиций опечатана. Попасть туда — большая морока. Когда нам нужно провести реставрацию или что-нибудь подправить в этих декорациях, приходится выставлять всю витрину.

— С этой процедурой я знаком чуть лучше, детектив, — вмешался Сокаридес. — Если Элайджа не возражает, я все объясню. В каждую диораму есть дверь. Она, конечно, закрыта. Но вверху над каждой такой экспозицией имеется смотровой люк.

— Люк?

— Да, каждые пару месяцев наши техники меняют электролампы внутри диорам. Понимаете, у нас большая проблема с освещением. Флуоресцентные лампы подпортили массу экспонатов. Из-за этого у моей бедной зебры почти выцвели полосы. Мостик довольно узкий, но оттуда можно запросто подбросить что-нибудь к животным.

— А у кого ключи от дверей? — спросил Майк.

— У каждого, кто занят в реставрационных работах, у большинства техников, и, скорее всего, несколько запасных ключей есть у всех смотрителей и даже попечителей. — Сокаридес достал из кармана свою связку, отделил один ключик и направился к двери в стене диорамы.

— Э-э, не спеши, дружище! — остановил его Майк. — Произошла кража. Но, кроме этой конечности, вполне могли спереть еще что-нибудь, так что никакой самодеятельности. Я уже вызвал пару своих ребят, чтобы они поснимали здесь отпечатки пальцев и вынули руку из витрины. Так что давайте пока не будем тут следить.

Двое вызванных детективов, прихватив все необходимое снаряжение, были в музее примерно через час. Начали они с того, что тщательно обследовали дверь, затем один из них пролез к люку. Но тот находился на высоте пятнадцати футов над диорамой, и потому пришлось позвонить в попечительский совет и попросить у них разрешения выставить часть витрины.

Я наблюдала, как эксперты вытащили руку и стали ее осматривать.

— А парень был, похоже, не из местных, — сказал Майк. — Хорошо, что мы вчера не подбили для комиссара статистику трупов.

К руке был прилеплен снизу небольшой ярлычок.

— 68.3206, — прочел Майк надпись на бирке, после чего повернулся к Мамдубе. — Смахивает на музейный экспонат. Тут вот и год, и регистрационный номер.

Административный директор, казалось, с облегчением перевел дух.

— Это экспонат из Метрополитен. У нас другая система регистрации. Чья-то злая шутка.

— А с какой стати в художественном музее хранить человеческие руки?

В ответ Мамдуба только пожал плечами.

Я записала номер экспоната в блокноте. С Тибодо мы сегодня еще увидимся, тогда и спросим у него. Пока детективы заканчивали оформлять протоколы по этому делу, задавая вопросы Мамдубе, я отвела Майка в сторону.

— Что ты об этом думаешь?

— Думаю, что в какой-то момент между закрытием музея и сегодняшним утром какой-то болван решил покормить ягуаров. Или это просто идиотская, не связанная с нашим делом, шутка? Или же нечто вроде послания нам с тобой. Может, убийца Катрины пытается нас запугать. Все, конечно, зависит от того, под чьим попечением находится сей странный предмет искусства.

— Но если убийца из здешних сотрудников, вдруг он пытается переключить наше внимание на кого-то из Метрополитен, — предположила я. — Или наоборот. В общем, немного растормошить нас в каком-то направлении.

— Кого-кого, а Мамдубу он прилично растормошил. Части человеческого тела, пусть даже такие древние и разукрашенные, вряд ли уж так приятны взору посетителей.

Подождав, пока руку сфотографировали и оформили как улику, мы снова спустились в подвал, в штаб-квартиру выставки. Было уже больше двух часов, и никого из участников утреннего собрания мы не застали для продолжения беседы.

Зимма мы нашли в его каморке.

— Прошу прощения за то, что вторгся и прервал ваше утреннее заседание. Вы не поверите, какой тут поднялся галдеж. Мисс Купер, вас просили перезвонить в офис.