— Череп указывает, что убитый принадлежал европеоидной расе. Рост примерно пять-десять[36], телосложение коренастое. Молодой… лет восемнадцати-двадцати пяти. Кости ещё продолжали расти. — Итан провёл пальцем по ключице. — По выступающем бугоркам видно, что он молод. Можете потрогать, если хотите.
— Не надо. Верю на слово.
Он улыбнулся.
— Несколько зубов до сих пор в лунках, но в плохом состоянии. По ним мы не сможем установить личность.
— Сколько времени он провёл в той гробнице?
— Судя по отсутствию суставов и обгрызенных…
— Что?!
— Крысы. По прошествии времени они могут и не так ещё обглодать труп. Я нашёл следы зубов на рёбрах, тазе, запястьях и пястных костях[37]… — Он указал на скелет. — Также в черепе виднеется дыра. По всей видимости она проделана грызунами или насекомыми, большая часть костной и хрящевой ткани сгнило. Он пробыл там минимум десять лет.
— Так долго?
— Может быть, ещё дольше.
Я мысленно подсчитала временные промежутки между преступлениями. Эфтон Делакур убили пятнадцать лет назад, этого парня — примерно лет десять, Джейн Райс — девять лет назад, а Ханну Фишер и Камиллу Эшби — менее чем несколько недель назад. Ни малейшей системы или логики. Никакой непрерывности в жертвах или методах, хотя такой разрыв мог означать, что убийца по какой-то причине бездействовал до недавнего времени. Также это могло значить, что мы нашли не все тела.
— Как думаете, всплывут ещё трупы?
— Джон, кажется, думает также.
— Как нам их искать? — пробормотала я. — С помощью электрического сопротивления и электропроводимости грунта? По георадару? На проверку каждой могилы уйдёт вечность.
— Кажется, самый простой путь — найти убийцу.
Я опустила взгляд на скелет.
— У него, должно быть, были родные, друзья. Всё это время кто-то грустил о нём.
— Должно быть.
Я смотрела на останки, и грудь словно стягивало корсетом. Этого несчастного бросили в подземелье, обрекая на вечное забвение.
— Прошлым вечером вы сказали, что обнаружили интересные детали.
— Да. Я не могу сказать кто он, зато могу описать, как он умер. Прокол в грудине и порез на рёбрах указывают на раны с обеих сторон грудной клетки и ещё две в верхней части спины. В общем сложности семь основных колотых ран. Остальные могли быть нанесены в мягкую ткань, не затронув кость. Это было жестокое убийство. — Он заметил, как я поморщилась, и добавил: — Давайте обсудим менее отвратительные детали.
Я кивнула.
Он открыл чёрный пластиковый пакет и показал содержимое.
— Любопытно, но найденная с останками одежда, возможно, наша лучшая надежда на идентификацию
— Серьёзно? Я вижу лишь крошечные кусочки ткани. По ним трудно что-либо понять.
— По одежде на теле — да, но рядом с телом мы нашли ещё несколько вещей. Туфли, пояс и, что важнее всего, школьную куртку с эмблемой. Правда крысы мало что от неё оставили…
— Постойте. — Комната завращалась. Я приложила руку к стене, чтобы не лишиться чувств. — Вы сказали «школьную куртку с эмблемой»?
— Тёмно-бордовая, с золотой литерой, возможно V или W. — Он посмотрел на меня с тревогой и закрыл пакет. — Пойдёмте подышим свежим воздухом. Вы белая как простыня.
В действительности, это была золотая W. Я знала это, потому что видела эту куртку на призраке, который таился в саду у «Восторга», и второй раз прошлой ночью, когда он злобно глянул на меня сквозь свисающие с запястий кандалы.
Простой поиск в Гугл привёл меня к библиотеке при старшей школе Вестбери[38], расположенной на севере Кросстауна, в районе, который чах много лет, но сейчас находился на подъёме. Милая библиотекарша по имени Эмери Сноу проводила меня в комнату, где хранились выпускные альбомы.
— Здесь всё по 1975 год, — сказала она, проводя пальцем по бордово-золотым корешкам. — Года открытия Вестбери.
Раз по оценке Итана скелет провёл в камере как минимум десять лет, я решила использовать эту информацию как точку отсчёта и искать в обратном порядке. После нескольких альбомов яркие улыбки слились в одну. Я засомневалась, что смогу распознать лицо того призрака.
И тут я его нашла.
Его звали Клейтон Мастерсон, и при взгляде на его фотографию меня одолело наинеприятнейшее чувство. Та же усмешка, что и в саду у ресторана. Глаза горят хитростью и жестокостью. Я задрожала и обернулась через плечо, чтобы проверить не подкрался ли ко мне кто-то… или что-то.
Слава Богу, никого. Эмери что-то напевала за столом. Её близость, её нормальность, меня успокоили.
Я перевела взгляд обратно на фотографию и попыталась испытать что-то сродни жалости. Его жестоко убили, молодого, а тело прятали все эти годы. Должна же я что-то чувствовать. Но ничего. Я видела одну только ненависть в глазах, которая, казалось, исходила из самых глубин души. Неудивительно, что он погиб насильственной смертью.
Подавив дрожь, я понесла альбом Эмери. Библиотека была почти пуста в летний сезон, стояла полная тишина.
Я подавила желание снова обернуться и положила раскрытый альбом перед Эмери.
— Нашли то, что искали? — спросила она. Я рассказала ей самую малость о цели своих поисков: только то, что пытаюсь найти бывшего ученика, который исчез более десяти лет тому назад.
— Кажется, да. Мне любопытно, не осталось ли поблизости тех, кто знал его по школе.
— Я сама выпускница Вестбери. В зависимости от года… — Она развернула альбом к себе и посмотрела на обложку. — В том году я училась в десятом. Школа тогда была совсем маленькая, так что, возможно, я вам помогу. Только я вынуждена сказать, что ничего не слышала про пропавшего школьника.
Я указала на фотографию Клейтона Мастерсона.
— Вы его помните?
Она отшатнулась точно также, как и я.
— Смутно. Он на несколько лет старше меня, но, кажется, был замешан в каком-то скандале. Тётя как-то раз о нём упоминала. Что-то про арест, кажется. Они с матерью жили по соседству.
— Как думаете, ваша тётя захочет со мной поговорить?
Эмери улыбнулась.
— О, Тула готова чесать языком о ком угодно. Секрет в том, как заставить её замолчать.
***
Тула Маккей ждала меня на веранде своего крошечного коттеджа в ремесленном стиле[39] в Хагере. Как и предсказывала племянница, Тула начала говорить с той самой минуту, как я к ней подошла, и не останавливалась передохнуть, пока не провела меня в дом через крохотный коридор на солнечную жёлтую кухню, где предложила чашку сладкого чая и печенье. Я приняла угощение, потому что в доме было довольно тепло, да и так можно было занять руки.
В конце концов Тула села напротив меня у алькова с окном и стала смотреть своими ярко-птичьими любопытными глазами, как я потягиваю чай.
— Эмери сказала, что вы ищете сына Матерсонов.
— Я скорее ищу не его самого, а пытаюсь выяснить, что с ним произошло, — объяснила я. — Я не могу больше ничего добавить, но любые ваши слова станут мне посильной помощью.
Она убрала седые прядки за уши.
— Он жил с матерью через несколько домов от меня, в синем двухэтажном доме на углу. Я прекрасно помню этого пацанёнка, и все воспоминания о нём плохие.
— Можно поподробнее?
— Он был хулиганом. Худшим из всех. И я не про обычную детскую жестокость. Нет, он был настоящим садистом, так что его боялась собственная мать.
— Можете описать его внешность?
— Средний рост и, я бы сказала, плотное телосложение. Не толстое, заметьте, а крепко мускулистое. Широкие плечи, большие руки. Ладонь, как два окорока. Казалось, он сможет остановить машину голыми руками, если бы захотел. Он играл в футбол, но оказался слишком жестоким даже для него. Так сильно избил другого ребёнка, что тренеру пришлось выгнать его из команды. Уверена, из-за этого он и слетел с катушек. Спорт — единственное, чем он гордился. Он всегда ходил в спортивной куртке, даже в тёплую погоду.
— Вы сказали, он был хулиганом. Что именно он сделал?
— Он убил мою Изабеллу. — Она вцепилась в ворот своего домашнего платья в синий цветочек. — Прелестнейшую персидскую кошку с белой шёрсткой и мягким нравом. Она была домашней кошечкой, но как-то раз выбралась на улицу и пропала. Я обошла район сотню раз, прежде чем нашла её повешенной на собственном заднем дворе. Он подвесил её, точно оленя для свежевания.
Меня замутило от этой картины. Подвесил её… точно как Ханну Фишер и Эфтон Делакур. Но на момент убийства Ханны Клейтон Мастерсон был мёртв уже много лет. Его жестоко убили, а тело оставили гнить под мавзолеем.
— Он пытал бедную кошку… — Тула осеклась, глаза застлали слёзы, и она поднесла платок к носу. — Я так и не оправилась от этого зрелища. Стоит мне выйти во двор, как я вижу на том дереве повешенную Изабеллу.
