Воздух дрогнул от взрыва. Из-под утесов на северовосточном мысе вырос гриб пламени и черного дыма, повисел немного в воздухе и начал расползаться в стороны, словно навес. Потом, подобно петардам, защелкали мелкие взрывы. Самолеты, выйдя из пике, заложили крутой вираж, чтобы обойти дым. Грант заметил, как один из них качнул крыльями в насмешливом салюте, после чего оба набрали высоту и исчезли в небе где-то над западным горизонтом.
— И что теперь будем делать? — спросил Джексон.
Сквозь дым, все еще плывущий вверх от остова гидросамолета, они смотрели с вершины утеса на причал и пытались разглядеть хоть что-нибудь. Рассматривать особо было нечего. «Яки», наверное, попали в топливные баки, и самолет разлетелся на куски. Один из поплавков качался на волнах, словно ленивая акула, закопченные куски металла торчали вокруг него из воды или угнездились в скалах у подножия утеса, где их обмывало море.
— Ну, хоть шлюпка осталась, — заметил Рид, пытаясь найти какой-нибудь повод для оптимизма. И верно — бетонный пирс защитил маленькую лодочку смотрителя маяка от прямого воздействия взрыва и от русских снарядов, хотя, кажется, сейчас шлюпка сидела на воде немного ниже, чем раньше.
— На ней мы не сможем отсюда уйти. Даже если нам удастся найти нужное направление и не потеряться, ближайший безопасный порт — в двухстах пятидесяти милях. Я бы не доверил этой посудине перевезти меня даже через Темзу в Воксхолл. — Ветер дунул Мьюру в лицо черным маслянистым дымом, и он закашлялся.
— Русских осталось ждать недолго, — заметил Грант, глядя на море. — Не забудьте, они все еще не знают, кто мы такие, как и не знают, что здесь случилось. Они обеспечили себе некоторое время. Кто-то должен прибыть сюда, чтобы все выяснить.
— И что мы станем делать, когда они заявятся? — спросил Джексон.
У них оказалось немало времени, чтобы подумать над этим. Утро перешло в день, но истребители не возвращались. Грант устроился на верхней площадке маяка и час за часом осматривал горизонт, однако никого и ничего не было видно.
— Они нас испугались, — заявил он, спустившись вниз, чтобы выпить чаю, — Мьюру удалось починить чайник в домике. — Единственный путь на остров — с этого причала. Несколько человек с автоматами могут держать их на расстоянии не один день.
— Как в Фермопилах, — отозвался Рид. Эта мысль, кажется, его развеселила. — Три сотни спартанцев держали всю персидскую армию.
Марина подняла брови:
— И в живых не осталось никого.
Подбирался вечер. Мьюр и Джексон, которым нечего было делать, продолжали исследовать остров бисматроном, хотя их надежды все больше таяли. Грант нес вахту, время от времени его сменяла Марина. Только Рида, похоже, их положение нисколько не волновало. Прилежно занимаясь работой, он сидел в домике с кипой бумаг и своей записной книжкой. Никто его не отвлекал, лишь один раз к нему заглянул Мьюр. Он посмотрел на большой лист бумаги, к которому с помощью клея или липкой ленты со всех сторон были прикреплены листы поменьше, — все это наглядно показывало, насколько продвинулся Рид в своих изысканиях.
— Как успехи? — прорычал Мьюр.
— А? — Рид листал страницы записной книжки, исписанные, похоже, только бесконечными столбиками символов линейного письма. — Я сейчас работаю с географическими названиями.
Мьюр чуть не уронил сигарету на бумаги, что было бы большим несчастьем.
— Я что-то пропустил? Думаю, это полная чушь. Откуда вы знаете, что это географические названия?
— Это гипотеза. Но вполне здравая. Если вы посмотрите на те таблички, которые Эванс нашел во дворце на Кноссе, то увидите, что в тексте через неравные промежутки появляются слова в определенном порядке.
— Не понимаю.
— Таблички с Кносса соблюдают определенные правила. — Рид поискал сравнение. — Представьте, что вы пытаетесь выучить английский, слушая прогноз погоды для судоходства. Сам прогноз будет каждый день разный, но пункты всегда перечисляются в определенном порядке. Если посмотреть на записи, можно заметить, что одни и те же слова повторяются в определенной последовательности, хотя и с разными промежутками. Ланди, Фастнет, Ирландское море…
— Ясно. — Мьюр нахмурился. — И что? У нас на табличках прогноз погоды трехтысячелетней давности?
Рид вздохнул:
— Возвращаясь к табличкам из Кносского дворца, я могу предположить, что мы читаем перечни налогов или дани, полученной с зависимых от Крита городов. Допустим, всякий раз, когда собирались налоги, они записывались в определенной последовательности.
— И что, какой-то из них упоминается на нашей табличке?
— Я не совсем об этом. Географические названия часто остаются в языках после того, как все остальные слова уже забыты. Возьмем Лондон. Это название появилось раньше римлян, может быть, даже раньше кельтов и просуществовало в латинском, англосаксонском, французском и среднеанглийском языках. Может быть, его не забудут и в следующую тысячу лет. Таким образом, если мы сможем распознать те географические названия, которые существуют и поныне, например Кносс, у нас будет возможность соотнести звуки с обозначающими их символами. — Рид поправил очки на носу. — Раз уж вы спросили, могу сказать вам, что в перечнях Кносского дворца есть одно название, которое встречается и на нашей табличке. — Он порылся на столе, разыскивая клочок бумаги. — Вот.
Мьюр принялся разглядывать три символа — крест с петлей вверху, разделенный на четыре части круг и простой крест.
— И куда это приспособить?
Рид застенчиво улыбнулся, пытаясь скрыть удовлетворение:
— Ну, если это слово появилось на кносской табличке, оно, скорее всего, означает место на Крите, и, пожалуй, это место из тех, что мы посетили. В устье Долины мертвых есть новое поселение, которое называется Като-Закро, или Старый Закро. Британская школа вела там раскопки в тысяча девятьсот первом и обнаружила свидетельство того, что в минойскую эпоху там тоже находилось поселение. Скорее всего, порт на главном торговом пути между Эгейским морем и Левантом. Таким образом, если предположить, что название остается более или менее прежним, получится, что мы можем распознать три символа: За-ка-ро.
— Почему «ка»? — Мьюр указал на средний символ. — Почему не просто «к»?
— Большинство символов — слоговые, то есть обозначают комбинацию согласного и гласного звуков. Если ваше слово содержит два согласных звука подряд или отдельный согласный, на письме придется добавлять лишнюю гласную. — На миг взгляд Рида метнулся куда-то прочь от лица Мьюра и снова сосредоточился на нем. — Если вы захотите написать, например, «бисквит» слоговым алфавитом, то вам придется писать «би-су-ки-ви-та».
— Невероятно, — произнес Мьюр, качая головой. — Продолжайте работать. — Он бросил на большой лист бумаги свою позолоченную зажигалку. — Держите это при себе.
— Я не курю, — вежливо ответил Рид.
— Это для того, чтобы вы могли сжечь бумаги, если нас схватят.
Ближе к вечеру Грант заметил пятнышко на горизонте. Советские пограничники. По дороге вниз Грант отпер кладовку и вытащил из нее смотрителя маяка — тощего старика с лохматыми седыми волосами, клочковатой бородой и угрюмым лицом. Грант жестами показал, что тот должен включить маяк.
— Зачем ты это сделал? — спросил Мьюр, когда Грант вернулся к ним. Небо было затянуто тучами и смеркаться начало раньше; задрав голову, можно было видеть, как сквозь облака над головой проходит луч маяка.
— Нельзя же, чтобы советский катер заблудился в темноте.
— Да что ты?
— Если он не подойдет сюда, мы никогда не сможем выбраться с острова. — Грант прикрепил ремнями нож к голени и снова опустил штанину, чтобы прикрыть его. — Пока надо побыть в доме. Если они нас не увидят, то станут гадать, здесь мы или нет.
Солнце село за горизонт — для Гранта, который наблюдал за закатом из радиорубки в башне маяка, это происходило мучительно медленно. Он сбился со счета, сколько раз выглядывал в окно только для того, чтобы убедиться — солнце едва шевельнулось. Ну, по крайней мере, и катер пограничников тоже, кажется, никуда не спешил.
Наконец, когда уже достаточно стемнело, Грант, Мьюр, Рид и Марина вышли. Грант уходил последним — он запер металлическую дверь изнутри, потом взобрался на верх башни и оттуда спустился по наружной лестнице. К остальным он присоединился позади жилого домика. Выглянув, можно было увидеть зеленые и красные ходовые огни качавшегося на волнах пограничного катера. И вдруг они исчезли.
— Подходят. Идем и мы.
Они поползли по-пластунски, стараясь, чтобы пригорок скрывал их от советского катера. Риду, который никогда не любил темноту, все это казалось ритуалом посвящения в какой-то жестокий черный культ. Профессор не видел, куда они двигаются, его мир стал темным зловещим местом, то усаженным острыми камнями, то липким от птичьего помета. Повсюду вокруг него хлопали крыльями, каркали, извивались и шипели невидимые создания. Один раз он попал рукой в гнездо и ощутил, как хрустнула под ладонью скорлупа яиц; рука намокла, и он непроизвольно охнул.
