Он считал себя умным, он подошел вплотную и что-то глупо забормотал, в то же время продолжая игру. Он легонько притронулся ко мне, вместо того чтобы убить. Свидетель коснулся меня, изображая удар. Древний индейский прием, страшное оскорбление для лакота, такая постыдная утрата мужества, что она могла положить конец жизни воина, — если тебя, беспомощного, коснулся враг. Но я-то не индеец. Я Декстер, первый и единственный, и Кроули позабыл про одну очень важную деталь.
Лакота проиграли.
Они сошли со страниц истории, не утратив чести, но они проиграли войну и потеряли все, поскольку сражались с людьми, которые предпочитали просто убивать и даже не знали при этом, что их оскорбляют. Подходящее для меня описание. Я не играл в детсадовские игры. Я приходил, приклеивал к столу и побеждал.
Кроули посмел вообразить, будто может стать мной? И начал с такого убогого подражания? Свидетель и понятия не имел, что на самом деле значит быть мной, он совершенно об этом не догадывался, но скоро должен узнать: Суть Декстера — на острие ножа. У Декстера нет равных и нет конкурентов, и никто не займет его место, а уж тем более какой-то дряблый тип, крадущий чужие ноу-хау, поскольку у него нет индивидуальности. Кроули предстояло на собственном опыте прочувствовать, почему он никогда не сможет стать Двойником Декстера. Последний и самый болезненный урок в жизни Свидетеля, воспоминание о котором он унесет в алую темноту, отправляясь на станцию «Кончено Навсегда», будет преподан ему Старым Мастером.
Дуг Кроули разделит участь всех смертных. Я как можно быстрее разыщу его, разделаю и отправлю на дно океана в четырех аккуратных отдельных мешках для мусора, прежде чем он успеет оставить в блоге очередную язвительную, глупую, хвастливую запись о том, как он меня оскорбил. Я приклею его к столу и объясню, что на самом деле значит быть Декстером. Я заставлю Кроули пожалеть о том, что он не выбрал кого-нибудь другого и не занял место его тени. Однако единственная проблема заключалась в одном коротеньком вопросе.
Как?
Поездка домой оказалась недостаточно долгой, и я не успел найти хоть какой-нибудь ответ. Я должен разыскать свою Тень, причем быстро, но как? Единственной подсказкой оставалось имя, которое он носил теперь, — Дуг Кроули. Судя по уровню компьютерных навыков, которые он уже проявил — в том числе подделав собственную смерть, и весьма впечатляюще, — я не сомневался: Кроули не станет использовать имя, которое нельзя подтвердить документами и убедительной биографией. Зацепка казалась незначительной, но я мог забраться в кое-какие поисковики, которым «Гугл» и в подметки не годился, и, разумеется, найти разъяснения по поводу того, кто он такой и где живет. Определив точку старта, я почувствовал себя немного лучше, когда высадил Марио и Стива Байндера и поехал домой.
Женская половина моего семейства сидела на кушетке и смотрела телевизор, когда мы прибыли. Рита в одной руке держала кружку с кофе. Она взглянула на нас, нахмурилась, посмотрела еще раз, потом вскочила и поспешно поставила кофе на стол.
— О Господи, ну и вид, — сказала она, подбегая к нам и переводя взгляд с распухшего красного носа Коди на мои раздувшиеся, покрытые пятнами руки и лицо. — Боже, что случилось? Коди, твой нос совсем… Декстер, ты что, не взял никакого спрея от насекомых?
— Взял, — сказал я. — Но не использовал.
Рита в ужасе покачала головой:
— Не знаю, о чем вы думали, но… вы только посмотрите на себя! Коди, перестань чесаться.
— Чешется, — возразил он.
— Если не перестанешь, будет только хуже… о Господи… Декстер, и твои руки?
— Нет, — ответил я. — Это был ядовитый плющ.
— Честно говоря, — сказала Рита, с откровенным отвращением глядя на мои неуклюжие движения, — я удивляюсь, как тебя не съел медведь.
Я не стал спорить, поскольку был вполне согласен, да Рита и не дала нам возможности что-нибудь сказать. Она немедленно принялась за дело и начала суетиться вокруг, смазывая мне лицо и руки каламиновым лосьоном и заталкивая Коди в горячую ванну. Лили-Энн заплакала, а Эстор сидела на кушетке и ухмылялась.
— Что смешного? — спросил я.
— У тебя такое лицо, — засмеялась она, — как у прокаженного.
Я шагнул к ней и, протягивая руки, предупредил:
— Ядовитый плющ заразен.
Эстор шарахнулась, схватила Лили-Энн и выставила перед собой, как щит.
— Не подходи! У меня ребенок. Вот смотри, Лили-Энн, — сказала она, забросив сестру через плечо и с силой похлопывая ее по спине. Лили-Энн перестала плакать почти немедленно, возможно, оглушенная, поэтому я оставил обеих на кушетке и пошел в душ.
Горячая вода, текущая по распухшим рукам, приносила невероятные ощущения, не похожие на что-либо ранее испытанное, хотя, честно говоря, я не горел желанием переживать их еще разок. Это было нечто среднее между чертовски сильной чесоткой и мучительной агонией, и я чуть не завопил во все горло. Выйдя из душа, я снова смазал руки каламином, и пульсирование превратилось в смягченный вариант пытки. Руки онемели и сделались неловкими, поэтому мне с трудом удалось одеться. Но вместо того чтобы попросить помощи с молнией и пуговицами на рубашке, я кое-как натянул одежду самостоятельно и вскоре уже в полном одиночестве сидел за кухонным столом с долгожданной кружкой кофе.
Я держал ее распухшими, ноющими ладонями. Тыльная сторона рук пульсировала от тепла, а я гадал, что можно сделать двумя столь бесполезными отростками. Я чувствовал: мне придется мобилизовать все силы, и не только из-за выхода из строя рук. Я отставал на два шага, а Кроули словно читал мои мысли. Основываясь на той информации, которая стала мне известна, невозможно было поверить, что он добился успеха лишь благодаря своему исключительному уму — это выглядело сомнительно. Дело заключалось во мне. Я утратил хватку, по пологому склону сполз с горделивой высоты в болото посредственности и понятия не имел отчего.
Может быть, я поглупел и перестал быть таким благословенно злым, как раньше. И тогда, вероятно, Кроули действительно оказался достойным соперником для нынешнего Декстера. Я сделался слишком мягок и благодаря своей новой роли — папочка Декстер — превратился в обыкновенного человека. Одна маленькая проблема — и я беспомощно забарахтался. Точнее, проблем было две, и не сказать, что маленьких, но суть не менялась.
Я подумал о другом Декстере, который соответствовал портрету, служившему опорой моему самоуважению. О Доминантном Декстере, которому не терпелось отправиться на охоту. Умном, быстром, ловком, готовом на все, неизменно бодром, способном учуять потенциальную опасность, затаившуюся на самой крошечной развилке охотничьей тропы. Сравнив священное изображение с портретом, который, как из зеркала, смотрел на меня из настоящего времени, я ощутил горечь потери и стыд. Каким образом я перестал быть собой — идеальным Декстером своей мечты? Неужели деградировал в результате легкой жизни?
Видимо, да. Я радостно отбросил прежнее прочь, намереваясь превратиться в человека, которым на самом деле никогда не смог бы стать. И теперь, когда мне понадобилось быть самим собой, оказывается, я раскис, и исключительно по собственной вине. В последнее время моя жизнь была слишком комфортной, и мне понравилось такое положение дел. Безмятежное существование в браке, смягчающее влияние Лили-Энн, которой требовалась забота, привычная рутина — домашний очаг и убойный отдел, — да, жизнь стала чрезмерно уютной. Я превратился в рыхлое, самоуверенное и самодовольное существо, убаюканное радостями бытия и легкой добычей на изобильных пастбищах, где я так долго охотился. И как только пробил час настоящего испытания, я отреагировал точно так же, как и прочие овцы в загоне. Я блеял и трясся от страха, не в силах поверить, будто мне может грозить серьезная опасность. И сейчас я сидел сиднем, ждал, когда придет беда, и ничего не делал, чтобы ее предотвратить, в надежде, что она развеется сама по себе.
Кем же я стал? Неужели и впрямь утратил хватку? Неужели Человечность затронула самую сердцевину моего существования и превратила меня в жалкого любителя с похожей на желе душой, в чудовище на полставки, слишком ленивое, вялое и глупое, чтобы совершить хоть что-нибудь-, и способное только смотреть на опускающийся топор и стенать: «Ах, бедный Декстер!»?
Я пил кофе, чувствуя, как пульсируют руки, и понимал: жалея себя, я ничего не добьюсь. Я все глубже погружался в Бездну Отчаяния, куда и так уже далеко забрался. Настало время выкарабкиваться, встать на ноги, подняться на гору и занять заслуженное место на самом верху. Я был тигром, но почему-то вел себя как домашний котик. Итак, я решил, что пора поставить точку, и немедленно, тем более я знал, чем заняться: сесть за компьютер и поискать имя. Оставалось лишь приняться за работу.
