Ей пришлось извиниться — Брендон уже долго говорил ей что-то, но она его не слышала.
— Извини, что?
— Я говорю, здесь и китайский ресторан есть, там навынос продают.
— Фрэнк, я правда не хочу есть.
— А как насчет интимных отношений?
— Что-что?
— Да шучу я, шучу! По шефу понятно — он на всю ночь здесь зависнет. Он в этом месте завсегдатай, но он ведь рядом живет, а вот остальным через весь Лондон еще добираться!
Анна слушала и попивала тепловатое вино, перед ней уже появился еще один стакан.
— А может, съездим как-нибудь вечером в центр? Я там хорошие рестораны знаю…
— Может, и съездим. Действительно, было бы неплохо…
— Когда?
— Что?
— Я спрашиваю, когда хочешь пойти?
Тут до нее дошло, что Брендон намекает на ужин вдвоем, и она покраснела.
— Ну, когда освобожусь, тогда сразу пойдем. Сейчас, похоже, ни у кого из нас не будет и минуты свободной.
Он обнял ее за талию и придвинулся ближе.
— В другой раз, — сказала она, было неловко чувствовать его руку на спине.
В этот раз он уже не так сильно благоухал своим любимым одеколоном. Анна даже не притронулась ко второму стакану и извинилась, что ей далеко ехать. Все поняли, что пора расходиться. Она вышла вместе с Брендоном и Льюисом, а Гарри задержался в туалете. Она помахала всем на прощание и пошла к машине. Анна сунула руку в карман за ключами, пошарила в сумке и выругалась: она прекрасно помнила, что держала их в руке, когда входила в паб. Все уже разъехались, а она вернулась — ну точно, оставила ключи на стойке!
Ленгтон сидел, уронив голову на руки. Она осмотрела все вокруг стула, на котором сидела, — ключи валялись на полу. Она подняла их, обернулась и взглянула на Ленгтона, казалось, он не заметил, что она вернулась. Анна уже собралась уходить, как вдруг что-то будто толкнуло ее, — она подошла к нему и легко постучала по спине:
— Вот, ключи уронила…
Он поднял голову, взглянул на нее. Вид у него был ужасный.
— Ты как?
— Плохо. Ногу свело, — вздохнул он. — Подняться не могу!
— Ну, давай помогу. Держись за меня.
Ленгтон положил руку ей на плечи, Анна склонилась под его весом — так медленно он поднимался со своего места. Держать его было так тяжело, что она сгибалась почти пополам.
Анна нашла взглядом хозяина заведения и, с трудом дыша, сказала:
— Помогите!
Вместе они поставили Ленгтона на ноги и, поддерживая с обеих сторон, медленно повели к выходу.
— Ежевечерний ритуал, — пошутил хозяин, выходя вместе с Ленгтоном и Анной на парковку.
Общими усилиями они запихнули его на пассажирское сиденье «мини», предварительно отодвинув его как можно дальше. Ленгтон стонал и ругался. Он сказал, что ехать надо сначала через парковку, а потом к таунхаусам. В крайнем доме была дешевая гостиница.
Анна с трудом вынула его из машины; пока они шли по дорожке, он висел на ней всем телом. У двери он нашарил ключи и дал их ей. Анна открывала замок, а он стоял, прислонившись к косяку.
— Ладно, здесь и сам дойду. Я живу на первом этаже.
Анна не стала его слушать и довела до двери спальни.
Он усмехнулся и поднес палец к губам:
— Смотри, чтобы старикан не услышал. Нам гостей водить нельзя!
Комната оказалась старомодной, с громадным туалетным столиком, тяжелым дубовым гардеробом и слишком пестрым ковром. На односпальной кровати лежало махровое покрывало. Одежда и обувь в беспорядке валялись по всей комнате, а у кровати громоздились папки старых газет.
Анна усадила Ленгтона на постель, сняла с него туфли, носки. Пальто он снял сам и швырнул его через кровать на спинку плетеного стула, ослабил узел галстука. Покраснев от усилий, он начал расстегивать пуговицы рубашки.
Анна огляделась, но никакой пижамы не обнаружила. Ленгтон прямо повалился на подушки. На прикроватном столике стояли пустые бутылки из-под виски и множество пузырьков и упаковок с лекарствами.
— Примешь что-нибудь? — спросила она, перебирая лекарства.
— Нет, я сейчас засну. — Он протянул руку, Анна сжала ее. — Извини, что так получилось, ты только никому не говори, ладно?
— А я и не собираюсь, — ответила она.
Ленгтон все не отпускал ее руку.
— Домой сумеешь доехать?
Она с улыбкой покачала головой. Ей эти его волнения показались ужасно нелепыми.
— Всего стакан вина, подумаешь!
В конце концов он отпустил ее руку.
Она предложила ему сходить в душ, а потом уже ложиться, но он улыбнулся и ответил, что душ у них в конце коридора, а его сейчас никакими силами не вытащишь из постели.
— Ну, иди, дай мне проспаться.
Анна наклонилась, чтобы поцеловать его. Ей было все так же жаль его, трудно было видеть его таким.
— Тогда до утра.
Ленгтон слегка улыбнулся:
— Я приду в норму, отосплюсь вот только.
Пока она убирала одежду и раскладывала все по местам, он успел заснуть. Анна включила ночник и долго смотрела на Ленгтона. В полумраке любимое лицо казалось пепельно-серым. Было видно, что ему больно даже во сне. Ей стало тяжело, казалось, что она видит перед собой лишь оболочку того, что было когда-то им, но оболочку совсем хрупкую, тонкую. Она подозревала, что он плохо питается, а в мусорной корзине увидела множество окурков — значит, он так и не бросил курить, несмотря на все советы.
Анна добралась до дому уже за полночь. За весь вечер она так ничего и не съела, но сейчас от переутомления уже не чувствовала голода. Она легла на свои чистые свежие простыни, а сон все не шел: мысли о Ленгтоне упрямо крутились в голове.
Вообще-то, она понимала, что о состоянии его здоровья следует сообщить. Но рука ее ни за что в жизни не поднялась бы написать, что старшему инспектору Ленгтону необходимо предоставить отпуск, в связи с тем что без алкоголя и болеутоляющих он не может прожить и дня.
Когда зазвенел будильник, Анна очень удивилась: сама не заметила, как провалилась в тяжелый сон без сновидений и даже не выключила свет.
Операция «Орел» должна была начаться во второй половине дня, чтобы у бригады было время свести воедино все эти разные дела. Анна приехала в половине девятого, в комнате уже все бурлило. Только она дошла до своего места, как распахнулась дверь кабинета Ленгтона. Она не поверила своим глазам.
Он уверенно вошел в комнату. На нем был строгий костюм, свежая рубашка, он прямо-таки лучился силой.
— Джозеф Сикерт нашелся в больнице Вестминстера! Сам пришел к ним и прямо там упал в обморок. Сейчас его подключили к аппаратуре жизнеобеспечения, — сообщил он, громко хлопнув в ладоши.
Ленгтон махнул рукой Анне и Майку, приглашая их к себе. Похоже, что жить Сикерту остается недолго: болезнь крови зашла слишком далеко и органы начали отказывать.
На машине с воющей сиреной они все вместе выехали в больницу. Ленгтон повернулся к Анне и Майку, которые расположились на заднем сиденье, и сказал:
— Ну, просто невероятно! Один у нас в тюрьме загибается, другой в больнице концы отдает.
— Он что, совсем плохой? — поинтересовался Льюис.
— Умирает, почки с печенью уже не работают. Хотя к искусственной почке его и подключили, но сказали, что долго он все равно не продержится. Да и сердце у этого подонка вот-вот остановится!
Если нога у Ленгтона и болела, это было совсем незаметно — так стремительно он шел по коридору больницы. Их встретил целый полк врачей и медсестер, настроенных решительно против всяких разговоров полицейских с больным.
Ленгтон вышел из себя. Прямым текстом он объяснил всем присутствовавшим, почему это было так важно. Не стал он молчать и о мертвом ребенке, и о найденной челюсти. Им надо допросить его, а для этого попасть к нему, будь он хоть при последнем издыхании!
— Поддержите его, пока я с ним говорю, больше мне ничего от вас не нужно, — обернувшись к врачу, потребовал Ленгтон, практически нарываясь на скандал.
Молодого врача трясло от негодования, он ответил, что несет ответственность за своего больного. В ответ Ленгтон чуть не размазал его по стене:
— Вы так печетесь об этой скотине! А ведь он расчленил двухлетнюю девочку — голову ей отрезал, слышите? Мне наплевать, останется он жить или подохнет! Пустите меня туда на десять минут, вот и все!
Он произнес это совсем тихо, но таким голосом, который был способен напугать любого.
Ленгтон бушевал, чтобы его провели к главному врачу, который разрешит пройти к Сикерту. Льюис кинул многозначительный взгляд на Анну, но она успела отвернуться — не хотелось обсуждать действия Ленгтона у него за спиной.
Через пятнадцать минут им разрешили пройти в отделение интенсивной терапии.
Идя вслед за двумя медсестрами, Ленгтон злобно бросил Льюису:
— Хорошенькое дело! Нелегальный иммигрант, убийца, а ухаживают за ним, как за королем! Вот куда идут налоги! Как думаешь, во сколько этот сукин сын влетает?
