И здесь, в этом кабинете, могла прозвучать похожая команда – с издевкой и намеренно пропущенной воющей, протяжной буквой: “Пшел!” Сучья работа!
За спиной Гришина – только обернись – лужи крови на паркете, у вешалки, где висит шинель генерала, обезглавленный труп ребенка, пропитанные кровью детские гольфы, которые замели в угол. В ушах, как тогда, после взрыва, стояла пронзительная тишина. Николай не слышал слов генерала, резво шагнувшего за стол и отдававшего команды то полковнику, то адъютанту по селекторной связи:
– Стой! Остановись! Остановись, я сказал!.. Олег, быстро ко мне!
Может, еще не поздно. На пол полетела черная папка, правая рука полковника распахнула полу пиджака, левая потянула из наплечной кобуры табельный пистолет.
А за спиной Николая не только кровь и трупы, но и живые люди, масса людей, которые откликнулись на его сумасшедший крик.
Полковник передернул затвор “Макарова”, снял с предохранителя, держа пистолет двумя руками.
– П-предатель! – выплюнул он позорное слово. – Все вы п-предатели! Вас надо было взрывать!
Николай нажал на спусковой крючок, и генерал, вскрикнув, повалился за стол.
Мало, мало ему одной пули. Полковник шел к столу, а в спину ему целился адъютант Латынина. Но руки у него, как и у Гришина, дрожали, и пуля попала в голову полковнику.
Врач, наложивший повязку на руку Латынина, поджидал пациента в приемной. Пуля прошла по касательной, но рану необходимо было зашить. И чем быстрее, тем лучше. Рана хоть и несерьезная, однако генерал от вида собственной крови потерял сознание, и в чувство его привел нашатырь.
В управлении переполох, коридоры Лубянки превратились в многометровый коммуникационный кабель. По нему неслась весть: начальник отдела покушался на жизнь начальника управления. Тем не менее напряжение быстро упало, последнее время многие стали замечать в глазах полковника Гришина нездоровый блеск. Он разучился моргать, как это делают все нормальные люди, а резко, с движениями нижних век, закрывал глаза.
Через приоткрытую дверь кабинета до врача доносились обрывки фраз:
– Да, немедленно!.. Думаю, не меньше десяти человек... откуда я знаю!.. Могут проникнуть или уже проникли... показания одного журналиста...
Николай Гришин был прав, когда говорил Марку: “У нас любого обломают за пару часов – тебя, меня, фонарный столб...” Надломленного Щедрина окончательно сломали за считанные минуты.
Глава 18
“Зона отчуждения”
“Министерство обороны Грузии получило от европейского командования НАТО уведомление о том, что руководство альянса сочло целесообразным проведение в Грузии летом или осенью будущего года многонациональных военных учений “Бэст эффорд-2002”. (...) Их задача – подготовка легких пехотных подразделений в горных условиях с целью улучшения взаимодействия между силами государств НАТО и партнеров альянса”. (...)
“Сотрудничество США и Грузии с учетом военно-политической обстановки на Кавказе будет расширено и конкретно направлено на сокращение и реструктуризацию грузинских вооруженных сил. (...) Продолжится оказание американской помощи в модернизации 11-й мотострелковой бригады и развитии подразделений сил быстрого реагирования грузинской армии”.
Грузия
Помня об инструкциях, данных командиром диверсионной группы, диспетчер поднял руку и несмело повернул голову.
– Что у тебя? – спросил от двери Дубровский.
– Сообщение для вашего начальника, – с сильным акцентом произнес авиатор.
“Волк” вызвал по рации Марковцева и остался на месте. Его недвижимая фигура наводила страх на смену. Правда, некоторые исподтишка бросали на него взгляд: не сменил ли положение? Нет, стоит, “как мать поставила”: ноги на ширине плеч, автомат у пояса. Распахнутая серая куртка в сочетании с черной униформой и “разгрузкой” смотрится нелепо.
Марк появился в КДП через минуту и стал за спиной вновь поднявшего руку диспетчера.
– Что случилось? – спросил Сергей, вглядываясь в экран радара.
– Вы ждете рейс 148, борт 24711?
– Да.
– Его принимает столичный аэродром.
– Так, еще раз. – Марковцев тряхнул головой, ничего не понимая.
– Рейс 148 принимает столичный аэродром, – повторил диспетчер. – Экипаж только что получил команду.
– А до этого?
– До этого согласно флайт-плану его должны были принимать мы.
Марк обернулся на Дубровского. “Лучше бы я остался на КДП”. Ибо первая мысль: недоглядел боец, и с пульта ушла информация. “Волк” разобрался во взгляде командира, но остался непроницаем. А Сергей тотчас согнал подозрения. Если бы утечка произошла с пульта, то диспетчер, который вел именно этот борт, не стал бы докладывать об изменении в плане полета самолета. Правда, просигналить мог кто-то другой.
Как бы то ни было, но операция срывалась. Сорвалась! – в сердцах матюгнулся Сергей. Сейчас ему хотя бы пять минут нужно было провести одному и проанализировать кризисную ситуацию. Взгляд бойца и неподвижные фигуры диспетчеров мешали сосредоточиться.
“Что еще могло произойти?” – напряженно думал он, затягиваясь сигаретой и меряя шагами пустой коридор второго этажа. Что? И какие последствия могут ожидать отряд, если уже установлен факт диверсионного акта?
Так, не гони, посоветовал себе Марк, пока время есть – думай, думай.
Если утечка произошла из КДП, то аэродром скоро блокируют военные. Причем силами армейского спецназа, дислоцированными под Тбилиси, и спецназа МГБ. Как подготовлены и что умеют спецы из таких подразделений, подполковник знал хорошо. Максимум полчаса – и диверсионное звено трудно будет спасти.
Второй вариант. От Гришина, да и вообще от всей оперативной группы по экстрадиции подрывников держали в секрете истинные планы выдачи преступников. Для всех пункт назначения рейса 148 – резервный аэродром “Северный”, тогда как на самом деле он изначально планировался в столичном аэропорту. Выходит, не доверяли членам опергруппы? Выходит, последнее решение осталось не за средним звеном?
Латынин! Латынин, в бога мать! Переиграл вчистую! И как! На последнем рубеже, или вираже, раз все дело произошло в воздухе: борт вылетает с одним планом полета, а садится с другим.
Но так легче, так легче, снова начал подгонять себя Марк, пытаясь найти выход из безвыходного положения. Пока есть время, есть и надежда спасти диверсионную группу.
Он лишь на секунду представил себе болезненные глаза полковника Гришина, услышал его характерное заикание: “Хорошая работа. П-прими мои п-поздравления!” Пошел к черту! Не до тебя сейчас.
Впервые в своей практике подполковник Марковцев был вынужден возвращаться с задания пустым. Но дело не в этом, не в самолюбии – наплевать на него в данной ситуации, тем более операция сорвалась не по его вине. Но операция носит специфический характер, примеров не найдешь ни в учебниках, ни в специальной литературе. Нет аналогов ей. Как нет и результата. Отличный показатель. Все завернулось в бараний рог.
Сергей вернулся на КДП.
– Когда ты получил сообщение? – спросил он, снова вставая за спиной диспетчера и глядя на ненавистную зеленую отметку на радаре, обозначенную снизу цифрами: 148. Отметка медленно, едва заметно сползала вниз экрана, борт шел курсом север – юг. Но он не шел, а летел с сумасшедшей скоростью – восемьсот километров в час.
– Десять минут назад. – Диспетчер сверился с часами. – Одиннадцать.
– Экипаж борта знал об изменении плана полета?
– Думаю, нет. Мне показалось, что командир сам удивился решению изменить место посадки. Хотя для экипажа ничего сложного в этом нет. Они продолжат идти прежним курсом, не меняя эшелона.
Марк продублировал движение диспетчера, посмотрев на свои наручные часы. Время есть. Но его очень мало. Нужно немедленно, сию минуту принимать решение. Он перебирал очень важные мелочи, а такой весомый фактор, как группа спецназа на “Транзаках”, чуть было не ускользнул от его внимания. Они приехали за подрывниками, и трудно было предположить, что им дали задание проехаться впустую. Стало быть, утечка. И если не здесь, то в Москве.
– Оставайся здесь и жди команду, – приказал командир Дубровскому. – Задание прежнее.
Он бегом, через две ступеньки спустился на этаж и рывком распахнул дверь в “Овальный кабинет”.
– Много выпил? – Марковцев указал на бутылку. – Сможешь вести машину?
– Какую? – спросил Андриасов. Только что он видел Сергея с лицом уставшего на каторжных работах философа, и вдруг такая разительная перемена. Интересно, что с ним произошло?
– Я про твою машину говорю, про “Мерседес”.
– А при чем тут мой “Мерседес?”
– Дорогой я все объясню. Поедем в Тбилиси. Помнится, ты говорил, что твою машину свободно пропускают на летное поле. Как-никак директор резервного аэродрома. Все! – Марк выставил руку в перчатке. – Больше никаких вопросов. Или ты везешь меня добровольно, или поедешь под дулом автомата. Есть третий вариант – прокатиться в багажнике. Только мертвым. Подгоняй, Эдик, машину к воротам. Иначе я забуду, что пил с тобой на брудершафт.
