Джон неуверенно покачал головой.
– В таком случае, ответь хотя бы на мои вопросы. Тебе это не повредит, а мне сможет помочь.
– О’кей, – с видимой неохотой согласился Джон.
– Что особенно беспокоило Фрэнка в последнее время перед гибелью?
– Множество вещей. А если быть точным, то он жил в постоянном напряжении. И не только в связи с работой. Это состояние стресса он переносил скверно.
– Что волновало его, кроме работы?
– Прежде всего – ты. С тебя все и началось.
– С меня?
– Да. Он был убежден, что у тебя роман с Дайной. Дело дошло до того, что он даже меня об этом спрашивал. Я ответил, что ничего не знаю, но все видели, что вы находитесь в замечательных отношениях и очень много работаете вместе.
– Да, своими подозрениями он меня сильно допек, – сказал я. – Должен сказать, что в своем недоверии ко мне он явно перехватил через край.
– Мне тоже так показалось. Но ты же знаешь, как Фрэнк боготворит Лайзу. Я думаю, что его страшно пугало то, что его дочь может оказаться в том же положении, в котором оказался он.
– Не понимаю.
– Я говорю об отношениях между ним и мною, – пояснил Джон. – Мы были связаны по работе, имея при этом близкие отношения. Это вызывало у Фрэнка постоянное чувство вины. Потом он узнал, что я встречаюсь с другими мужчинами. И это явилось для него сильнейшим ударом. Ему, видимо, казалось, что в силу своей неполноценности он не только погубил семью, но не смог удержать и меня. Одним словом, Фрэнк боялся, что дочь будет страдать так, как страдает отец. Бедняга с параноидной настойчивостью повторял это снова и снова. Ну и, наконец, наша ссора в пятницу. В тот вечер он не выдержал и взорвался.
– Как это произошло?
– Фрэнк заявил, что не понимает и не приемлет моей неверности. А то, что я гей, не может служить оправданием. – Немного помолчав, Джон продолжил: – Я пообещал исправиться, но он не поверил, и я ушел.
– Когда это произошло?
– Около часу ночи, – ответил Джон, довольно успешно сдерживая слезы. – И больше я его не видел, – он снова замолчал, борясь с нахлынувшими воспоминаниями. – На следующий день Фрэнк мне позвонил, но помириться мы так и не сумели. Когда я в свою очередь позвонил ему, никто не снял трубку, и звонка позже от него не последовало.
– Сочувствую, – сказал я, понимая, что Джон нуждается в более теплом утешении, которого я, увы, предоставить ему не мог. – С этим вопросом ясно. А что его беспокоило в компании?
– Да, положение в «Ревер» его явно чем-то мучило, – с глубоко вздохнув, произнес Джон. – Но что именно, я не знаю. Разговоров о фирме и о работающих там людях он пытался избегать. В те моменты, когда мы работали в паре, разговор велся только о конкретном проекте. Вне офиса мы о делах практически не толковали. Но что-то его определенно снедало.
– А ты не думаешь, что это могло быть связано с предстоящим уходом Джила?
– А разве он уходит? – спросил Джон, а глаза его от изумления округлились.
– Да, уходит. Прости, но я думал, об этом-то Фрэнк не мог тебе не сказать.
– Нет, – ответил Джон. – О внутренней политике фирмы мы уж точно никогда не говорили.
– А как он оценивал Арта?
– Считал его полным ничтожеством. Как мне кажется, они друг друга терпеть не могли.
– Что он говорил о пьянстве Арта?
– А я и не знал, что Арт пьет. Тебе похоже, известно о жизни в офисе гораздо больше меня.
– Похоже на то, – согласился я. – Но поговорим о другом. Меня очень удивляет то, что полиция не узнала о ваших отношениях.
– Она узнала.
– Что?!
– На это, правда, потребовалась пара недель. В «Домике на болоте» они нашли отпечатки моих пальцев. Я сказал, что работал там вместе с Фрэнком над нашими проектами, и они мне поверили. Но после серии лабораторных исследований копы пришли к выводу, что я занимался в «Домике на болоте» не только трудовой деятельностью. В бостонской квартире Фрэнка я никогда с ним не встречался – он был слишком осторожен для этого, – но после того, как копы потолковали с моими соседями, они узнали, что Фрэнк нередко бывал у меня. Кроме того, они проверили компьютер Фрэнка и обнаружили в электронной почте письма, которые окончательно прояснили ситуацию.
– Неужели они не начали подозревать тебя в убийстве?
– Начали, – кивнул Джо. – Но всего лишь на пару дней или около того. Но у меня было железное алиби. Соседи видели меня в день убийства, а ближе к вечеру я находился в обществе своих друзей. Одним словом, копы перестали меня терзать и с тех пор расспрашивают только о тебе.
– И что же ты успел им поведать? – простонал я.
– Только правду. Я сказал, что Фрэнка беспокоили твои отношения с Дайной, и что между ним и тобой в последние месяцы отношения были, мягко говоря, натянутыми. Они спросили, не угрожал ли ты Фрэнку, и не опасался ли он тебя, на что я ответил, что такого не было и быть не могло.
– И ты считаешь, что мне следует выразить тебе за это благодарность?
– Я говорил лишь то, что было, – пожал плечами Джон.
– Теперь, после того, как они узнали, что он гей, не стали ли они вести следствие и под этим углом?
Его глаза снова округлились, на сей раз, как мне показалось, от страха.
– Как это?
– Не знаю. Другой любовник, или что-то иное в этом роде.
– Ничего не получится! – вдруг выпалил Джон. – Я был единственным близким Фрэнку человеком, и уже сказал об этом полицейским. Они мне поверили.
– Но ты же, насколько я понял, не хранил ему верность…
– Да! – сердито бросил Джон. – И с этим мне придется жить до конца моих дней. Но Фрэнк был совсем другим. Именно из-за этого мы и поссорились в тот вечер.
Я вздохнул. Рухнули мои надежды на то, что после того, как полиции стало известно о Джоне и Фрэнке, следствие пойдет в другом направлении. Однако получилось так, что Махони только укрепился в своих подозрениях.
– Полицейские держат свое открытие в секрете?
– Пока да. Они опасаются задеть чувства семьи. И в первую очередь Лайзы.
– Они правы.
Чем меньше людей знают о связи Фрэнка и Джона, тем лучше для Лайзы. Меня очень тревожило то, как она может воспринять это известие.
– Джон, ты можешь оказать мне услугу? – спросил я.
– Какую?
– Если тебе на ум придет нечто такое, что поможет найти убийцу, дай мне сразу знать. Хорошо?
– О’кей. Я это сделаю.
В течение всего следующего рабочего дня Джон и я держались друг к другом с подчеркнутой вежливостью. Каждый из нас хранил свои тайны и подозрения, и поэтому лучше всего было вести себя так, словно вечерний разговор вообще не имел места. Утром явился Махони и, разбив лагерь в кабинете Фрэнка, принялся допрашивать всех подряд за исключением меня, разумеется. Джон и Даниэл, естественно, тоже общались с сержантом. Проходя мимо открытых дверей кабинета, я видел, как помощники сержанта копаются в файлах Фрэнка.
Интересно, обнаружили ли они еще нечто такое, что мне не известно? Узнав, что имеется еще одна линия следствия, о которой я и понятия не имел – а именно отношения между Джоном и Фрэнком – я испытал нечто очень похожее на шок. Однако, несмотря ни на что, в глазах Махони я оставался подозреваемым номер один.
Дела у сержанта шли явно лучше, чем у меня. Мое расследование зашло в тупик. Да, мне удалось расширить круг подозреваемых. Теперь кроме меня под подозрением оказались Крэг, Арт и, возможно, Джон. О Джиле и Джейн тоже не следовало забывать. Однако в моем виртуальном списке возможных убийц они явно стояли на последнем месте. Выше их в этом списке находился Эдди. Но теперь, после того как я максимально расширил поле поисков, следовало снова сузить его до одного человека. Оставить лишь того, кто убил Фрэнка. Однако я по-прежнему не представлял, кто мог это сделать.
Я не раз подумывал о том, чтобы объединить свои усилия с усилиями Махони, но было ясно, что Гарднер Филлипс не позволит мне это сделать. Если я буду держать рот на замке и ничего не скажу копам, он сможет держать меня на свободе. Если я заговорю, то окажусь за решеткой, один на один с законом.
Что касается Махони, то он в моей вине нисколько не сомневался и теперь делал все, чтобы это доказать. Я прекрасно понимал его позицию, особенно после того, как он нашел револьвер. Сержант знал, что Лайза выбросила оружие в реку, а это означало, что Фрэнка мог застрелить только я.
Но как мог этот злосчастный револьвер оказаться в шкафу нашей гостиной? Ответа на этот вопрос – сколько бы раз я себе его не задавал – у меня не было. В промежуток времени между обыском и находкой револьвера в нашем доме никто, кроме меня, Лайзы и сержанта Махони, не появлялся. Может быть, этот мерзавец и подбросил оружие?
Вообще-то револьвер могла припрятать и Лайза. Впрочем, нет. Подобную возможность я просто отказывался принимать во внимание.
Боже, как мне её не хватало!
В комнату вернулся Даниэл, пробыв с Махони около получаса. Он занял место за столом и послал мне улыбку.
