А где-то далеко внизу сквозь ночную мглу пробивались огни грузовика, медленно ползущего по дороге в Ардино. Был момент, когда грузовик проехал совсем близко от них, и до них донеслось пение сидевших в машине мужчин и женщин.
А в грузовике, шумя и буяня, пылая любовью ко всему миру, но в то же время готовые объявить ему войну при любом задиристо произнесенном в их адрес слове, ехали Гроган и Эндрюс.
Ни один из них не мог бы сейчас объяснить, как он попал в этот грузовик. Они все время сидели в баре, а потом вдруг оказались на улице. Спотыкаясь и пошатываясь, они брели наугад, поддерживая друг друга, как вдруг их окружила хохочущая толпа мужчин и женщин, приехавших в Мору полюбоваться на приезд губернатора… И вот теперь вместе с этой шумной компанией приятели тряслись по ухабам в кузове грузовика.
***
Арианна наконец очнулась. Она не чувствовала ничего, кроме боли и ужаса. Под темными сводами пещеры все эти страшные события, которые ей недавно пришлось пережить, теперь слились в один сплошной кошмар, заставляя ее дрожать словно в лихорадке.
Временами ее мозг озаряли яркие проблески сознания, которые словно распускающиеся бутоны расцвечивали память красочными картинами происшедших событий.
Ощутив под собою жесткую землю, она наконец вспомнила, где находится. Темнота не мешала ей, так как яркие картины пережитого ужаса продолжали отчетливо стоять перед глазами.
Она знала, что совсем близко от нее лежит мертвое тело Торло, накрытое мешками, над которыми вьются полчища мух.
Собрав силы, она на четвереньках поползла к нему. Правая нога безвольно волочилась по земле, доставляя немыслимую боль, разбитая голова ныла. Девушке приходилось часто останавливаться и отдыхать. Бедняжка поскуливала, словно раненая зверушка. Когда пальцы ее наконец коснулись мешков, которыми было накрыто тело Торло, она остановилась и, подняв голову, настороженно прислушалась. Но снаружи доносилось лишь стрекотанье цикад.
Незнакомцы ушли. Они убили Торло и думали, что убили ее.
Она присела на корточки, голова ее невыносимо болела. Может быть, она тоже умрет. Может быть, даже умирает сейчас.
Арианна сдернула мешки, в темноте нащупав тело. Ей казалось, что Торло просто спит, и она принялась трясти его и звать по имени, но Торло не отвечал. Арианна долго сидела перед ним в исступлении, пока наконец не поняла, что брат мертв.
Тогда она перекрестилась и прочла над ним молитву. Молитва пробудила в ней ненависть к этим людям, которые убили Торло и Марча и теперь думают, что убили и ее. Ей захотелось поскорее найти и уничтожить этих людей. Торло обещал ей, что предаст их смерти… И перед ее глазами снова возник брат, стоящий в лунном свете с гранатой в руке. Арианна снова принялась трясти его, надеясь, что он проснется и исполнит свою клятву. Но Торло спал беспробудным сном. Что ж, пусть спит.
Она убьет этих людей сама. Она проползет на четвереньках через весь остров, но обязательно найдет их и уничтожит. Руки ее, шарившие по окоченевшему телу, нащупали в карманах две оставшиеся гранаты. Арианна вытащила их и из последних сил поползла к выходу, но, очень быстро ослабев, остановилась.
Локти и колени ее были разодраны.
Убрав гранаты за вырез платья, Арианна села на землю, нарвала лоскутов из нижней юбки и перебинтовала колени. Руки она перевязывать не стала, так как они привыкли к грубой работе и не нуждались в защите.
Арианна выбралась из пещеры и поползла к тропинке. Она двигалась медленно, инстинктивно стараясь беречь силы. Почти каждое движение давалось ей с мучительным трудом, заставляя вскрикивать от боли и ложиться на землю. Но, всякий раз прижимаясь к земле, она чувствовала за пазухой две твердые гранаты, и перед ее глазами снова и снова возникала фигура Марча. Ей вспомнился тот день, когда он повез их учиться пользоваться гранатами и она расспрашивала его, что означает красный ободок, а он вместо ответа поцеловал ее прямо на глазах у Торло, отчего тот пришел в бешенство. Бедный Торло…
Бедный Марч… Она отомстит за них…
Наконец она достигла вершины кратера. Было двадцать минут пятого, и к этому времени Миетус со своей группой был уже на пути к Форт-Себастьяну.
***
Гроган и Эндрюс сидели в баре «Филис». Почти все, с кем они приехали на грузовике из Моры, разбрелись по домам. В баре оставались только Эрколо, который за многие годы научился спать исключительно между двенадцатью и пятью часами дня, горстка молодых картежников, беззубая старуха со сморщенным, словно печеное яблоко, землистым лицом, да запоздалый рыбак, только что вернувшийся с ночной охоты на осьминога, сидевший в углу и улыбавшийся. Младший сын Эрколо, пяти годов от роду, получающий свое первоначальное образование в заведении отца, восседал на стойке, барабаня по ней ножками.
Оба приятеля пребывали сейчас в том блаженном состоянии, когда уже не хочется пить, а душа уносится в заоблачные дали.
Вытащив из-за стойки хозяйскую мандолину, Эндрюс затянул песню, тут же подхваченную приятелем. У Эндрюса был прекрасный баритон, мягкое звучание которого было сейчас подпорчено вязкими, елейными нотками, и все из-за того, что его обладатель изрядно перебрал спиртного. Эндрюс пел, лукаво подмигивая беззубой старухе:
Вы, сэр, меня простите,
Но мне домой пора.
Ведь если мать узнает,
Тогда не жди добра.
Мой папа был министр,
Честнейший человек,
А мать танцовщицей была…
Малыш весело колотил по стойке, ножками – его приводили в восторг завывания Грогана.
Такой была красоткой,
Что глаз не отвести.
Черней волос, нежней очей
Вовеки не найти…
Потеряв равновесие, оба приятеля сползли под стойку и уселись на полу, продолжая завывать:
Смела, дерзка, игрива
И ветрена была…
Пропев третий куплет, Эндрюс не без труда поднялся, торжественно водрузил мандолину на стойку бара и, обращаясь к присутствующим, сказал:
– Прошу прощения, но мне нужно пойти поплакать о своей бедной старенькой маме.
Издав радостный вопль и шатаясь, он пересек комнату, подошел к старухе, похлопал ее по щеке и вышел. Гроган, подчиняясь древнему неписаному закону, бытующему среди закадычных друзей-собутыльников и гласящему, что все нужно делать вместе, последовал за ним.
Внезапно голова Эндрюса снова просунулась в дверь, и, улыбаясь, он весело крикнул:
– Только не расходитесь! И не затыкайте бутылку!
Голова исчезла, и за дверью послышался грохот падающего тела, потом нетвердый голос запел:
Давай же, Джонни Бокер,
Станцуем мы с тобой…
И ночную тишину огласил раскатистый смех порядком подвыпивших приятелей.
***
А в Форт-Себастьяне в своей комнате спал сэр Джордж Кейтор. Рядом на ночном столике лежала книга Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой», которую он нашел в кают-компании.
Сэру Джорджу снилось, что он плывет на «Наутилусе» вместе с капитаном Немо и оба они разглядывают через огромные стеклянные иллюминаторы подводной лодки гигантских моллюсков, неуклюже проплывающих мимо. От удовольствия сэр Джордж даже причмокивал во сне.
Ричмонд тоже спал. Он не видел снов и не храпел, а просто крепко спал. Лежавшие на столике у изголовья наручные часы со светящимся циферблатом излучали слабое сияние, которого хватало, чтобы выхватить из темноты висевший на стене пистолет.
Нил Грейсон бодрствовал, думая о Дафни. Лежа в постели с сигаретой, он гадал, что сейчас она делает. Спит или думает о нем? Грейсон решил, что, как только наступит утро, он отправится в Мору. Там на берегу ему обязательно встретится какой-нибудь рыбак, который сможет доставить его на «Данун». Ответ из Лондона, должно быть, уже получен. Правда, Грейсон понимал, что попросту ищет повода, чтобы остаться на корабле и позавтракать вместе с Дафни. Ему не терпелось увидеть ее, услышать ее голос. Грейсон с удовольствием выдыхал дым, с радостью думая о предстоящей встрече…
Сержант Бенсон, лежа на спине, оглашал комнату заливистым храпом. Живший в крепости кот с рваным ухом и раскормленный как сарделька спал у него в ногах, свернувшись калачиком.
В соседней комнате с блаженной улыбкой на лице спал и повар Дженкинс. Ему снилось, что он участвует в выставке цветов и что среди всех участников ему не нашлось равных, во всяком случае, его хризантемы оказались самыми лучшими. Их огромные косматые головы вызывали восхищение и зависть толпы, собирая вокруг множество посетителей. А Дженкинс, вспотевший от жары, но довольный, гордо стоял под тентом рядом со своими питомцами.
Казарма, где спали солдаты, на все лады оглашалась храпом и сопением.
На галерее у двери в Колокольную башню, прислонив винтовку к парапету, часовой закурил сигарету, не опасаясь, что его увидят.
А внизу, прислонившись спиной к воротам, капрал Хардкасл, назначенный на сегодня ответственным за ночной караул, наблюдал за крепостным двором. Наверху над черной громадой драконова дерева он заметил мерцающий огонек сигареты часового и даже хотел было подняться на галерею, чтобы устроить парню взбучку, но передумал, решив, что лучше закурить самому. В сторожевой будке полностью одетые спали трое солдат.
