— Ничем не лучше, — заключил Джастин. Поймав недоуменные взгляды отца и Роджера, пояснил: — Ленни Рубинелли. Его еще называют Ленни Рубин. И Ленни Красный. А все эти компании… там везде есть что-то красное в названии.[7]
— На этом странности не кончаются, — продолжил Джонатан. — За последние несколько месяцев соотношение сил опять поменялось. Теперь в плюсе «Каталитические преобразователи Эгглстона», «Голдман инкорпорейтед», «Тинтаджел груп» и «Ювелирная ассоциация Силверадо». Мало того, китайские подставные фирмы тоже начинают получать прибыль.
— Потому что у них есть доля в этих компаниях, — объяснил Роджер. — А эти компании загребают деньги. Кучу денег.
— Зато теперь в убытке компании Ленни Рубина, — заметил Джастин. И, осознав, что это значит, предложил: — По-моему, надо поужинать. Или хотя бы выпить.
— Поддерживаю, — согласился отец. — У тебя ведь, небось, приличного вина нет? И чистых бокалов?
— Здравствуйте! — послышался неожиданно вежливый голос Роджера.
Отец и сын Уэствуды удивленно подняли глаза, не понимая, с чего он решил поздороваться. Джастин уже хотел сказать, что, похоже, перерыв и правда не помешает, но тут понял, что здоровался Роджер вовсе не с ними. В дверях кухни стоял человек. Китаец. Он не двигался с места, но Джастин с первого взгляда определил, что его появление ничего хорошего не сулит.
— Давай бумаги, пожалуйста, — запинаясь проговорил незнакомец.
— Какие бумаги? — не понял Роджер. Он махнул рукой в сторону документов «Восхождения». — Эти?
— Давай бумаги, — повторил китаец.
Джастин проговорил:
— Роджер, отойди от него. За меня, прячься.
— Что? — снова не понял Роджер.
— Не давай ему никаких бумаг и держись подальше. Отходи, быстро!
Роджер двинулся к Джастину. Джастин бросил взгляд на письменный стол. Пистолет в ящике.
— Не пробуй взять пистолет, — спокойно и властно произнес китаец. — Не смочь.
В комнате стало тихо.
— Папа, — велел Джастин, — к выходу.
— Не ходить к дверь, — запретил незнакомец. — Не пробуй. Не может.
Джастин кивнул и постарался изобразить непринужденную улыбку, а сам стрелой метнулся к ящику с пистолетом.
Не успел. Маленький китаец взмыл вверх с такой легкостью и почти балетной грацией, что Джастин невольно залюбовался. Но любоваться пришлось недолго, потому что китаец крутнулся на месте, его правая нога описала в воздухе дугу, и грудную клетку Джастина разорвала резкая боль — сломанное ребро, как пить дать. Согнувшись пополам, он успел заметить, что непрошеный гость слегка ослабил бдительность. Тогда, схватив ночник с ближайшей тумбочки, Джастин со всей силы обрушил его на голову китайца. От боли потемнело в глазах, и он чуть не застонал, когда китаец с прежней легкостью отклонился и удар пришелся в никуда. Джастин даже не успел понять, как это случилось, — китаец просто исчез и тут же возник в другом месте. Снова молниеносное движение ноги, и снова по тому же ребру. Внутри как будто пожар занялся, и Джастин чуть не рухнул без сознания.
Китаец тем временем подбирался к Роджеру Мэллоуну. Тот застыл, парализованный страхом, и даже не сделал попытки удрать. Китаец с мягкой улыбкой взял Роджера за шею. Взгляд финансиста умолял о пощаде. Увидев, как он беззвучно оседает, Джастин сделал первое, что пришло ему в голову, — схватил тяжелый торшер и двинул им китайцу под колени. Убийца потерял равновесие и выпустил Роджера. Тот по-прежнему не двигался, но явно был жив. Выпрямившись, китаец шагнул к Джастину и ткнул кулаком ему под дых. Джастин успел отпрянуть, приняв на себя только часть удара, и все равно ощущение было такое, словно кто-то сдавил сердце железной хваткой. Теперь китаец направился к Уэствуду-старшему, который смотрел на него со смесью ужаса и ошеломления. Уходить отцу было некуда, поэтому Джастину пришлось снова, превозмогая боль, броситься на защиту. Он обхватил китайца сзади и, приподняв от земли, отшвырнул, крича во все горло:
— Бегите! Скорее!
Маленький убийца приземлился на ноги около кухонной двери, и Джастин, не теряя ни секунды, понесся на него головой вперед. Оба влетели в кухню, врезались в холодильник и сшибли по дороге шкафчик с посудой. Джастин потряс головой, чтобы прийти в себя, но, оказалось, напрасно. Воспользовавшись секундным замешательством, китаец выбросил вперед руку и наотмашь дал Джастину по скуле так, что тот попятился и ткнулся спиной в кухонную стенку. Он рванул попавшийся под руку ящик и даже успел выхватить большой нож для рубки мяса, но через секунду китаец снова крутнулся, рассекая воздух ногой, и запястье Джастина как будто треснуло пополам. Нож покатился по полу.
— Я убить тебя, — спокойно и четко произнес китаец. — Убить их. Ты все. Не бороться. Меньше боли.
— Пошел ты! — выпалил Джастин. — Меньше боли! — с трудом выдохнул он. — Любишь мучить? Меньше боли, да пошел ты!
Из раны на лице лилась кровь. Он бросился на китайца и на какой-то миг чуть не опрокинул его, навалившись всем весом. Но тут шею как будто пронзили насквозь, и он, оцепенев, почувствовал, что сейчас снова врежется спиной. Пытаясь остановить падение, он уперся рукой в подвернувшуюся поверхность, и ладонь немедленно обожгло. На этот раз китаец был ни при чем, и Джастин, не сразу поняв, в чем дело, вспомнил, что в который раз забыл выключить проклятую конфорку. В голове пронеслось: «Дерьмо собачье! Чтоб вам всем!», и он уже готов был снова кинуться на неуловимого врага и биться до последнего. Но вдруг его осенило. Он поднялся и набрал в грудь воздуха. «Чем черт не шутит?»
— Хорошо, — мягко похвалил китаец, увидев, что Джастин решил прекратить сопротивление. — Борьба не помощь. Я убить их. Вернуться за тобой. Не трогать нож. Будет плохо.
Убийца развернулся к двери в гостиную, и у Джастина мелькнуло: «Может, он говорит правду — он не любит боль, не любит пытки? Если истязатель не он, тогда кто?» Надеясь, что догадка верна, он бросил:
— Где твоя подружка? Без нее тебе меня не убить, вонючий кусок дерьма!
Китаец медленно обернулся.
— Откуда ты знать она? — Он с недоумением посмотрел на Джастина, потом покачал головой: — Ты она не знать.
— Откуда я ее знаю? — тяжело дыша, переспросил Джастин. — Я ее трахнул.
Это была не улыбка. Наверное, китаец вообще не умел улыбаться. Он просто не знал, что такое гамма чувств. Однако на его лице отразилось какое-то подобие любопытства. Как будто блеф Джастина его сильно позабавил.
— Ты врать. Глупо.
— Я трахнул ее вот в этом доме! Прямо здесь. На этом столе.
Ни улыбки, ни злости, ни любопытства — ничего. Китаец снова превратился в бездушную машину. Мимо.
— Ты не знать она. Ты ее не видеть.
— Нет? Думаешь, я не видел? — выдавил Джастин.
Говорить из-за боли в груди было все труднее. А дышать еще труднее. Обожженная ладонь дергала и ныла, отдавая куда-то в плечо. Джастин, сцепив зубы, начал описывать женщину, которую видел тогда, после разговора с Вандой, припоминая мельчайшие подробности. Глаза, волосы, одежда. Кожа и даже туфли. Все, что он изложил в письме Билли Ди Пецио, стараясь дать как можно более полное описание.
— Хочешь послушать, какая у нее киска? — бросил напоследок Джастин. — Как я ее трахал?
И тут он увидел. В глазах китайца мелькнул огонек. Наконец-то хоть какая-то реакция. Злость. Ревность. Ярость.
Джастин закричал изо всех сил, рискуя сломать еще одно ребро:
— Папа! Беги! Беги отсюда!
Китаец отвлекся — всего на миг, он всегда оставался начеку, однако Джастину хватило и этого. Схватив термос, он метнул его в китайца, и тот пригнулся, снова всего лишь на миг, но Джастин успел броситься на него. Тот поднял руки, готовясь отразить любой удар, но Джастин и не пытался повалить его или стукнуть.
Вместо этого он сгреб его в охапку и потащил. Тут же последовал болезненный толчок коленом в бедро, и кулак ткнулся в покалеченную грудную клетку, но Джастин не чувствовал боли, ничего не чувствовал, только твердил себе: «Ты справишься! Терпи!» — и волочил китайца к плите, ни на секунду не ослабляя хватки. Враг с размаху врезал головой ему в лоб, но Джастин устоял, сжав объятия еще крепче, а китаец, не знавший, что его ждет, не спешил бороться. Развернув его кругом, Джастин пригвоздил врага к плите. Он оперся было на руку, чтобы развернуться обратно, но машинально отдернул, прикоснувшись к горячему, а Джастин уже навалился ему на спину, всем весом прижимая его щекой к раскаленной конфорке. Враг забарахтался, силясь выскользнуть, скинуть Джастина с себя, но тот не отпускал. Послышался сдавленный стон, даже не крик — кричать расплавленными губами он уже не мог. Джастин навалился сильнее, пригибая голову и шею врага ближе к огню, вдавливая его в конфорку. Потянуло удушливым запахом паленого мяса, зашипела горелая кожа, но Джастин держал, не двигаясь с места, а китаец извивался, дергаясь, как живой омар на гриле, и Джастин больше не мог выносить эти судорожные движения. Но ему уже и не надо было. Враг замер, не шевелился, все было кончено. Джастин отшвырнул тело к стене, и тут увидел это жуткое лицо, точнее, то, что от него осталось, а осталось немного. Горелый, покрытый запекшейся коркой, оплавившийся блин. Тело выгнулось, как бьется рыба на крючке, — последняя агония, и китаец замер уже навсегда. Замерло и все вокруг, кроме самого Джастина, который стоял у плиты и коротко, отчаянно дышал.
