говоря друг другу об этом, так и не смогли забыть до конца своих дней. Через мгновение послышался смех, прерываемый кашлем.
Петро дрожал уже так сильно, что между ударами маятника был отчетливо слышно, как стучат, попадая друг на друга, его зубы. Он попятился назад, снова желание броситься прочь, снова позывы рвоты. Ботинки оставляли на полу кровавые следы, но тогда он думал только об одном, хотел только одного, чтобы всё это закончилось как можно быстрее, чтобы Александр, наконец, закончил то, что начал. Но нет! Александр не двигался. Александр точно так же как и он с испугом и будто парализованный смотрел на Рому.
– Не-е-ет, брат, – захрипел он и красные пузыри снова начали лопаться у него на губах. – Здесь ты не прав… Совсем не прав… Одну ошибку ты все-таки сделал, Саня, и она убьет тебя! – проговорил он с последними усилиями, проговорил четко и улыбка его стала шире. Он улыбался, человек, с пробитым легким, за несколько секунд до смерти, произнося эту странную фразу рядом с остывавшим телом своего сына улыбался, как будто ничего этого не было, как будто это был всего лишь кошмарный сон, от которого он вот-вот проснется!
Минутная стрелка тем временем дошла до двенадцати, старые часы начали отбивать один… два… три… Александр привстал и медленно подошел к часам. Маятник качался со стороны в сторону, заглушаемый механическим скрипом и боем. Девять… десять… одиннадцать… Александр поднял руку и остановил маятник на последнем движении к двенадцати. Часы успели сделать пол удара, скрипнули и вдруг замолчали. Комната погрузилась в тишину. Александр повернулся к Роме. Его зубы оголились, кончики губ растянулись в стороны, превращая его лицо в страшную маску, которая, по-видимому, задумывалась им как улыбка. Он сделал шаг вперед, коснулся носом ботинка кровавой лужи и снова отошел назад, не желая мараться. Всё это время он пытался выглядеть холодным и расчётливым, но рука его слабо дрожала, когда он в очередной раз поднял пистолет и направил его Роме в лицо. Пара каких-то мгновений, секунда, две, три и всё это закончится, уйдет в прошлое раз и навсегда. Улыбка Ромы, его спокойный взгляд и страх, который Петро читал в лице Александра. Совсем скоро всего этого не будет! Всё это прекратится, всё станет историей, которую он поспешит вычеркнуть из памяти, забыть напрочь как можно скорее. Петро хотел отвернуться, он не хотел видеть всей этой сцены, но лицо Александра, в котором читал он испуг, которого не видел никогда, будто приковало его к себе железными цепями. Александр боялся Ромы всегда. Петро знал об этом и раньше, но никогда он не чувствовал в нем столько страха, как в эти последние несколько секунд. И именно тогда, именно в тот самый момент, за несколько секунд до финального выстрела он понял, что дело вовсе было не в предательстве, не в принципах, не в обиде, а в обычной трусости, той самой человеческой трусости, которая заставляла даже сильнейших мира сего из-за страха делать самые мерзкие поступки.
– Слышишь этот звук? – смог выдавить из себя через несколько секунд Александр. Прежнего спокойствия в голосе его уже не было и его голос уже заметно дрожал. Кровь утекла в ноги и лицо его казалось бледнее первого ноябрьского снега.
– Нет, – Рома покачал головой. Он был совершенно спокоен и, казалось, ждал того, что неминуемо должно было произойти.
– Это время, друг. Оно… остановилось. Твое время остановилось сегодня в двенадцать!
– Тогда жми, – спокойно проговорил Рома и Александр, сделав глубокий вдох, нажал.
Послышался бой часов и Петро вздрогнул. Всё это видение, такое ясное и отчетливое, медленно испарялось перед его глазами. Исчезло тело Ромы, исчезло обезглавленное тело ребенка, исчезли пятна со стены и две больший алые лужи крови под ногами. Исчез шкаф, исчез письменный стол, исчезла кровать и большая люстра. Но остались часы, те самые стрелки на двенадцати, осталась та же самая комната и тот же старый дом. За неимением родственников он купил его за бесценок через год у местной администрации и первым делом сразу распорядился разобрать и выкинуть из дома всё, кроме часов. Часы он не тронул. Что-то было в них особенное, с чем не хотел он расставаться. Они видели и знали очень многое, ведь под звуки ударов этих старых часов начинали когда-то свое дело трое тогда еще неразлучных друзей.
Прогуливаясь тем днем в своих мыслях по мрачным коридорам дома, Александру вдруг послышался мужской голос, доносившийся из подвала. Братья играли в карты в беседке, которая была с другой части дома; Миша, взяв спиннинг, отправился на каменистый берег; Диана, прихватив с собой на всякий случай пистолет (она ужасно боялась всяких животных), пол часа назад пошла гулять к другой стороне острова. Голос этот в доме мог издавать только один человек и этот человек сидел в одиночестве в подвале.
«С кем он там разговаривает?» – Александр осторожно вынул из кобуры револьвер и снял его с предохранителя. Одна половица громко скрипнула, когда он подошел к лестнице в подвал, и голос вдруг стал тише. Александр включил подствольный фонарь и посветил вниз. Темная лестница упиралась в бетонный пол, на котором были видны подтеки и плесень. Нагнувшись, чтобы не задеть головой о низкий потолок, Александр начал осторожно спускаться. Ступени скрипели в такт к каждому его шагу. Запах гнили и сырости здесь был такой сильный, что, казалось, мог впитаться даже в кожу. Вскоре пальцы его нащупали старый выключатель на стене и Александр нажал его. В другой части подвала, в небольшой комнатке, где сидел закованный в цепи Андрей, зажегся свет. Он видел лучи желтого света, просачивавшиеся сквозь щели в досках. Голос замолк окончательно. Вернее, заменился чем-то другим – каким-то воющим звуком, больше похожим на плач или стон. Александр осторожно подошел к двери и открыл ее, не убирая из рук пистолета. Андрей поднял на него раскрасневшиеся глаза и потянул к нему скованные наручниками руки.
– С кем ты тут говорил? – сходу задал ему вопрос Александр. В комнате с ним, естественно, никого больше не было.
– Я… молился!
– Молился?
– Командир, послушай, прошу… Отпусти меня. Никому не скажу, ей богу не скажу, отпусти, а? У меня есть немного деньжат, скопил, всё отдам тебе! Всё до рубля отдам, до копейки… – он пополз к нему, умоляюще протягивая вперед руки. Цепь зазвенела по полу и, наконец, остановила ползшего в метре от Александра.
– Андрюша, Андрюша, Андрюша! Ты так прост, мой друг, –
