— О да, действительно, все очень просто — протянуть год на три фунта в неделю. А что потом?
— К тому времени я непременно чего-нибудь добьюсь.
— О, к тому времени он непременно чего-нибудь добьется! Все замечательно и неопределенно, не так ли?
— Не вижу в этом ничего неопределенного, — Адам начал терять терпение, — что тут неопределенного? Я точно знаю, что надо делать.
— Ну да, конечно, играться с куском глины.
— Не играться с глиной, а работать с глиной, а также с камнем.
— Весьма романтично. Полагаю, на некоторых девушек это произведет большое впечатление. Но только не меня.
— Я не удивлен. Предел твоих мечтаний — норковое манто и «Роллс-Ройс».
— Что ж, по крайней мере, норковое манто красивое, и в нем не замерзнешь. Вряд ли кто-нибудь из твоих скульпторов сможет вылепить такую вещь.
— Ты хочешь меня оскорбить.
— Конечно, правда часто оскорбительна.
— А на кой черт тебе сдалась эта правда? Вся твоя жизнь — это бессмысленная погоня за ерундой. Красивая мебель, красивая одежда, теплая компания, солидный банковский счет, вечеринки, праздники…
— Ну конечно, ты выше этого.
— Нет, не выше, но у меня есть цель в жизни, нечто более важное.
— О да, я забыла, ты же у нас великий скульптор. А я, по-твоему, должна сидеть сложа руки, наблюдать за твоей работой и считать гроши?
— Ты и раньше считала гроши и не умерла от этого. В любом случае, никто не заставляет тебя делать то, что ты не хочешь.
— После всех твоих обещаний… ты взял и все испортил, — сказала Хелен и залилась слезами.
Ее слезы взбесили Адама. Он воскликнул в сердцах:
— Если бы в те минуты, когда мы занимались любовью, ты попросила меня о чем-то, я, как дурак, мог бы ответить: «Да, милая, да». Но ты должна понимать, что такие обещания ничего не стоят. Какого черта! Продать право первородства за…
— Тогда скажу тебе раз и навсегда: я не собираюсь голодать на чердаке ни с тобой, ни с кем другим. Хватит с меня нищеты. Ты говоришь, что любишь меня?
— Люблю. Мне будет очень тяжело без тебя.
— Адам, я собираюсь открыть клуб. Я буду зарабатывать большие деньги. Ты должен работать со мной.
— Я не могу работать с тобой, Хелен, это ты должна работать со мной.
— Нет. — Хелен покачала головой.
— Значит, между нами выросла непреодолимая стена, — мрачно проговорил Адам.
— Мы больше не будем видеться, — сказала Хелен.
Адам вздохнул.
— Это значит прощай, — сказала Хелен.
— Да.
— Тогда прощай, Адам.
— Прощай… — Он протянул свою огромную руку. Хелен сжала ее.
— Адам, поцелуй меня на прощание.
Он поцеловал ее в лоб.
— Это очень холодный прощальный поцелуй, Адам.
— Если бы я поцеловал тебя по-настоящему, все кончилось бы тем, что я наобещал бы тебе то, что не в состоянии исполнить.
Она вышла. Дверь плотно закрылась. Адам стоял посреди комнаты, перебирая пальцами пуговицы пальто. О беспросветный мрак, о страдание, о отчаяние… Наверху хлопнула дверь. Тишина затопила дом. За окном, в черном беззвездном небе робко светила бледная луна, растворяясь в окружавшей ее черноте ночи.
Адам машинально вытянул руку вперед. Его пальцы наткнулись на что-то холодное и мокрое. Он обнаружил, что вертит в руках кусок красной глины. Упрямо выпятив челюсть, он принялся мять его. Потом, не снимая пальто, начал работать с ним нарочито размашистыми движениями.
Из коридора донеслись шаги Хелен, спускавшейся вниз по лестнице, захлопнулась входная дверь, и снова все замерло.
Ворот его рубашки сделался мокрым от пота.
Хелен вдруг овладело полное безразличие. Она рассуждала так: «С Адамом мне больше не на что надеяться, так что с ним все кончено. Остается только хорошенько потрясти Фабиана. Открыть клуб. Заработать денег. Стать кем-то, добиться чего-то во что бы то ни стало».
Она ускорила шаг и догнала Ви, которая семенила по тротуару в открытых туфельках на высоких каблуках; ее длинное вечернее платье волочилось по земле, выглядывая на добрых восемнадцать дюймов из-под верблюжьего пальто.
— Ой, привет, Хелен.
— Привет.
— Я опаздываю. Чертовы автобусы… Говорят, водители бастуют из-за Коронации. Вот смешно, правда?
— Мне это безразлично.
— Как Адам?
— Ну его к черту, — отвечала Хелен.
— Вы что, поссорились?
— Нет, просто с ним покончено.
— Нашла себе нового дружка?
— О, — надменно проговорила Хелен, — стоит мне только свистнуть, и у меня будет куча новых дружков. Я собираюсь зарабатывать настоящие деньги.
— Ты что, надумала открыть свой клуб? — взвизгнула Ви.
— Пока не знаю. Кое-кто предложил вложить деньги в мой клуб, но я до сих пор не решила. Как бы там ни было, я непременно его открою. Я вам покажу, что такое настоящий ночной клуб.
— А можно мне прийти к тебе работать?
— Посмотрим, — ответила Хелен и мысленно добавила: «Можешь убираться к дьяволу — ты мне осточертела, равно как и все прочие. Я буду работать одна».
— Правда, это будет здорово? — проговорила Ви. — Слушай, а ты заметила, что на улице не видно ни одной девушки?
— Да, — кивнула Хелен, даже не повернув головы.
— Держу пари, ты не увидишь ни одной проститутки на всей Черинг-кросс-роуд.
— Почему?
— Говорю же тебе, легавые очистили улицы от проституток, и все ради гостей, приехавших на Коронацию, чтобы те подумали, что в Лондоне вовсе нет шлюх… Ублюдки паршивые. Житья от них нет. И вот теперь все эти старые вояки принялись их ловить, лицемеры проклятые, никто уж и не осмеливается встать на улице, поджидая дружка. Все так ужасно, хуже не придумаешь, а еще говорят, что мы живем в свободной стране. Знаешь Марион? Они сцапали ее, отправились к ней на квартиру, подождали там ее дружка, Спотса, а когда он вернулся домой, схватили его и с ходу влепили ему шесть месяцев. А ведь это неправильно — все ведь так ждали этой Коронации, чтобы заработать пару фунтов. Да что там, это просто гадко. Оставили бы они нас в покое! Неужели они не занимаются этим с собственными женами? Ну вот и все. Девчонке тоже нужно жить, как и всем остальным! Скажу тебе откровенно, я до смерти боюсь. Чертовы легавые! Но, что там ни говори, я просто-таки обязана заработать хоть что-нибудь за время Коронации. Я достала себе новое платье, сине-красно-белое. Цвета Коронации. И у Марджори тоже новое платье, белое, с вышивкой «Боже, храни Короля», сделанной красными и синими буквами. Но я хотела тебя кое о чем спросить: как ты думаешь, не перекраситься ли мне в блондинку, чтобы больше походить на чистокровную англичанку?
— Неплохая мысль, — заметила Хелен.
— Некоторые считают меня дурочкой, но я хитренькая. Нехорошо себя хвалить, но иногда мне в голову приходят гениальные мысли. Значит, в блондинку, да? Как ты думаешь, в платиновую или медовую?
— В платиновую, — сказала Хелен.
— Это будет совсем по-английски, верно? Что случилось, Хелен? Ты расстроена? Не расстраивайся, мужчины этого недостойны. Все они просто сволочи. Прошлой ночью я подцепила в клубе парня, пошла с ним домой, и знаешь, что он мне дал? Чек на десять фунтов.
— Повезло тебе, — равнодушно проговорила Хелен.
— Ой, слушай, Хелен, а ты не одолжишь мне два шиллинга на такси?
— А где же твой чек на десять фунтов?
— Я послала его маме.
— Все деньги?
— Да, я вся в этом. Так ты одолжишь мне два шиллинга?
— Не могу.
— Не можешь?
— Я не взяла с собой денег.
— Ах, ну и ладно. Хелен, послушай, мне тут предложили работу в клубе «Сахарный завод». Девчонки там зарабатывают по десятке за ночь, только они обязаны водить клиентов домой. Как ты думаешь, соглашаться или нет?
— Почему бы и нет? — пожала плечами Хелен.
— Ну, все-таки, — деликатно проговорила Ви, — это, как ни крути… проституция.
Хелен снова пожала плечами:
— Смотри сама.
— Забавно, верно? — проговорила Ви, покрутив головой, — еще недавно ты была тише воды ниже травы, а теперь… я просто глазам своим не верю. Забавно, правда, как эта ночная работа меняет людей?
— Да, я была слишком нерешительной, — ответила Хелен, — но теперь я уже не та. Не все ли равно, как зарабатывать деньги, коль скоро они текут к тебе в карман? Неужели Рокфеллер зарабатывает их другим способом? Многие осуждают проституцию, но разве спать с мужчиной из-за денег не столь же гадко, как выходить за него замуж из-за денег? И чем открытие ночного клуба постыднее открытия, скажем, чайной лавки? Меня уже тошнит от глупой болтовни обо всем этом… морали и тому подобных вещах. Как можно чего-то добиться в жизни, если будешь все принимать близко к сердцу?
— Ты абсолютно права, — закивала Ви, порывисто сжимая руку Хелен. — Бог мой, мы с тобой думаем одинаково. Вот здорово, верно? Слушай-ка, Хелен, а может снимем с тобой квартирку и займемся надомной работенкой?
