работаю в полиции, и я не могу нарушать закон.
— Можете. Вы должны знать кого-то. Или вы должны знать какое-то место…
Взгляд Нила перескакивает с меня на доски пола, потом на коврик, и снова возвращается ко мне.
— Как вы можете мне такое предлагать?
— Вы же сами сказали, что никто про него ничего не знает и никто его не разыскивает. Бог знает, что он сделал с Алисой, пока она его не ударила, так что справедливость уже восторжествовала. Как можно заставить ее снова платить за это? Ведь она не такая, как мы с вами. Она — ребенок.
— Фой, не просите меня об этом.
— А я вас и не прошу, — отвечаю я, качая головой. — Мне кажется, я знаю, где ее найти.
— Знаете?
Сбрасываю его пальто, вешаю его на спинку стула и достаю из своего рюкзака куртку.
— Я все сказала. Делайте что хотите, а мне обязательно надо ее найти. Я должна быть первой.
— Уже поздно, вы не можете сейчас уйти одна.
— Завтра будет пять дней с тех пор, как она пропала. Она не может больше ждать. Я ухожу.
Захожу в туалет, собираю все мои вещи и направляюсь к двери. Тело Джона Кнаппа все еще лежит завернутое в линолеум посреди кухни, как мумия в гробнице фараона. Нил тщательно прикрывает дверь квартиры и выходит проводить меня на крыльцо. Мне уже кажется, что он вот-вот закроет дверь, но он наклоняется ко мне и целует — горячо, жадно и отчаянно. А потом мы обнимаемся — крепко и надежно.
— Я со всем разберусь, — шепчет он, — и найду тебя.
Мне не хочется отпускать его. Мы размыкаем объятия и стоим, прижавшись друг к другу лбами.
— Надеюсь, еще не поздно.
* * *
Покупаю на заправке пачку сигарет и зажигалку. Я бросила курить уже много лет назад, но сегодня сигареты притягивают меня, как магнит, обещая свободу от хронической тревоги, парализующей мою волю.
Заправка посреди ночи — одно из самых одиноких мест в мире. Поначалу она манит тебя блеском неоновых огней и запахом свежего кофе, но потом начинаешь понимать, как человек одинок в этом огромном фальшивом и коммерциализированном мире.
Вокруг суетятся усталые семьи, кто-то перелистывает журналы, из туалетов доносится жужжание сушилок для рук, у игровых автоматов веселится молодежь. Заливаю полный бак, еще раз иду в туалет, забираю с прилавка двойной эспрессо с тостом и отправляюсь на своей машине в холодную ночь. Прогноз погоды обещает снегопад на юго-западе, но когда я подъезжаю к Бристолю, все обстоит не так уж плохо. Мне обязательно надо добраться до Алисы, пока он не разошелся по-настоящему.
Я собиралась выкурить всего одну сигарету, чтобы снять напряжение, но незаметно для себя прикончила всю пачку. Когда к пяти утра я подъезжаю к заправке в Таунтоне, терпения у меня остается не больше, чем бензина в баке. Снег уже валит вовсю, и дворники, работающие на максимальной скорости, едва справляются. Радио сообщает о пяти сантиметрах снежного покрова. Если понадобится, я пойду пешком. У меня есть куртка и ботинки. Я должна добраться до Алисы во что бы то ни стало.
Может, нас спасут наши рыцари, Фой?
Нет, Алиса, мы сами сумеем постоять за себя. У нас тоже есть мечи.
Звонит телефон. Пока я роюсь в сумочке, мелодичный сигнал извещает меня о том, что кто-то оставил мне сообщение.
«Фой, это Нил. Я был на автостанции, проверил записи камер за ту ночь, когда она исчезла. Она уехала в Бристоль одним из последних автобусов, так что ты на верном пути. Другую проблему… я решил. Сообщи, если появятся какие-либо новости. Чао».
Это все. Никаких намеков на то, что стало с Кнаппом. Думаю, я уже никогда об этом не узнаю, но на самом деле мне хочется лишь одного — чтобы бушующий прибой навеки поглотил его.
К шести утра добираюсь до цели. Боже, сколько же раз я возвращалась сюда в своем воображении! Открываю окно, и в машину врывается ледяной ветер.
Здесь мало что изменилось: вокруг стоят все те же дома под соломенными, черепичными или шиферными крышами, у дороги — все тот же знак, полускрытый в зарослях ежевики: «Добро пожаловать в Карю. Пожалуйста, будьте внимательны». А вот маленькая деревянная табличка «Осторожно. Утки переходят дорогу», которая стояла посреди лужайки, исчезла, как, впрочем, и сами утки.
На холме рядом с пабом все так же возвышается церковь. Проезжаю мимо памятника жертвам войны. Поворачиваю на главную улицу и ожидаю увидеть маленький магазинчик и почту, но их нет. На их месте красуются новые дома с припаркованными у входа блестящими машинами.
Паб все так же стоит на месте, и когда я заезжаю через открытые ворота на стоянку, меня начинают захлестывать чувства. «Бесом инн». Мне не хочется снова возвращаться ни к счастливым воспоминаниям, ни к потерям, мне кажется неправильным, что я снова стою на этой земле. Новые хозяева покрасили стены паба в небесно-голубой цвет, который ему совсем не идет — при нас он был белым. Вот знак, который сделал еще мой отец. А это здание я не узнаю. Раньше здесь был кегельбан, а сейчас на его месте стоят четыре маленьких домика для гостей.
За стеной — церковное кладбище. Я стараюсь не смотреть туда, но голова сама собой поворачивается в ту сторону, и я мгновенно замечаю могилы мамы и папы, втиснутые между надгробьями Мэри Брокеншайр и местной ведьмы Бриджет Вилт-шайр. Все покрыто толстым слоем свежевыпавшего снега. Как ни странно, это зрелище огорчает меня не так сильно, как я думала.
Рядом со стоянкой находится садик, половину которого теперь занимает какое-то современное уродливое здание — склад или сарай. Цементный блок, на котором мы оставили отпечатки своих рук, выкопан, наши инициалы на столбе исчезли вместе с качелями и местом для костра, а от деревьев остались только пеньки.
И тут я с ужасом замечаю, что наш «замок» тоже исчез. А я-то всю дорогу была уверена, что именно в нем и будет скрываться Алиса.
Меня охватывает отчаяние. Что же теперь делать? Звонить Нилу? Вернуться обратно в машину? Нет ли еще какого-нибудь места, куда она могла убежать? В голове не осталось ни одной здравой мысли. Кругом лишь молчание и снег, который все еще продолжает медленно падать с темного неба. Первозданную белизну не нарушают ни следы машин, ни отпечатки собачьих лап. Мне кажется, что все это — кошмарный сон, но я знаю, что этот кошмар реален. Всю ночь
