Альтшулер спросил у медицинского эксперта, может ли он определить, двигался ли, стоял или лежал доктор Отт в тот момент, когда эти пули настигли его. Последовали утомительные технические подробности относительно углов попадания и возможного порядка выстрелов.
– Не могли бы вы, сэр, сократить подробности и сделать вывод, который был бы понятен нам, непрофессионалам, никогда не посещавшим медицинских школ?
– По моему должным образом взвешенному и обоснованному мнению, в момент убийства доктор Отт спокойно стоял на месте.
– У меня нет вопросов к свидетелю.
Уоррен все отлично помнил. “Он нападал на вас, когда вы его застрелили?” “Да”. “Он нисколько не колебался? Не останавливался?” “Нет”. Это была версия Джонни Фей, которую ей предстояло изложить суду в своем свидетельском показании. Если Клайд спокойно стоял, это означало, что особых оснований для стрельбы в него не было, и в то же время, что подзащитная солгала своим адвокатам.
Уоррен перешел к перекрестному допросу эксперта, однако доктор, который был не только судебным патологоанатомом, но и юристом, не уступил ни на йоту.
– Сэр, ваше мнение относительно того, что доктор Отт спокойно стоял в тот момент, когда пули настигли его, нельзя назвать установленным фактом, не так ли?
– В данном случае это можно считать именно фактом. Истец почти наверняка спокойно стоял на месте.
– “Почти наверняка” – это не значит “абсолютно точно”, так ведь?
– Хорошо, я внесу поправку. Как эксперт, я нисколько не сомневаюсь в этом.
Чем больше Уоррен придирался к нему, тем тверже тот становился.
– А случалось ли когда-нибудь так, чтобы ваше мнение, сэр, оказывалось ошибочным?
– Нет, насколько мне помнится, хотя я и отдаю себе отчет в том, что оправдательный вердикт может считаться доказательством моей ошибки.
– То есть вы имеете в виду, сэр, что на другом процессе вы засвидетельствовали набор фактов или возможностей, а суд не поверил вам. Правильно я вас понял?
– Заявляю протест, – сказал вставая Альтшулер. – Он и не думал о том, во что поверил или не поверил другой cyд.
Уоррен повернулся к судье Бингему:
– Ваша честь, этот свидетель – эксперт, и ему разрешается отвечать так, как он сочтет нужным.
– Да, вроде того, – сказал судья. – Но не думаю, что я могу это разрешить. Протест поддержан.
– Больше нет вопросов, – сказал Уоррен, сев на место и начав покусывать кончик карандаша.
Джонни Фей бросила на своего адвоката мрачный вопросительный взгляд. Глаза Рика были спрятаны за поднятой ко лбу рукой.
В качестве вещественного доказательства суду были предъявлены фотографии тела жертвы, а затем Томми Руиз, сержант отдела по расследованию убийств, рассказал о своем прибытии на Ривер-Оукс. Он нашел обвиняемую ожидающей перед входом в дом. Прежде чем выйти ему навстречу, она стряхнула на газон пепел с сигареты. Сославшись на свои записи как на материал, послуживший основой для полицейского рапорта, Руиз процитировал слова, сказанные Джонни Фей: “Когда мы спустились по лестнице, я попыталась покинуть дом, но в коридоре, загородив мне дорогу, стоял Клайд… Я схватила кочергу, чтобы защитить себя, но он ее у меня отнял… Я не собиралась убивать его, но Клайд шел на меня, как старый медведь-гризли; шел, размахивая кочергою над головой”. Кочерга эта, как засвидетельствовал Руиз, действительно была обнаружена в восемнадцати дюймах перед белым кожаным диваном, стоявшим посреди гостиной. Тело доктора Отта находилось наполовину на диване, наполовину на полу.
С помощью учительской указки и большого трехцветного архитектурного плана, укрепленного на подставке, Руиз дал детальное описание особняка Отта. Альтшулер заставил свидетеля остановиться на громадных размерах гостиной (что-то фута тридцать два на сорок пять да плюс к этому одна ниша для рояля и другая – для книжного шкафа и дивана), на расположении мебели в комнате, на широкой мраморной лестнице, которая вела из вестибюля на второй этаж, и на просторном арочном проходе из гостиной в вестибюль и к входной двери.
Альтшулер спросил:
– Скажите, сержант Руиз, если бы в вестибюле или в коридоре стоял человек, то существовала бы для другой персоны какая-то сложность в том, чтобы пробежать мимо или – лучше скажем – обежать вокруг него? Я имею в виду, не слишком ли узко это пространство, чтобы один человек оказался там в состоянии увернуться от другого?
Рик Левин заявил протест: “Призыв к высказыванию предположения”.
Они с Уорреном договорились, что перекрестный допрос сержанта Руиза будет проводить Рик, а только адвокат, назначенный для этого, имел право заявлять протесты во время прямого опроса свидетеля.
– Поддерживается, – немного подумав, сказал судья Бингем. – Вы можете перефразировать свой вопрос, мистер Боб.
Альтшулер спросил:
– Сколько приблизительно людей среднего сложения, поставленных бок о бок, могло бы поместиться в этом арочном проходе, сержант Руиз?
– Десять или двенадцать, – ответил Руиз.
– Не стояло ли там какой-то мебели или других предметов, которые могли бы воспрепятствовать свободному выходу?
– Нет, сэр. Ничего.
– А какова общая площадь вестибюля?
– Восемнадцать футов на восемнадцать. Так что, полагаю, где-то свыше трехсот квадратных футов.
– То есть триста двадцать четыре квадратных фута там есть наверняка?
– Да, сэр.
– Что касается размеров спальни?
– О ней можно сказать то же самое.
– А в вестибюле была какая-то мебель, загораживавшая проход в том или ином направлении?
– Пара резных деревянных стульев, но они стояли у стены. Два маленьких резных столика с лампами под шелковыми абажурами, но и они также располагались вдоль стены, по обе стороны от двери. В сущности, там было большое свободное пространство.
– Когда вы прибыли в дом доктора Отта, сколько времени уже прошло после телефонного звонка миз Баудро в полицию?
– Около двадцати минут.
– Миз Баудро, на ваш взгляд, была пьяна или трезва?
– Протест! – прервал Рик. – Ее не подвергали никаким тестам. Призыв к высказыванию предположения свидетелем.
– Поддерживается! – провозгласил судья.
– Еще один вопрос. Тот белый кожаный диван в гостиной – как далеко он находился от мраморной лестницы?
Руиз внимательно вчитался в свои записи, затем сопоставил их с архитектурным планом особняка.
– Я бы сказал, около шестидесяти пяти футов.
Альтшулер отпустил свидетеля, и к перекрестному допросу перешел Рик. К несчастью для адвокатов защиты, Томми Руиз не принадлежал к числу лгущих или жульничающих полицейских. Рик оставил в стороне теоретический вопрос о возможности или невозможности для обвиняемой покинуть помещение, сосредоточившись на ее подавленном состоянии в момент прибытия полиции.
Альтшулер попросил разрешения на повторный опрос свидетеля.
– Сержант Руиз, вы только что засвидетельствовали, что вскоре после того, как миз Баудро встретила вас у входной двери с сигаретой в руке, на глазах у обвиняемой выступили слезы, и она показалась вам глубоко потрясенной. Скажите, в тот момент вы стояли близко к ней или на некотором расстоянии?
– Близко. Всего в нескольких футах.
– Почувствовали вы запах спиртного, исходящий от нее?
– Нет, сэр.
– Судя по ее виду, она понимала, что делает?
Рик снова выступил с протестом.
Своим раскатистым баритоном Альтшулер воскликнул:
– Ведь они сами открыли дверь ко всякого рода размышлениям на этот счет, ваша честь! Они спросили мнение сержанта о состоянии миз Баудро в момент прибытия полиции. Я не возражал. Теперь и я должен пройти этот путь.
Судья Бингем сказал:
– Очень сожалею, мистер Левин. Но мистер Альтшулер прав. Я вынужден отклонить ваш протест.
Он повернулся к Руизу:
– Вы можете отвечать.
– Мне показалось, что она точно знала, что делает, – заявил Руиз.
– Скажите, в самом начале или впоследствии не путала ли она слова, не делала ли каких-то странных движений и не говорила ли чего-то такого, что заставило бы вас предположить, что она сильно пьяна?
– Нет, – ответил Руиз, – она выглядела абсолютно трезвой и вполне владела собой.
* * *
Уже на улице, когда Джонни Фей шла, на несколько шагов опережая адвокатов, Рик задумчиво заглянул в спокойные глаза Уоррена:
– Похоже, это будет немножко круче, чем мы предполагали.
– Альтшулер готовится, – заметил Уоррен.
За ленчем вместе со своими адвокатами, в том же самом садовом ресторанчике, где Уоррен когда-то беседовал с судьей Бингемом, Джонни Фей сидела с мрачным видом.
– Я ничего не понимаю, – сказала она. – О чем была вся последняя часть? Что за грандиозная проблема с этим “пьяная или непьяная”?
