Какими только словами Марьяна не ругала себя за эту минутную панику, когда брела неведомо куда, дрожа от холода и плача от боли в сбитых и изрезанных осокой ступнях. Передвигалась она очень и очень медленно, сперва - потому что поминутно озиралась и вслушивалась в каждый шорох, готовая нырнуть в кусты при малейшем намеке на появление машины или людей, позже - потому что не слушались ноги.
Уже сгустились сумерки, когда до нее долетели из-за реки звуки разудалой гулянки. Марьяна вышла на берег и увидела деревню, где, по-видимому, играли свадьбу или отмечали какой-то очень популярный у местного населения праздник. Лихие визгливые выкрики частушечниц вплетались в протяжную и заунывную "Степь", исполняемую под магнитофонную запись "Ламбады". Гуляли основательно и широко, всем миром. Марьяна рассудила, что в суматохе этого фестиваля никто не обратит внимания, если она потихоньку заберется в какой-нибудь сарай и позаимствует пару старой обуви и немудрящую одежонку. Ей очень не хотелось снова лезть в воду, но вечером выпала роса, у реки сильно похолодало, и она всерьез опасалась подхватить воспаление легких, если не оденется.
Деревенские собаки оказались намного бдительнее старших братьев по разуму. Когда Марьяна открыла калитку какого-то дома с темными окнами, они заголосили с неистовством гусей, спасающих Рим. Она испуганно метнулась к веревке с бельем, сдернула первую попавшуюся крупную шмотку и бросилась вон со двора. Собаки не унимались, но никто и не подумал посмотреть, что их растревожило. Переведя дух, Марьяна вспомнила об обуви, которую так и не раздобыла, и предприняла вторую вылазку - уже на другой двор. Цепные сторожа снова зашлись истеричным лаем, но тут уж ей хватило выдержки остаться на месте и как следует осмотреться. Правда, результат был довольно жалким. Резиновые шлепанцы, забытые на пороге - вот все, чем ей удалось разжиться. А ведь предстояло идти всю ночь и даже больше. Она должна отойти как можно дальше от злополучного пляжа, иначе люди, у которых она попросит убежища, свяжут ее появление с ненайденной утопленницей, и все ее усилия пойдут прахом.
Но к утру Марьяна почувствовала себя настолько скверно, что ей было уже все равно. Тело ломило и било в ознобе, резало глаза, саднило горло, болели ноги, каждый шаг давался с невероятным трудом. Она уже готова была рухнуть на мокрую от росы траву и помолиться о быстрой смерти, когда заметила на фоне просветлевшего неба новую деревню. Из последних сил дотащилась до околицы и открыла калитку крайнего дома. На лай неизбежной цепной жучки вышла хозяйка, рослая угрюмая старуха с подойником в руке.
- Кого это принесло в такую рань? - буркнула она, вперив в гостью неприятные глазки-буравчики.
- Здравствуйте, бабушка, - через силу сказала Марьяна, привалившись к забору. - Меня зовут Маша. Я попала в беду. Вы не могли бы пустить меня к себе на несколько дней? Я хорошо заплачу.
Последние слова зажгли в глазах хозяйки алчный огонек.
- Сколько?
- Сто долларов. За неделю.
Марьяна считала, что сделала очень выгодное предложение. В Москве за такую сумму можно снять комнату на целый месяц, а она просит всего-навсего угол в деревенском доме с удобствами во дворе, и только на неделю. Однако старуху ее щедрость не впечатлила.
- На что мне доллары? Ты деньгами заплати.
- Наших денег у меня нет, - призналась Марьяна почти шепотом - так трудно ей было говорить. - Но доллары обменяют на рубли в любом городе или селе, где есть сбербанк. Сотня - это почти три тысячи рублей.
На лице старухи отразилась полная драматизма душевная борьба - алчность сражалась с боязнью пасть жертвой обмана. Боязнь победила.
- Только мне и дела, что по банкам разъезжать, - буркнула она и покачала головой. - Пойди к кому-нибудь другому попросись.
Марьяна отлепилась от забора, подняла щеколду, с усилием толкнула калитку и шагнула на улицу, уверенная, что сейчас упадет. Но мысль о несметных деньжищах, уплывающих из рук в карман ненавистных соседей, подстегнула хозяйкину жадность и нанесла сокрушительный удар по ее же осторожности.
- Эй, погоди! Как тебя там? Маша! Ладно уж, оставайся. Куда тебе, хворой, по дворам ходить!
Она отвела Марьяну в комнатушку с цветастой ситцевой занавеской вместо двери. Этот крохотный закуток едва вмещал металлическую панцирную кровать, тумбочку и стул с вытертой до полной невнятности обивкой. Но Марьяна не привередничала. С трудом дождавшись, пока хозяйка постелит белье, она упала на кровать и забылась тяжелым нездоровым сном.
Очнулась она только к вечеру, совершенно разбитая, мокрая от пота. Зинаида Арсентьевна (так звали хозяйку) к тому времени уже успела наведаться в город и, вероятно, поменять доллары на рубли. Она подобрела настолько, что купила постоялице пачку аспирина. А еще принесла большую кружку парного молока и ломоть хлеба, тонко намазанный медом.
Марьяна со страхом ждала, когда старуха приступится к ней с вопросами, но Зинаиду Арсентьевну чужие беды, видимо, не волновали. Она вообще обращала мало внимания на свою жиличку. Два раза в день предлагала поесть, никогда не настаивая, если Марьяна отказывалась. Ругалась по ночам, когда девушка ворочалась или кашляла, мешая ей спать. И по нескольку раз на дню жаловалась на тяжелую жизнь, на сволочей соседей, на мерзавца зятя и неблагодарную дочь, на погоду и на боль в суставах, на слишком быстро скиснувшее молоко и дороговизну, на мертворожденных поросят и плохие виды на яблочный урожай.
Но эти жалобы вряд ли можно было счесть проявлением внимания к постоялице. Марьяну не оставляло ощущение, будто старуха обращается не к ней, а так, в пространство. И только один разговор, состоявшийся между ними, можно было рассматривать как свидетельство того, что Зинаида Арсентьевна все-таки думает иногда о странной девушке, которую неведомые обстоятельства привели к ней в дом. Заметив, что Марьяна старается не выходить по нужде до наступления темноты, а если припрет, выбирается из дома через скотный двор и крадется к заветной будке, как партизан к штабу врага, хозяйка велела ей не валять дурака.
- Хочешь, чтобы тебя увидели и разнесли по всей деревне, что Арсентьевна пустила жиличку с причудью? Думаешь, я никому о тебе не сказала? Ну и дура! И нечего на меня зенками сверкать! В деревне тайком не проживешь. Будешь от людей шарахаться, они только больше болтать станут. Я сказала, что тебя прислала Танька, дочка моя. Ты ее сослуживица из Троицка. По весне начала шибко хворать, и доктора послали тебя на свежий воздух да на парное молоко. Поняла? Если увидишь кого, не вздумай тикать. Подойди, поздоровайся, о себе расскажи. Танька моя, чтоб ты знала, в заготконторе работает, ягоды-грибы у народа покупает. Дочка у нее, Леночка, двенадцатый год пошел. И муж - пьянчуга и кобель...
Тут Зинаида Арсентьевна свернула разговор в привычную колею, и Марьяна погрузилась в свои мысли. Мысли были тяжелыми, и признание старухи о том, что в деревне про ее жиличку знают, приятности им не добавляло. Марьяна без труда могла представить, как какая-нибудь здешняя кумушка приезжает на козловский рынок торговать сметаной или редиской и делится с товарками деревенскими новостями, приберегая на вкусное весть о хворой девице, попросившейся на постой к местной бабе-яге. А в ответ ее потчуют рассказом о влюбленной парочке, утонувшей третьего дня недалеко от Козловска, и о том, что тело девушки так и не нашли. И кумушка, поразмыслив, припоминает, что хворая девица объявилась в их деревне наутро после несчастного случая, ведет себя подозрительно, из дома не выходит, людям на глаза не показывается. Можно только догадываться, к каким сенсационным выводам придут праздные базарные тетки, обсасывая подробности. Эх, бежать отсюда надо, и как можно скорее.
Но скорее никак не получалось. Три дня Марьяна болела, болела тяжело, с высокой температурой. А когда температура спала, девушку шатало от слабости. К тому же на нее навалилась тяжелая тоска. Куда ей бежать, где прятаться? Домой и в Старград дорога закрыта - найдут сразу. А скитаться до бесконечности невозможно. И вообще, если ее враг в состоянии нанять убийцу, что помешает ему пустить по следу Марьяны свору сыщиков? В этой игре все преимущества на его стороне. А Марьяна даже не знает, кто он такой и чем она ему помешала. Приемный отец Марины и, вероятно, их общий дед? Но зачем ему смерть Марьяны? Непонятно. Если это губернатор, шансов на спасение у нее нет. Впрочем, неизвестное лицо еще опаснее - именно тем, что неизвестно. Так зачем суетиться - бежать, прятаться? Какая разница, где настигнет ее смерть?
Старуха за стеной покончила с вечерней трапезой, выбралась из-за стола, завозилась, собирая посуду. По улице с дребезжанием проехала машина, пробудив ото сна деревенских шавок. Проехала? Нет. Рычания мотора больше не слышно. Жучка надрывается от лая. Совсем рядом раздается гудок, потом еще и еще раз.
