— Что вы хотите? — наконец спросила она.
— Ничего. Посидеть за компанию.
— Это Линкольн вас… отверг?
Ленни ничего не ответил, но его плечи поникли.
— Только не говорите, что вы и в самом деле к нему неравнодушны! — смеясь, сказала она.
Элизабет произнесла эти слова наобум, но по реакции Ленни поняла, что попала в точку.
— Смешно, правда? — прошептал он.
— Не знаю. Вы обманывали нас. Томас, как и остальные, должно быть, считает себя преданным.
— Однажды, еще давно, — с отстраненным видом произнес Ленни, — Хейзел обнаружила в моей постели юного кинорежиссера.
Элизабет постаралась ничем не выразить своего удивления.
— Его звали Жан-Жак, он был французом. Очень образованный и воспитанный, двадцатилетний, красивый как бог. Кстати, с тех пор он добился заметного профессионального успеха.
— Ваша жена потребовала развода?
— Нет. Насколько я помню, она сказала только: «Ну, надо же», — и вышла. — Ленни покачал головой. — Она настоящая трудоголичка. Работа отнимает у нее все время. Я думаю, эта ситуация в какой-то степени ее даже устраивала Мы и без того почти не виделись. Я жил в Нью-Йорке, она — в Лос-Анджелесе. Однако мы по-прежнему оставались в очень хороших отношениях.
— И это все?
— А что вы себе нафантазировали?
— Не знаю. Вы богатый и влиятельный человек. Ваша история напоминает романы Барбары Картленд. Это и есть ваша тайна?
— Нет. Ангедония.
— Что?
— Психопатологическая неспособность испытывать удовольствие — во всяком случае, по словам моего врача. Тотальная скука, если проще. Вуди Аллен страдает тем же самым.
— Понятно. Участие в «Оке Каина» должно было стать для вас своеобразным развлечением.
— Скорее, терапией.
— Манипулировать людьми — это для вас тоже развлечение?
— Я никем не манипулирую, уверяю вас.
— Но вы читали наши досье! — обвиняющим тоном сказала она.
— Нет.
— То есть вы ничего о нас не знали?
— Нет.
— Только не говорите, что вы не влияли на отбор кандидатов!
— Хотите верьте, хотите нет, но мне с трудом удалось настоять даже на своем собственном участии. Хейзел отказывалась…
— Вы что, издеваетесь надо мной?
Ленни выдержал ее взгляд.
— Еще раз повторяю — нет, — медленно сказал он. — Я не знаю ни вашей тайны, ни тайн всех остальных. Я акционер «Ока Каина», но никогда ни на кого не давил и не испытывал никакого давления. Я не знаю ни откуда взялся убийца, ни почему он выбрал именно это место, несмотря на то что здесь расположена моя бывшая компания. — Он кашлянул. — Конечно же я размышлял об этом. Единственное возможное объяснение — что он получил доступ к информации Хейзел. Может быть, ему удалось взломать ее компьютер? Там хранились сведения о всех объектах собственности, которыми я располагал, в том числе и бывших. Моя жена держала их в базе данных как справочный материал. Это объяснило бы, почему убийца так хорошо осведомлен. Мне кажется, это может быть один из ее ближайших сотрудников.
— И вы думаете, я проглочу эту историю?
— Нет, конечно. Но я говорю правду.
— Почему вы нас не предупредили?
— Потому что это ничего бы не изменило. Разве что я предстал бы в глазах остальных «подлым манипулятором», согласно вашему деликатному определению.
Элизабет автоматически водила по земле потухшей головней. Она не знала, что и думать. Ей вспомнился фильм «Обычные подозрения», где один из героев говорит: «Наиболее хитроумный трюк дьявола состоит в том, что ему удалось убедить людей, что его не существует». Ленни в эти мгновения казался ей дьяволом. Убедительным. Почтенным. Соблазнительным — в своем элегантном костюме из белого льна.
Он посмотрел на нее так, словно прочел ее мысли.
— Внешность обманчива, да?
Элизабет моргнула.
— Простите?
— Я хочу напомнить вам и еще одну избитую сентенцию: что бы другие о вас ни думали, лучше на это забить с самого начала.
Такой перепад стиля ее слегка удивил. Еще никогда на ее памяти Ленни так не выражался.
— На самом деле мне плевать, даже если я умру здесь, — продолжал он. — Страх, как и удовольствие, мне абсолютно чужд. На эмоциональном уровне я все равно что человек, находящийся под воздействием анестезии. Это реалити-шоу должно было стать для меня чем-то вроде шоковой терапии, но ничего подобного не случилось. Так что я испытываю всего лишь сожаление по поводу Хейзел. Она этого не заслужила. Так же как и Томас. Или вы.
— Я?
— Вы хорошая женщина. У него еще будет время это оценить.
— Я вас не понимаю.
— Может быть, я всего лишь старый эксцентрик, но могу вас уверить, что все счастливые моменты в жизни можно пересчитать по пальцам. И с деньгами или властью они не связаны. Так что на вашем месте я бы все же попытался.
— Попытались — что?
— Вернуть Томаса к жизни.
Элизабет ощутила невольное волнение.
— Вы — мать, — продолжал он, — и вы наверняка думаете о том, что бросили своих детей. Но это не так. Вы их не предавали. Приехав сюда, вы сделали свой выбор. То, что события стали разворачиваться непредвиденным образом, ничего не меняет. Вы еще раньше решили порвать со своим прошлым.
— Он меня уничтожил!
Она почти выкрикнула эти слова — с яростью и вызовом. Ее глаза сверкнули.
Однако Ленни никак не отреагировал.
— Моему мужу было недостаточно просто избивать меня, — продолжала она уже спокойнее. — Он связывал меня и запирал в кладовке, словно какую-то ветошь. А в комнате играл с приятелями в карты. И шутил — громко, так, чтобы я слышала, — что в случае проигрыша разрешит им попользоваться мной в свое удовольствие. А они даже не знали, что я здесь. Они отпускали шуточки на мой счет, иногда просто чудовищные. Это были обычные отцы семейств, с некоторыми я встречалась в школе.
Она поднялась и прошлась туда-сюда по песку.
— На самом деле, конечно, они ни разу меня не тронули. Это просто было частью игры. Одним из правил. Но самым худшим было не это, а то, что я с этим мирилась. Чтобы не оказаться на улице и не отдавать детей в приют, я терпела бог весть что. Вы говорили что-то о соблюдении внешних приличий? Даже этого не было — я просто выживала.
— И что побудило вас от этого отказаться?
— Ваша жена, — без колебаний ответила Элизабет.
Ленни, казалось, не был удивлен ее ответом.
— Она склонилась надо мной, как крестная фея над колыбелькой, — продолжала Элизабет. — Она шепнула мне на ухо, что все еще молено исправить. И не знаю почему, я ей поверила.
— И правильно сделали.
Элизабет остановилась.
— Мужчины отвратительны, — сказала она. — В них есть какой-то изъян. Я действительно так думаю. Может быть, это не их вина, а генетики или Бога. Но я знаю, что они способны делать такие вещи, которых женщина не сделает никогда. — Черты ее лица исказились. — С чего вдруг Том Линкольн окажется другим?
— Ни с чего. Он такой же.
Ленни поднялся, приблизился к ней и осторожно убрал прядь ее каштановых волос с лица за ухо.
— Но он борется с этим. Он укрощает своих демонов. А теперь он увидел свет в конце туннеля.
— Какой?
— Вас. Между вами обоими есть что-то общее. В глубине души у каждого из вас — пустота, и это вас сблизило. Но не только она. Есть и слабая искра. И если вы не побоитесь заглянуть внутрь себя, вы ее увидите.
Он отошел.
— Такие встречи происходят нечасто, — добавил он, обернувшись через плечо. — Некоторые проводят всю жизнь в ожидании. — Его силуэт растворился в темноте. — А некоторые ждут напрасно.
Элизабет долго раздумывала над его словами. Лишь когда появился Камерон, чтобы ее сменить, она с удивлением заметила, что уже светает.
Полицейский ничего не сказал, лишь вопросительно взглянул на нее.
— Без особых происшествий, — сказала Элизабет.
— В самом деле?
— Да.
— Кстати, у вас даже не слишком усталый вид. Куда девалась эта морщина, которая все время была у вас на лбу?
— Я решила от нее избавиться.
Коул хмыкнул, а потом добавил:
— Мы с Линкольном соорудили нечто вроде душа, у задней стены бара. Так что, если хотите…
Элизабет кивнула и отошла, не произнеся ни слова.
Только дойдя до середины улицы, она поняла, что поет — все громче и громче. Она распевала все то время, что шла к бару, потом пересекала главный зал, потом кухню — и наконец вышла на задний двор. Томас ее не видел и не слышал — зажмурив глаза, он стоял под струями воды, покрытый хлопьями мыльной пены. Вода лилась из висевшей у него над головой канистры, в дне которой было проделано несколько дырок. Он тоже пел.
Элизабет сняла блузку и джинсы. На мгновение она вспомнила о лежавшей в кармане фотографии детей — на которой они плескались в бассейне и смеялись, — но не обернулась. Если она вернется к прошлому, то растеряет всю свою нынешнюю отвагу.
