— Ага… Но я так думаю, что если это насчет Андеша, то пустой номер. Да и Йон, конечно, так же думает. Ложный след, как говорится.
— А ты что, знаешь, где не ложный?
— Нас, старых маразматиков, полиция не слушает. Все наши идеи кажутся им слишком сумасшедшими. Что, кроме дури, может прийти нам в голову? Так что сидим и помалкиваем.
— Но вы же хотите помочь? За это надо только поощрять.
— Ну да, — бросил Йерлоф и открыл дверь. — Делаем, что можем.
— Тогда удачи, — сказала Джулия. — Продолжай в том же духе, не сдавайся.
Ее реплика прозвучала иронически, хотя сама Джулия этого не хотела да и не заметила. Она поймет это позже, когда увидит Йерлофа в следующий раз — умирающим.
— Ну пока, увидимся, — ответил Йерлоф.
Свидад-де-Панама, апрель 1963 годаПанама, государство вокруг канала, Панама-Сити. Небоскребы и тут же рядом облезлые покосившиеся лачуги. Машины, автобусы, мотоциклы, джипы, метисы, банкиры, нищие, военная полиция, жужжащие мухи, толпы потных американских солдат на улицах. Повсюду воняет бензиновой гарью, гнилыми фруктами и жареной рыбой.
Каждый день Нильс бродил по узким раскаленным улицам города, ноги гудели.
Он пытался найти шведских моряков.
В Коста-Рике их не было, во всяком случае, Нильсу они там никогда не попадались. Чтобы найти шведов, он и приехал сюда, в Свидад-де-Панама.
Поездка на автобусе заняла шесть часов. За последние два года Нильс приезжал сюда уже в пятый раз.
Канал соединяет два океана, и корабли выстраиваются в очередь для того, чтобы сократить путь, а не плыть вокруг мыса Горн. Матросы часто сходили на берег размять ноги. Некоторые оставались и становились бомжами.
Он искал нужного человека среди оставленных и забытых матросов. Они собирались в порту, когда причаливало судно с севера или когда пастыри Скандинавской церкви раздавали еду. В остальное время Нильс продолжал поиски — в барах, магазинах, он искал среди тех, кто пил все, что содержит алкоголь: от дешевого колумбийского рома до спирта, который эти люди добывали из крема для обуви.
Пятая поездка. На второй вечер он шел по растрескавшемуся бетонному тротуару по кварталу недалеко от шведской церкви и заметил в арке смутную покачивающуюся фигуру. Там кто-то сидел на корточках с бутылкой. Церковь. Тихие голоса, люди, стоящие на коленях, приступы кашля, храп и вонь блевотины.
Нильс остановился перед ним.
— Ты там как?
Нильс говорил по-шведски, потому что если человек по-шведски не понимал, то на него и время тратить не стоило.
— Че? — спросил бомж.
— Я поинтересовался: у тебя все в порядке?
— Ты че, из Швеции?
Глаза у шведа были скорее тоскливые и потерянные, чем пьяные. Лицо заросло бородой, но еще не очень обрюзгло, и морщины вокруг глаз казались неглубокими. Этот швед еще не спился окончательно. Выглядел он примерно лет на тридцать пять, почти что возраст Нильса.
Нильс кивнул:
— Я родом с Эланда.
— Эланд? — радостно удивился бомж и закашлялся. — Эланд, надо же, во дерьмо… А я из Смоланда… В Нюбру родился.
— Мир тесен, — сказал Нильс.
— Да вот, теперь здесь… я шлюзование[67] пропустил.
— Да ну, надо же, какая неприятность.
— Да, в прошлом году. Опоздал… на судно. Шлюзоваться должны были два дня. Ну, значит, пошли на берег, потом в баре поскандалили, пил, помню, прямо из горлышка.
Бомж снизу вверх посмотрел на Нильса, в его глазах зажегся интерес.
— Слушай, а деньги у тебя есть?
— Может, и есть.
— Поставь мне тогда, а? Лучше виски… Я знаю где.
Ерзая спиной по стене, бомж попробовал подняться и застрял где-то на полпути: ноги его не держали.
— Но, может, я схожу за бутылкой, — предложил Нильс, — и мы выпьем вместе. Сиди и жди здесь, понял?
Бомж кивнул, окончательно сполз вниз и опять уселся на корточки.
— Трубы горят, — пробормотал он, — купи хоть что-нибудь.
— Ладно, — пообещал Нильс и, не глядя бомжу в глаза, и добавил: — Гора с горой, а человек с человеком. Может, еще и скорешимся.
Пять недель спустя. Пуэрто-Лимон. Английский квартал Ямайка-таун.
На вывеске было написано «Гостиница „Тикан“», но гостиницей это можно было назвать с изрядной натяжкой. Особенно впечатлял ресепшн: растрескавшаяся доска на двух хилых ножках, на ней замызганная, засиженная мухами книга для записи постояльцев. По наружной стене дома лестница вела на второй этаж, там находились крошечные комнаты для жильцов. С другой стороны улицы Нильс слышал, как кто-то громко говорил, разумеется, по-английски.
Неторопливо, практически бесшумно он поднялся по лестнице. Ему навстречу спустился здоровенный жирный таракан. Нильс прошел через узкую веранду на втором этаже. Там было четыре двери. Он постучал во вторую от лестницы.
— Да, сэр, — крикнули оттуда.
Нильс вошел.
Он уже в третий раз встречался со шведом, который обещал ему помочь вернуться домой.
Швед сидел в жаркой комнате гостиницы на хлипкой кровати. На шведе только штаны, с торса стекал пот. В руке он держал стакан. На бюро рядом с кроватью вовсю старался жужжащий вентилятор.
С некоторых пор Нильс начал думать, что тот с Эланда. Швед никогда не рассказывал, откуда он родом, но Нильс очень внимательно прислушивался к тому, как он говорит, и, как ему показалось, заметил слабый эландский диалект.
Нильс был совершенно уверен в том, что швед хорошо знает Эланд. Интересно, видел он его когда-нибудь там или нет?
— Заходи, заходи.
Швед улыбнулся и показал на бутылку местного рома, на бюро.
— Как, Нильс, выпьешь?
— Нет.
Нильс закрыл за собой дверь. Он практически бросил пить.
— Чудесный городишко Лимон, Нильс, — проговорил швед. Нильс сделал вид, будто не слышит сарказма в его голосе. — Я сегодня побродил по округе и совершенно случайно наткнулся на настоящий бордель. Если не знать, никогда не догадаешься: заходишь — обыкновенный бар, а за ним — комнаты. Такие бабы! Но мне, конечно, лишние приключения не нужны, хотя там только скажи… Ну, я выпил и двинул оттуда.
Нильс коротко кивнул и прислонился спиной к закрытой двери.
— Я тут кое-кого присмотрел, — произнес он, — хороший кандидат.
Ему все еще непривычно было говорить по-шведски, неудивительно — отвык за восемнадцать лет за границей. Он даже начал забывать слова.
— Он тоже из Смоланда.
— Да ну, хорошо, — сказал швед. — А где нашел? В Панама-Сити?
Нильс снова кивнул:
— Я его с собой привез… у них тут теперь на границе построже стало. Пришлось заплатить, но ничего, сработало. Он теперь в Сан-Хосе, я ему нашел там дешевую гостиницу. Паспорт он давно потерял, но мы запросили новый в шведском посольстве.
— Хорошо, просто замечательно. Как его зовут?
Нильс покачал головой.
— Никаких имен, — отрезал он. — Ты-то свое не называешь.
— Ты можешь спуститься вниз и прочитать его на ресепшне, — ответил швед. — Я его собственноручно записал в журнале для постояльцев. Обязательная, понимаешь, процедура.
— Я видел, — сказал Нильс.
— Ну и что?
— Фритьоф[68] Андерссон.
С довольной миной швед кивнул.
— Можешь звать меня Фритьоф, я не возражаю.
Нильс снова покачал головой:
— Я говорил про твое настоящее имя.
— А вот это совсем не важно, — произнес швед и пристально посмотрел на Нильса. — Хватит с тебя и Фритьофа.
— Может быть. — Нильс медленно кивнул. — Тогда оставим до лучших времен.
Швед взял простыню за край и промокнул лоб, а потом вытер пот и на груди.
— Нам с тобой надо кое-что обсудить. Я собираюсь…
— Тебя действительно мама послала? — перебил Нильс.
— Да я тебе уже сказал.
Казалось, он очень не любил, когда его прерывали.
— Ну тогда она должна была передать с тобой письмо.
— Да будет тебе письмо, но позже, — успокоил Фритьоф. — Ты же получил деньги, верно? Ну и откуда они, по-твоему, взялись? От твоей матери. — Он поднял стакан и сделал глоток. — Нам сейчас о другом поговорить надо… Я через два дня отплываю домой. Так что на какое-то время связь прервется. Но когда все будет сделано — ты понимаешь, о чем я, — я вернусь. И это будет последний раз. Сколько тебе времени понадобится, как ты считаешь?
— Ну… недели две, наверное. Он же должен паспорт получить, потом сюда переехать, — объяснил Нильс.
— Хорошо, — бросил Фритьоф. — Тебе все надо сделать как надо, аккуратненько, без сучка без задоринки. Так что глаз с него не спускай. Тогда сможешь наконец вернуться домой.
Нильс снова кивнул.
— Ладненько, — сказал Фритьоф и опять промокнул лицо.
Внизу на улице кто-то смеялся, мимо протарахтел мотоцикл. Нильс хотел поскорее выйти из этой пропахшей потом комнаты.
