Дункан Кайл - Потайной ход

Она кивнула.

— Вся его жизнь была такой. Постоянные прятки. Он ночевал в лачугах или старых трейлерах, брошенных в лесу. У него было полно таких убежищ, мистер Клоуз, мне даже трудно подсчитать сколько. Когда я была ребенком, мы с мамой пытались жить с ним в таких местах по нескольку недель, по месяцу или два. В Бруме он навещал нас только раза два по ночам, когда приносил деньги.

— Где он их брал?

— Нанимался на работу. Это всегда был тяжелый физический труд под палящим солнцем. А потом уезжал. И посылал нам деньги. Он их не выслал, наверное, только раз или два. Он пас скот или рубил лес. В общем, находил работу подальше от людей, сами знаете. И всегда носил бороду, темные очки и большую шляпу, надвинутую на глаза.

— Не знаете почему?

— Вы не поверите мне. — Алекс уставилась на свою чашку, задумчиво помешивая кофе.

— Уже не верю, если вы снова имеете в виду русских. У вас есть доказательства, что его преследовали русские?

Раскосые глаза ее гневно блеснули.

— Конечно нет! Я знаю, как он жил, постоянно скрываясь, знаю, как он хотел быть с нами, со своей семьей, но не мог себе этого позволить. И только изредка нам удавалось пожить вместе в каких-нибудь глухих, Богом забытых местах.

Она остановилась и вдруг спросила:

— Вы его знали. Разве можете сказать, что он был трусом?

Я представил себе Питеркина и не мог не улыбнуться.

— Нет, это слово не самое подходящее.

— Вот видите! — воскликнула она, победно посмотрев на меня. — Он был невероятно сильным. Но мне пришлось увидеть однажды, как он бросился в кусты, когда заметил рядом ребенка.

— А по-моему, все просто, — сказал я. — Скорее всего, его беспокоило прошлое. Когда-то, давным-давно, он совершил проступок и с тех пор был вынужден жить в бегах.

— Какой проступок?

Я пожал плечами:

— Да все, что угодно. Хотя бы убийство. Ведь он действительно убил человека. Мы это знаем.

— То был несчастный случай, — отрезала Алекс.

— Суд расценил по-иному. Вы хоть что-нибудь знаете о его прошлом? О тех временах, когда он жил в Черногории?

— Он не рассказывал. Ни мне, ни маме. Говорил, прошлое есть прошлое, оно позади, и я не хочу об этом вспоминать. — Она с гордостью повторила его слова.

— Неужели в тот раз, когда он предпринял поездку на родину, вы не получили открытки от него?

— Получили одну.

— Откуда?

— Из Лондона, — ответила Алекс.

— А как он оказался в Лондоне?

Она развела руками: кто знает?

— Вы так и не рассказали о некоторых вещах, имеющих прямое отношение к делу. На чем основана ваша уверенность, что он был нужен русским?

— Я уже говорила, это просто мои смутные ощущения. Слышала, как он говорит во сне на каком-то странном языке...

— Наверное, черногорский или, как там его, сербохорватский, что ли. Звучит весьма необычно.

Алекс запальчиво продолжала:

— Он часто уничтожал письма, чтобы их никто не увидел. Даже мы с мамой.

— Письма из России?

— Не знаю. Я же их не видела.

— Вряд ли из России, — с сомнением сказал я. — Расскажите мне о своей матери.

Она сердито взглянула на меня. Страх перед русскими в ней был слишком глубок. Она жила им, впитала с материнским молоком.

— Мама была японкой. Родилась в семье, которая издавна занималась ловлей жемчуга.

— Где она познакомилась с отцом?

— В Бруме в начале пятидесятых. Тогда он прожил там около года.

— И ей понравилась такая жизнь с человеком, который вынужден скрываться, никогда не сможет жить дома, не женится на ней? Что она думала об этом?

— Вы, наверное, удивитесь, но она была счастлива, мистер Клоуз. Она воспитана в японских традициях и не подвергала сомнению правильность всего, что делает муж. Вспомните: он очень заботился о нас. У нас были дом и деньги. Мама никогда не работала. Эту лодку мне купил он. Мы не бедствовали.

— А может быть, вам предстоит еще и разбогатеть, — добавил я.

Я рассказал Алекс о деньгах, и ее это нисколько не удивило, потому что именно она отправила мне ту коричневую бандероль, хотя и не знала, что внутри доллары. Как-то однажды Питеркин вручил ей пакет с просьбой вскрыть после его смерти. Помимо белой упаковки в этом пакете лежало письмо матери, объявляющей, что Алекс — дочь Питеркина. Девушка показала мне его.

— А почему он не подтверждал этого?

— Он никогда не стал бы этого делать, вот и все.

— А вы спрашивали его: почему?

— Сотни раз. Для него было важно, чтобы никто не узнал о существовании его дочери и вообще ребенка. Это он мне говорил. Больше ничего.

Я глотнул кофе и взглянул на нее:

— А что хотите вы?

Она ответила предельно просто:

— Все выяснить. А что надо вам, мистер Клоуз? Зачем вы приехали сюда еще раз?

— Я тоже хочу все выяснить. Он загадал мне загадку. И мне надо найти ответ.

— Какую загадку?

— Хорошо, скажу, но мне нужны гарантии. Кто такой этот ваш «юнга»? И куда меня везут?

— Его зовут Джо Хэг. Он мой дальний родственник и работает вместе со мной.

— Вместе с вами или на вас?

— Вместе со мной. Получает половину дохода от улова, устанавливает цены, решает и другие дела. Вот только лодка эта принадлежит мне одной. А вас никто никуда не везет. Мы просто отплыли от берега, чтобы можно было спокойно поговорить с глазу на глаз.

И мы принялись оживленно задавать друг другу вопросы и отвечать на них. Она не знала, почему Джералдтон так много значил для Питеркииа. Зачем здесь оказался я. А я не стал упоминать о нарисованном на счете листе, хотя именно из-за этого сюда приехал. Мне казалось, что я предам Питеркина, если раскрою эту тайну даже его собственной дочери.

Мы говорили о нем, о его человеческих качествах. Она рассказала, что он всю жизнь обожал море и однажды, когда она была поменьше, отвез ее в Манки-Миа посмотреть на дельфинов, потрогать их, даже поплавать вместе с ними.

— Он считал, — продолжала Алекс, — что если в каком-нибудь месте, вроде Акульей бухты, вы плещетесь вместе с этими красавцами, вы просто в раю. Вы там бывали? Понимаете, о чем я говорю?

— Понимаю, — ответил я. — И это правда. Считайте, что ваша жизнь не состоялась, если вам не пришлось покружиться в море с диким дельфином. Я до сих пор удивляюсь, какому идиоту пришло в голову назвать эту бухту Акульей! — добавил я.

— Когда я подросла и уже могла управлять лодкой, мы с ним отправлялись туда. — Она указала пальцем на запад. — На острова Аброльос. Там я научилась всему. Ведь не просто ловить лангустов: когда спускаешься на дно со своей корзиной, каждый раз рискуешь жизнью.

— Но вы любите охоту на лангустов. И он любил.

— Там он оставался наедине с собой. Попадал в другой мир. Вы, конечно, можете сказать, что это избитая фраза, но, поверьте, лучше не подберешь. Острова для него много значили, давали возможность уединиться. На одном из них у нас была небольшая хижина, и мы там, он и я, оставались совершенно одни. Иногда к нам присоединялся Джо Хэг.

Она улыбнулась своим воспоминаниям, и неожиданная улыбка совершенно изменила ее лицо. До этого Алекс была серьезной, даже мрачной, а теперь в ней появилось что-то озорное.

— Острова возвышаются над водой всего на метр с небольшим. И когда наступает прилив, их затопляет. Папа в таких случаях всегда смеялся и начинал строить новую хижину взамен унесенной водой.

— Он хорошо управлял лодкой?

— У меня получалось лучше. И у Джо Хэга. Но отец умел отлично маневрировать.

— А у него были любимые места, любимые острова и рифы? — спросил я.

— Да, тот остров, на который мы уплывали в сезон ловли, — ответила Алекс. — Не думаю, что у него есть название: он совсем крохотный, площадью в полгектара. Но отец всегда говорил, что дарит его мне. И мы называли его остров Алекс.

Она подняла голову и вопросительно посмотрела на меня:

— Хотите побывать там?

До острова мы добирались почти три часа. В море штормило, как это обычно бывает, когда отплываешь далеко от берегов Австралии. Однако здесь и в ясный день будешь испытывать болтанку, потому что волны несутся сюда от мыса Доброй Надежды и, пока проходят длинный путь около десяти тысяч километров, постепенно набирают силу.

Джо Хэг, стоящий у штурвала, понравился мне и показался хорошим, честным, преданным человеком. Я разговорился с ним.

Да, Питеркин был его другом. Да, Алекс дочь Питеркина. Нет, он ничего не знал о происхождении Питеркина, о его поездке в Европу. Тем временем Алекс возилась на камбузе и наконец принесла нам бутерброды с беконом и яичницей и кофе. Волны еще больше разыгрались, брызги обрушивались на нас, и все-таки утро было прекрасным. Оно вселяло оптимизм, и я испытывал радость от того, что поступаю правильно, в соответствии с указаниями Питеркина направляясь на острова Аброльос.

Я уже был готов затянуть матросскую песню, как вдруг Джо Хэг толкнул меня локтем и кивком указал влево, где примерно в тридцати метрах от нас возвышался над поверхностью воды огромный черный спинной плавник.