– Только он не знал, что в дамскую комнату можно и через веранду пройти, по внешней стороне. Мы тем путем и возвращались.
– А с Викой ты, конечно, по дороге не разговаривала. – Я уже домысливал вслух. – Потому как – зачем тебе? И вы обе все слышали.
– Не все, что ты! – чуть не рассердилась было Наташа. – Надо мне подслушивать! Меня чужие секреты не касаются. Так, обрывок разговора.
– Ты меня уж совсем заинтриговала, садистка, – я все еще был на шутливой волне, – смилуйся, не томи!
– Вечно ты паясничаешь. Смотри, слово дал, – еще раз напомнила Наташа. – Ника ему и говорит, сразу так: «Приглядывай за своей подругой в оба!» А Талдыкин: «Это еще почему?» Я даже подумала, Вика какому-то иностранцу глазки строила, с нее станется.
– А дело было не в глазках, – вставил я, иначе подавился бы молчанием, так волновался.
– Ника ему сказал только: «Завтра будут подробности. А пока смотри в оба, повторять не стану!» И заговорил после про какое-то платежное поручение, его Талдыкин не тем числом подписал, что ли. Дальше я не слышала, мы уже мимо прошли.
– А Вика? Она-то что? – осторожно спросил я.
– А ничего. Сделала вид, будто все в порядке. Ну, я тоже сделала вид, – сказала Наташа так, что я понял: разговор на эту тему исчерпан.
Мы еще посидели немного в баре, пока обстановка на шезлонгах не разрядилась совсем. Потом Наташа отправилась ловить остатки заходящего солнца, а я – прогуляться, куда глаза глядят. И сам не заметил, как вышел на Авенида-ду-Мар. Здесь было просторно и малолюдно, и думалось хорошо.
Я чуть не остался при пиковом интересе, спасибо, Наташа выбрала именно меня доверенным лицом. Но теперь получается все по-другому. Если знала Вика, и знал Юрасик, каждый из них в отдельности, разумеется, то некоторая ясность все же определяется. Не стал Юрасик ничего возражать и оправдываться, чтобы лишних вопросов не задавали. Если не о Наташе он говорил с покойным Никой, то о чем? Законно могли бы у него спросить, тот же Ливадин, например. А у Талдыкина, наверное, есть собственные причины не распространяться на эту тему. И вполне вероятно, что пьяный там или трезвый, а Вику он взял на заметку. И отчего случайная его подружка так причитала в голос: не виноватая, дескать, она ни в чем, – тоже для меня более не тайна. Ведь Наташа слышала тоже и могла вполне заявить о своих подозрениях. Но не сказала никому, кроме меня.
Вот только одно обстоятельство меня заинтриговало по-настоящему. Ника сказал, что подробности будут завтра, то есть как бы заранее приготовлял своего компаньона к пренеприятному известию. И самое разумное, что оставалось мне предположить, – Ника подробностей этих не имел, а только должен был их получить. Завтра. Поэтому предупредил Талдыкина и разговор отложил. Итак, оставалось выяснить: что покойный Никита собирался получить и откуда? Легко сказать. Но не так уж трудно сделать. Кроме как из России и, скорее всего, что из Москвы, вестей моему другу ждать не приходилось. Если только Вика не международная мошенница, и он не запрашивал о ней Интерпол, что по многим причинам смехотворное подозрение.
Я повернул обратно в «Савой». Теперь уже не прогулочным шагом, почти бегом. Вот, что называется, охотничий азарт. Теперь понятно, почему полицейские детективы по всему миру ни за что не желают расставаться со своей работой, даже если она не приносит им достаточных средств к существованию. Ради одного подобного ощущения себя гончей, взявшей след, и захватывающего процесса травли своей добычи, уже стоит поступать на эту тягостную в общем-то службу. Но я-то был не детективный сыщик, впрочем, мне это могло бы сейчас помешать. И оттого решил действовать не по правилам, которых не знал, а так, как видел сам. Пока не прибегая к помощи Фиделя. Впрочем, мы и не договаривались, что за каждой мелочью я стану ходить к инспектору, условились лишь о сотрудничестве и помощи, о действиях как бы в параллельных измерениях.
Итак, вернувшись в «Савой», я немедленно направился к стойке портье. Благо на острове многие превосходно говорили по-английски, а уж персонал такого высококлассного отеля и подавно. Меня интересовал один частный вопрос. И я надеялся получить на него ответ. О происшедшем все, до самого последнего уборщика бассейна, были конечно же в курсе, и меня не раз видели в компании инспектора за дружеской беседой.
– Добрый вечер, не могли бы вы уделить мне ровно минуту для разговора? – спросил я решительно и строго молодого парня с тонкими усиками стрелкой, учтиво улыбнувшегося мне из-за сверкающей мрамором стойки.
– Столько, сколько понадобится сеньору, – откликнулся портье, хотя и несколько напряженно на меня посмотрел.
– Дело официальное, но и конфиденциальное одновременно, – предупредил я, намекая на свои отношения с инспектором. Пусть думает, что я по поручению.
Щеголеватый портье заметно расслабился и выразил бессловесно готовность к услуге.
– Не могли бы вы проверить, поступала ли какая-нибудь корреспонденция на имя господина Пряничникова или просто на 325 номер-люкс в день, следующий за убийством.
Портье все так же молча кивнул и углубился в недра компьютера.
– Была срочная почта по «DHL». В три часа после полудня, – вскоре сообщил он.
– И вы передали ее в полицию, – не то спросил, не то констатировал я.
– Нет, конечно, это же частная корреспонденция, и без специального ордера это никоим образом невозможно! Репутация нашего отеля… – гордо начал усатый нянь, но я перебил его:
– То есть почта доставлена адресату? – Значит, письмо могло быть только у Олеси.
– Да, постояльцев в тот момент не оказалось в номере, – (еще бы оказались, мы все были в то время кто в морге, а кто и в полиции), – и дежурный администратор расписался за доставку. Почта пришла из России, время указано. А вечером корреспонденция была передана получателю. Сеньоре Кра-э-в-… – (выговорить фамилию Крапивницкая портье не сумел и нашел другой выход) – сеньоре из 325 люкса.
Хорошенькие дела творятся. Значит, письмо на руках у Олеськи, а она прилюдно вешает собак на Талдыкина, хотя должна бы направить свои подозрения совсем в другую сторону. Ведь она читала письмо. Если читала, вдруг поправился я. В тот вечер, следующий за смертью Ники, мы все были не в своей тарелке. А Олеська закатывала одну истерику за другой и чуть ли не до судорог себя довела. До письма ли ей было, тем более – из Москвы. Мало ли деловой корреспонденции получал Ника! И письмо это, скорее всего, так и валяется в их номере. План, за версту отдававший мальчишеством, созрел немедленно. Проще всего было, конечно, связаться с Фиделем и не морочить себе голову. Но мне не надо было проще. Пусть уж сначала письмо это пройдет через мои, дружественные, руки. И я отправился воровать яблоки через забор. Но это только кодовое название. Я вовсе не собирался, словно Зорро, лазать и скакать по балконам и полагался более на разум, чем на силу, что весьма облегчает жизнь, хотя и, безусловно, снижает уровень героизма.
Я зашел в номер к Олеське как раз точно перед ужином, и расчет оказался верным. Не впустить меня было неудобно, – все же старый приятель зашел с утешением, – а полураздетое состояние заставило Олесю подхватить свои одежки и скрыться за неплотно притворенной дверью ванной комнаты. Времени было в обрез, правда, искать долго мне тоже не пришлось. Ведь никто ничего нарочно и не прятал. Письмо лежало тут же, небрежно брошенное на столик с грудой косметики вперемешку, лицевой стороной вниз, так что ни адреса, ни фамилии видно не было. Обычный желтый пакет, совсем небольшой и плоский, а на нем деревянная, не очень чистая щетка для волос и еще множество всякой дряни, вроде зажигалки и жевательной резинки. Я аккуратно его и спер, оставшись с совестью в ладу. Вряд ли Олеська заметит, а даже если, то подумает на горничную. Выбросила и все. И до того ли ей сейчас?
Я быстро ретировался к себе, извинившись через дверь: мол, совсем забыл, должна звонить мама. И пусть Олеся меня не ждет, я приду сразу в ресторан. Мы уже третий вечер, как питались в гостинице, выходить в город ни у кого не обнаруживалось желания.
Спустившись в свой номер на первый этаж, я запер дверь от случайных визитов и вскрыл конверт. Ого! Это сюрприз, и презанятный! Хорош подарочек для Юрасика. Ах ты, мой голубчик! Я даже пожалел беднягу. Перечитал еще раз и спрятал на всякий случай хитрое письмо в сейф. Конверт, разорвав на полсотни кусков, спустил в унитаз. Авось, не засорится.
Глава 3
Прогулки при неполной луне
На самом деле, скажу вам по секрету, последним человеком, который видел живого Нику в ночь его насильственной кончины, вероятнее всего был именно я. Но секрет здесь таился относительный, только между мной и Фиделем. Ему-то я рассказал все еще в первое наше официальное свидание. И пользы из секрета инспектор извлек мало весьма. Потому что ничего особенного я не видел. Вышло как-то… Как в плохо смонтированной кинокартине. Где есть начало и конец, но явно не хватает главного. Середины.
