— Я слышала про этого типа и раньше, читала про него в газетах. У него отличная репутация. Знаешь, такой очень вежливый, но взглянет — мороз по коже. Этот свое дело знает досконально. Любит минималистов. Обожает Мардена, Элис Эйкок, недавно купил несколько работ Кристи Раппа. Одним словом, не любитель мраморных ковбоев с мужественным выражением лица. Говорят, у него собственная коллекция, причем высшего класса, но обычно он покупает вещи для друзей и знакомых. А в друзьях у него ходят очень крупные коллекционеры, милочка. Ты даже не представляешь себе какие.
— Ну какие?
— Да ты о них и не слышала.
— Как же я о них и не слышала, если они такие знаменитые коллекционеры?
Инез сосредоточенно листает блокнот.
— Ну вот. Ты слышала когда-нибудь о Сато Юскэ?
— Нет.
— А о господине, которого зовут Ёсида Ясэй?
Энни качает головой.
— Ну хорошо. А как насчет несравненного Мори Сёити?
— Понятно, — кивает Энни. — Значит, мои работы поедут в Японию?
— Точно не знаю, — пожимает плечами Инез. — Я только повторяю имена, которые он мне назвал.
— И ты даже не выяснила, куда именно отправят мои…
— Говорю тебе, с этим человеком объясняться не просто. Он ничего конкретного не сообщает. Говорит примерно так: «Надо будет провести кое-какую исследовательскую работу, подыскать подходящую коллекцию». Одним словом, наводит тень на ясный день.
— Ну а цена? — спрашивает Энни. — Ты не разочарована?
— Вот, смотри — чек на двадцать четыре тысячи долларов. Половина твоя. Так что с ценой все в порядке.
Инез довольно улыбается. Энни тоже хочет улыбнуться, но ее по-прежнему одолевают сомнения.
— Слушай, девочка, по-моему, ты не врубаешься, — вздыхает Инез. — Ты продала три своих ящика большому человеку. Любой другой на твоем месте визжал бы от радости, как поросенок. Я бы, например, просто описалась бы от счастья.
— Нет-нет, я очень рада, — возражает Энни. — Просто мне хотелось бы знать, куда попадут мои работы. И потом, кто этот человек — я так и не поняла. Коллекционер? Посредник? Чем он зарабатывает на жизнь?
Инез пожимает плечами.
— Насколько я поняла, он управляет каким-то потребительским фондом. У него свой офис на Мэйден-Лейн, только, по-моему, он не любит там сидеть. Во всяком случае, я твердо знаю одно — коллекционированием он занимается. Ну и путешествует немало. Увидел у меня на стене мантру и начал рассказывать про Непал. Скажу тебе, девочка, что этот парень говорит, как пишет.
— В каком смысле?
— Так поет — заслушаешься. Забываешь обо всем на свете. — Инез смеется. — Сама увидишь. Он сказал, что хочет с тобой познакомиться и работать вместе. Работать — понимаешь?
— Нет, не очень.
— Ей-богу, ты все-таки дура. Человек хочет с тобой сотрудничать. Только учти: ты будешь работать с ним напрямую, и я не возражаю. Но не вздумай меня надувать.
Энни не верит своим ушам.
— Ты что, Инез? Я же тебя люблю.
— Это, конечно, очень трогательно, но кто тебя знает — вдруг у тебя будет собственная выставка в Лувре, и ты забудешь о своей старой подруге, которая должна получать свой процент.
— Инез, как тебе не стыдно.
— Все контракты только через меня. Поняла?
— Конечно.
— Иначе я тебя изничтожу. Живьем сожру.
Инез корчит страшную гримасу: надувает губы, оскаливается, грозит кулаком. Энни думает, что ее подруга сейчас похожа на асфальтовый каток. Проедет — мокрое место останется.
Тут Инез начинает хохотать и вручает ей чек на двенадцать тысяч долларов.
И тут Энни наконец верит в свое счастье. Душа ее взмывает в облака. Она говорит о чем-то с Инез, но сама себя не слышит. Двенадцать тысяч долларов! И это только начало. Впереди блестящая карьера. Она целует Инез, потом Лэйни, спускается на лифте вниз. На улице ее приветствует дуновение свежего ветра, асфальт залит солнцем. Двенадцать тысяч долларов! Мысли путаются, но общее состояние иначе как блаженством не назовешь.
— Энни Лэйрд?
Она оборачивается. Сзади стоит тот самый красавец с готическими скулами.
— Я вас недавно видел на улице…
— Да, я помню.
— Не сразу сообразил, что это вы. Когда до меня дошло, я был уже на Брум-стрит. Вернулся сюда, стал вас разыскивать, едва нашел.
Оказывается, у него карие глаза с желтыми искорками. И еще очаровательная, немного асимметричная улыбка.
— Слава Богу, я вас разыскал.
Энни смотрит на него с недоумением. Тогда красавец представляется:
— Я Зак Лайд.
Неужели это и есть ее патрон? Этот красавчик?
— Я купил несколько ваших вещей, — говорит он.
— Да-да, — мямлит Энни. — У меня в бумажнике лежит ваш чек.
Ей кажется, что она — бедная Золушка, несчастная сиротка, которую волшебная сила вознесла на вершину счастья.
— Конечно, я заплатил за ваши работы недостаточно, я хорошо это понимаю. Но ведь цену назначал не я. Я бы с удовольствием посмотрел и другие ваши работы. Готов заплатить за них больше.
Энни спрашивает:
— Откуда вы узнали, что я — Энни Лэйрд? Мы ведь раньше не встречались.
— Инез показала мне вашу фотографию. В каталоге.
— Ах да.
— Должен сказать, фотография не слишком удачная.
Энни так приятно, что она даже забывает поблагодарить за комплимент — просто кивает и опускает голову. Воцаряется неловкая пауза. Энни смотрит на асфальт, на мягкие итальянские мокасины Лайда. Тротуар изрисован какими-то бессмысленными иероглифами. Неведомый художник разукрасил ими всю улицу. Что, собственно, он хотел изобразить? Двенадцать тысяч долларов! Собственный патрон-покровитель! Весь мир, сходящий с ума по ее ящикам!
Тут Энни вспоминает о мучающем ее вопросе.
— Но почему Япония? — спрашивает она, поднимая глаза. — Неужели вы в самом деле пошлете туда мои работы?
— Видимо, да.
— И я никогда их больше не увижу?
— Разумеется, увидите. — Уверенная, ободряющая улыбка. — Если хотите, можем поговорить об этом. Пообедаем вместе?
— Сейчас?
Он смотрит ей в глаза, а она поднимает руку с часами.
— Сейчас половина двенадцатого. В два я должна вернуться в наш округ. Понимаете, меня назначили присяжным заседателем.
Лайд с сочувствием морщится.
— Ну что ж, причина серьезная, — улыбается он.
— Разве что где-нибудь перекусить наскоро? — задумчиво говорит она. — Это, пожалуй, можно.
И вот они отправляются на Салливан-стрит, где в уютном дворике подают простую тихоокеанскую пищу. Над столиком шумит ветвями краснолистый клен. Официант, судя по всему, хорошо знает Зака Лайда. Первым делом он спрашивает, как ему быть с несчастной геранью, которая у него дома совсем загибается. Зак принимает сосредоточенный вид.
— Что именно с вашим цветком?
— Листья пожелтели, — жалуется официант. — Знаете, по краям.
— Думаю, слишком много воды, — говорит Зак. — Дайте цветку немного прийти в себя. Пусть сам разберется, что ему нужно. Не поливайте его вообще.
Официант задумчиво кивает и уходит.
Других посетителей во дворике нет. Ветерок сюда не проникает, но солнца хоть отбавляй. Выложенный кирпичом пол так и вспыхивает под лучами.
Энни пробует сначала ахипоки с зелеными перцами. Должно быть, это очень вкусно, но бедной женщине сейчас не до гастрономических изысков. Зак Лайд рассказывает ей следующее:
— Значит, так. Вы хотите знать, что будет дальше с вашими произведениями. Думаю, Инез упомянула о моих японских друзьях. Это бизнесмены — будем называть их так. Я часто делаю для них подобные приобретения. В девяти случаях из десяти они остаются довольны моим выбором.
Энни спрашивает:
— Они покупают произведения искусства для дома или для офиса?
— Иногда произведения искусства так и остаются на складе. Бывает и так, что я просто посылаю фотографию, а само произведение остается у меня.
Энни ничего не может понять.
— Они что, даже не видят оригинал?
— Понимаете, я должен вам объяснить, как это происходит. Эти люди — не такие уж ценители прекрасного. Они умны, дальновидны, прекрасно разбираются в бизнесе. Но от искусства достаточно далеки. Вы знаете Японию?
— Нет.
— Современное искусство там сейчас в большой цене. Оно как лотерея — стоимость не фиксирована, подвержена резким взлетам и спадам. Это как бы игра на бирже.
— Я ничего в этом не понимаю.
— Ну хорошо, я обрисую вам ситуацию. Для примера. — Он придвигается к ней чуть ближе. — Предположим, некий мистер Кавамото оказывается в долгу у мистера Окита. Кавамото — богатый предприниматель. Окита — тоже предприниматель, но несколько иного сорта. Он — якудза. Якудза — это вроде мафии, но без бандитизма, без насилия. Мистер Окита — человек воспитанный, культурный, уважаемый. Как может мистер Кавамото вернуть свой долг? Деньгами нельзя — это привлекло бы внимание налоговой службы. И тогда он дарит мистеру Окита произведение искусства. Допустим, работу молодой скульпторши из штата Нью-Йорк. Цена произведения невелика — полмиллиона йен. На наши деньги это пять тысяч долларов. Но мистер Окита все равно глубоко тронут — дело не в стоимости подарка, а во внимании. Затем, как это часто бывает с произведениями искусства, на следующий год цена скульптуры вдруг резко возрастает. Вице-президент компании мистера Кавамото звонит мистеру Окита и предлагает выкупить подарок обратно — за двадцать миллионов йен. Сумма, конечно, значительная, но для компании ничего не стоит списать ее на расширение производства, деловые расходы и прочее. Мистеру Окита очень жаль расставаться с подарком, но, не желая обижать партнера, он неохотно соглашается. Таким образом, долг выплачен, налоговая служба придраться ни к чему не может. Все довольны. Скульпторша тоже не пострадала, потому что во всех галереях мира отныне известно, что ее произведение было продано за двести тысяч долларов. Улавливаете общую схему?
