Самая большая комната на седьмом этаже Уэйл-стрит Чемберс называлась оперативным штабом. За прошедшие два года ею пользовались лишь восемь раз — для «проверки боеготовности», как Менц именовала ежеквартальные учения своих подчиненных, в ходе которых проверялось и оборудование. Блок из двенадцати мониторов на восточной стене был связан с цифровым и аналоговым спутниковым телевидением, сведен в замкнутую цепь и оснащен всем необходимым для проведения телеконференций. Шесть настольных компьютеров, установленных вдоль северной стены, были подключены к локальной сети оптоволоконным кабелем и подсоединены к магистральному каналу. Рядом с входной дверью находились цифровые приемник и передатчик для радиосети, сотовый и стационарный телекоммутатор с восемнадцатью закрытыми линиями и также с возможностью проведения телеконференций. На южной стене висел большой экран для видеопроектора, подвешенного к потолку. В центре зала стоял большой овальный стол, за которым сейчас сидели шестнадцать человек, хотя свободно могли разместиться и двадцать.
У всех шестнадцати имелись серьезные основания полагать, что их вызвали в оперативный штаб не на обычные учения. Войдя, Янина Менц сразу почувствовала напряженность; подчиненные провожали ее взглядами, еле скрывая любопытство. Должно быть, уже поползли слухи. Прослушка телефонных переговоров подтвердила, что наверху кому-то что-то стало известно. Знающие люди обменивались многозначительными кивками, словно подтверждая: да, что-то в самом деле затевается. Их не столь прыткие коллеги лишь завистливо строили догадки и расспрашивали знакомых, пытаясь разузнать хоть что-то.
Вот почему все шестнадцать пар глаз сосредоточились на Янине Менц. Раньше подчиненные сомневались в способностях своей новой начальницы. На первых порах, когда директор поручил ей подобрать людей для новой спецслужбы, сотрудники подвергали сомнению ее таланты и не считали, что такая руководительница способна завоевать у них авторитет. Коллектив был преимущественно мужским, да и на прежних местах работы представительниц слабого пола было мало, среди начальства — тем более. Ее проверили на прочность. Оказалось, что грубость и намеренное хамство ее не задевают, откровенная агрессия не провоцирует, плохо скрываемый антифеминизм не смущает. Вскоре стали известны подробности биографии новой начальницы: она выросла в сельской местности, отличалась блестящими успехами в учебе, вступила в АНК, постепенно продвигалась по партийной линии. Ее карьеру нельзя было назвать стремительной, потому что она была белая, из семьи африканеров, и к тому же где-то по пути успела выйти замуж и развестись. Наконец, ее таланты обнаружил директор.
Постепенно подчиненные начали по-настоящему уважать ее за то, чего она достигла, и за то, как она добилась успеха.
Вот почему она так уверенно входила в зал. Перед тем как начать, взглянула на часы:
— Всем добрый вечер!
— Добрый вечер, миссис Менц! — радостно закричали все.
По распоряжению директора у них принят был официальный стиль общения. Янина Менц держалась подчеркнуто собранно.
Усаживаясь во главе длинного стола, рядом с ноутбуком, подключенным к видеопроектору, Менц ловко подоткнула под себя подол серой юбки и включила проектор.
— Начну с самого главного: отныне наш оперативный штаб официально является оперативным штабом. Это не учебная тревога.
В зале зашушукались.
— Пусть у вас не останется сомнений в том, что дело серьезное. Мы все долго и усердно трудились, и сейчас нам предстоит применить наши навыки и способности на практике. Я рассчитываю на вас.
Все с энтузиазмом закивали.
Менц включила ноутбук и вошла в программу «Пауэрпойнт».
— Снимок, который вы видите, был сделан девятнадцать дней назад у входа в американское посольство в ходе обычной агентурной проверки. Человек, выходящий из здания, — Джонни Клейнтьес, один из бывших руководителей разведывательных структур АНК. Он изучал математику и прикладную математику в университете Западной Капской провинции, но из-за своих политических взглядов, расовой дискриминации и преследований со стороны службы безопасности прежнего режима так и не получил диплома о высшем образовании. С 1972 года находился в ссылке. Он быстро сделал себе имя в АНК, занимал ответственные посты в лондонской штаб-квартире «Копья нации». Женился в 1973 году. Начиная с 1976 года проходил спецподготовку в бывшей ГДР. Специализировался на сборе разведданных. Благодаря выдающимся данным в области информтехнологий получил кличку Умтакати, то есть мудрец. В восьмидесятых годах прошлого века Клейнтьес налаживал компьютерные базы данных АНК в Лондоне, Замбии и Анголе. Что более важно, начиная с 1995 года он возглавлял проект по интеграции компьютерных систем и баз данных сил сопротивления и прежнего режима. В 1997 году, в возрасте шестидесяти двух лет, Клейнтьес вышел на пенсию после того, как его супруга скончалась от рака. Сейчас проживает совместно с единственной дочерью Моникой.
Янина Менц подняла голову. Подчиненные не сводили с нее взглядов.
— Вопрос в следующем: что делал Джонни Клейнтьес в американском посольстве? Ответ: мы не знаем. В тот же вечер мы поставили на прослушивание домашний телефон в доме Клейнтьесов.
Она щелкнула кнопкой мыши. Еще одна фотография — черно-белая. На фотографии начинающая полнеть женщина стоит у распахнутой дверцы машины. Судя по зернистости фото, ее снимали издали с помощью телеобъектива.
— Это Моника Клейнтьес, дочь Джонни Клейнтьеса. Типичная дочь ссыльных. Родилась в 1974 году в Лондоне, там же пошла в школу. Вернулась на родину позже родителей, так как заканчивала учиться. Специализировалась в области вычислительной техники. В результате несчастного случая, произошедшего в 1980 году недалеко от Манчестера — она попала под машину, — лишилась обеих ног. Передвигается на протезах и отказывается пользоваться костылями или другими вспомогательными средствами. В свете современной политики ликвидации последствий расовой дискриминации — настоящая мечта для любого начальника отдела кадров! Цветная женщина-инвалид. Сейчас она работает завотделом техподдержки в крупнейшей страховой компании «Санлам».
Менц быстро нажала на несколько клавиш.
— Вот основные игроки, чьи снимки у нас имеются. Следующие разговоры были записаны нашей группой прослушивания сегодня днем.
Тобела и Пакамиле склонились над большим синим атласом, разложенным на кухонном столе. Рядом лежал журнал «Нэшнл джиогрэфик». Каждый вечер они занимались географией. Стул Мириам, как всегда, немного сзади, на коленях у нее шитье. Сегодня они читали про Чили: там, на западном побережье Южной Америки, есть место, где ветер и дождь выточили из камня фантастические, причудливые фигуры, где уникальные растения создали ложный рай, а животных почти нет. Тобела сначала читал по-английски, как было написано, чтобы мальчик лучше усваивал язык, а потом абзац за абзацем переводил на коса. Потом они открыли атлас и нашли Чили на карте мира, после чего стали рассматривать карты самой страны.
Они никогда не прочитывали больше двух страниц, потому что Пакамиле быстро уставал, если только речь в статье не шла о какой-нибудь страшной змее или других хищниках. Но сегодня привлечь его внимание было труднее, чем обычно. Глаза мальчика все время косились на синюю спортивную сумку, стоящую у двери. Наконец, Мпайипели сдался:
— Пакамиле, мне придется уехать на день или два. Мне надо сделать одно дело. Помочь старому другу.
— Куда ты едешь?
— Сначала обещай, что никому не расскажешь.
— Почему?
— Потому что я хочу устроить другу сюрприз.
— У него день рождения?
— Что-то вроде.
— Даже Джонсону нельзя говорить?
— Джонсон может рассказать отцу, а отец может позвонить моему другу. Эту тайну должны знать только мы трое.
— Я никому не скажу.
— Знаешь, где на карте находится Замбия?
— Она в… провинции Мпумаланга?
При обычных обстоятельствах Мириам бы обязательно улыбнулась ошибке сынишки. Но сегодня ее лицо осталось бесстрастным.
— Пакамиле, Замбия — это страна. Сейчас покажу. — Мпайипели пролистал атлас и нашел карту Южной Африки. — Вот где мы. — Он показал пальцем.
— Кейптаун.
— Да. А выше, вот видишь — Замбия.
— Тобела, как же ты туда попадешь?
— Сначала я полечу на самолете в Йоханнесбург. Потом пересяду на другой самолет, который летит через Зимбабве или, может быть, через Ботсвану, и попаду вот сюда. Этот город называется Лусака. Большой город, как Кейптаун. Там и находится мой друг.
— Это далеко, Тобела?
— Примерно две с половиной тысячи километров.
— Очень далеко!
— Да.
— Тебя угостят тортом и лимонадом?
