Заплатив по счету и удаляясь, я сознавал, что это все равно выглядит неубедительно. Он сел за угловой столик. Казалось, в нашу сторону больше и не глянул, но я-то знал, что он ничего не упускает из поля зрения. Он, конечно же, будет искать подставное лицо, дублера; все указывало — пора сматываться. Нет, не станет он наблюдать сегодня с рвением большим, чем вчера или, возможно, завтра, а просто-напросто, как положено, всегда готов отметить все необычное. Он обязан это делать. От этого зависит работа и жизнь.
Требовалось срочно как-то ввести его в заблуждение или хотя бы отвлечь внимание. Пусть это выглядело бы по-идиотски, но помогло бы, и пока что мне везло. Девица в розовом платье и с заманчивым задиком все еще сидела за стойкой бара, а табурет рядом с ней пустовал. У нее был вид избалованной вниманием особы, ожидающей, что ее кавалер вот-вот вернется из туалета. Я продефилировал к стойке, поднялся на карусель, сел и бросил деньги на стойку.
— Мартини, — сказал я бармену. — Очень-очень сухой, пожалуйста. И лучше сразу двойной.
Я кисло посмотрел через плечо на Оливию. Ей все же принесли вино, и она медленно цедила его, уставившись прямо перед собой, словно нашей даме казалось, что весь зал глазеет на нее. Это выглядело вполне естественно. Может, еще и проскочим, не выдав себя… Как выйти на контакт в другой раз, чтобы это казалось более естественным, можно подумать потом.
Я улыбнулся девице в розовом:
— Я только что избежал судьбы страшнее смерти! Спаси меня, Боже, от любвеобильных учительниц на каникулах!
У нее были черные волосы и нежные тонкие плечи. Большие черные глаза, обрамленные тяжелыми черными бровями. Милашка на все сто, но я понял, сидя с ней рядом, что она вовсе не из завсегдатаев бара гостиницы «Монтклер». Одежда не была изношенной, но швы на узком платье уже чуть разошлись. Перчатки и чулки вне критики, но маленькие розовые лодочки отплясывали не раз. Я бы не удивился, узнав, что подметки уже сносились.
Она из тех, кому приходится считать мелочь, стараясь как-то продержаться за счет прежнего шика. Но ей нетрудно подцепить кого-нибудь, кто заплатит за выпивку, а может, и за обед в «Антуане». Думаю, так бы все и произошло по ее плану, если бы не мое вторжение. Ей оно было совсем не по душе.
— Простите, — холодно процедила она, — это место занято.
— Разве ты меня не помнишь? — спросил я. — Это я, Поль Коркоран из штата Колорадо. Мне чертовски повезло, что я тебя встретил. Я поселился здесь вчера вечером, думая, что никого в городе не знаю. А сегодня спустился выпить и кого же вижу! Ты здесь с кем-то? Да брось ты его!
Она задержала на мне свой взор, чтобы убедиться в том, что припоминать ей нечего. Затем быстро взглянула на дверь с надписью «Для джентльменов», но та все не открывалась. Она покосилась на бармена.
— Я бы не стал звать его на твоем месте, — шепнул я. — Улыбнись и потупь взор. Кокетливо. Потом взгляни снова и начни смеяться, словно я тебя рассмешил так, что ты и остановиться не можешь.
Она, чуть-чуть помешкав, посмотрела вниз. Ее улыбка увяла, когда она увидела ножичек, скрытый от посторонних взглядов нашими телами и выступом стойки. Бармен поставил передо мной мартини, взял деньги и ушел, ничего не заметив. Девица все еще упорно улыбалась, t-лядя на нож.
— Посмотри на меня и начни смеяться, — повторил я.
Она посмотрела на меня и разразилась смехом. Это можно было даже назвать хохотом.
— Лезвие длиной в четыре дюйма, — продолжал я. — Очень острое. Выпей и продолжай смеяться.
Она выпила и засмеялась.
— Тебе приходилось видеть кого-нибудь с раскрытым ножом? — спросил я. — Не дергайся, крошка. Меня, конечно, схватят, если ты позовешь на помощь, но тебе уже ничто не поможет. Ты будешь сидеть, держась за живот своими белыми перчатками — а он весь в крови, — чувствуя, как жизнь вытекает из тебя сквозь пальцы — теплая, влажная и красная. Сама понимаешь, вместе с кровью.
Я специально изображал все покрасочнее. Круглый бар вращался. Люди вокруг болтали и смеялись. Девица коснулась губ кончиком языка.
— Что тебе надо?
— Посмотри еще раз на туалет и засмейся. Ты бросишь своего ухажера и пойдешь со мной. Запомни, мы старые друзья. Не забудь свой кошелек. Возьми его сразу.
Она механически прихватила его. Я сказал:
— Бармен сейчас подойдет к нам. Передай привет своему ухажеру. Пусть бармен передаст ему, что тебе пришлось уйти и ты позвонишь утром. При этом возьми меня нежно за руку и подмигни.
Сработало. Все произошло слишком быстро, чтобы ей пришла в голову какая-то спасительная уловка, бармен же всю ночь подает выпивку и наблюдает подобные сцены. Он в подробности не вдавался. Мы сразу же поднялись, оживленно болтая, вернее, болтал за двоих я, а она отчаянно прижималась ко мне, и все улыбалась, улыбалась, в глазах же застыл панический страх.
Лысый мужчина за угловым столиком ни разу не посмотрел на нас, пока мы шли к выходу. Никому не было до нас дела, разве что Оливии Мариасси, а у нее, естественно, возник мазохический интерес к мужчине, который отверг ее неуклюжие заигрывания, а теперь удалялся с другой женщиной моложе и красивее.
Путь через вестибюль до выхода показался долгим — весь блеск моей напарницы померк к тому моменту, когда я вывел ее из гостиницы. Мы были в старых кварталах Нового Орлеана, где улочки с односторонним движением шириной с карету, запряженную лошадьми, и с тротуаром, рассчитанным на юбку с кринолином. А та, куда мы вышли, была еще уже — просто щель между двумя высокими зданиями.
Здесь мы наконец остановились. Узкая фиолетовая полоса ночного неба простиралась где-то над нами, а фонари — словно вехи жизни и надежд, оставшихся позади, во всяком случае, так должно было казаться ей. Когда мы остановились, она прильнула лицом к стене, как бы в поисках защиты. В тусклом свете ее лицо, обрамленное темными волосами, казалось столь же белоснежным, как и перчатки.
— Что, ты думаешь, сейчас произойдет, крошка? — спросил я.
— Пожалуйста! — затрясла она головой, взмолившись. — Какую бы грязь вы ни задумали — валяйте, приступайте к своему делу. Только не дразните меня, не мучьте. Это низко.
— Я вовсе и не дразню. Просто хочу, чтобы ты знала, что сейчас произойдет, чтобы не останавливаться на полпути. Как только я кончу говорить, нож окажется в твоих руках. Затем ты его держишь, а я тебя благодарю и целую за то, что ты меня выручила. Готова?
Она вздрогнула, смутилась и уставилась на меня непонимающим взглядом. Именно на это я и рассчитывал. Теперь, когда она мне больше не была нужна, предстояло удержать ее от обращения в полицию. В тюрьму попадать нам не разрешается. И сейчас роль романтического и загадочного незнакомца казалась единственным, что помогло бы избежать этого.
Она облизала пересохшие губы:
— Но…
— Ответа не надо, — сказал я. — Протяни руку.
Пришлось самому найти ее руку и вложить в нее нож. Я направил острие себе в грудь.
— Нет, дорогая, чуток левее, — поправил я. — Пробить ребро не так-то уж легко. Вот теперь лучше. Теперь решайся. Тебе нужно только слегка ткнуть, дальше нож пойдет сам. Ты даже и не поверишь, как легко можно убить человека. А вот и поцелуй.
Я взял в свои ладони ее лицо и наклонился, рассчитывая каждое свое движение. Ее лицо и губы были холодными. Я почувствовал, как нож уперся в меня, но даже не проткнул пиджак. Я отпрянул. Ее рука упала. Спустя секунду она слабо рассмеялась.
— Ну ты даешь, — выдохнула она и умолкла.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Антуанетта, — прошептала она, — Антуанетта Вайль.
— Тони, стало быть.
— Друзья зовут меня Тони, — сказала она. Голос ее окреп. — Я поставлю вас в известность, когда вам будет позволено так меня называть. А пока что… А пока что мисс Тони Вайль звучит неплохо, не так ли?
— Разумеется, мадам, — ответил я.
Какое-то время мы так и стояли друг против друга, вслушиваясь в голоса города. На узкой аллее, где мы стояли, никакого движения не было. Она поглядела на меня, а затем на нож в своей руке.
— Вы меня напугали, — бормотала она. — Вы меня в самом деле напугали. Мне казалось… Вот, держите!
Я взял нож, закрыл его и спрятал в карман. Она внимательно наблюдала за мной.
— Что будет, если я кинусь бежать? — спросила она.
— Здесь? — ответил я. — В такой темнотище вы наверняка споткнетесь и порвете чулок. Вам лучше идти спокойно, пока не выйдете туда, где освещение получше. Если же вы хотите уйти…
— Если?! — возмутилась она. — Вы с ума сошли, наверное. Неужели вы думаете, что я… — она замолчала.
— Вы совсем не любопытны? Не заинтригованы? Видно, я уже совсем не пользуюсь успехом, — сказал я. — Допустим, у вас были какие-то планы на вечер, которые из-за меня полетели ко всем чертям. Не хотите ли отобедать со мной? В любом месте, за любую цену, да вдобавок услышите множество небылиц о том, отчего я так поступил. Я изощренный лгун, мисс Вайль.
