— Похоже, Матильда, — тихо произнес он.
— Да… — подтвердила Мария-Луиза. — Ей постоянно что-то снится.
— Все время фантазирует, — кивнула Лилиан.
Все затихли — прислушивались к звукам из спальни, но крик больше не повторился.
Хёгсмед потер глаза и посмотрел на часы:
— О’кей, Ян. Вам, должно быть, пора домой?
— Да… конечно. Надо успеть на поезд.
Он понял намек — Хёгсмед хочет его выпроводить и выслушать мнение остальных воспитателей: что они думают о новичке?
— Я позвоню вам, Ян. Номер у меня есть.
Ян приветливо улыбнулся и обменялся рукопожатиями со всеми.
Осенний дождь кончился.
У бетонной стены никого не было. Но само здание клиники казалось живым. Серо-зеленый фасад потемнел от дождя, и Санкта-Патриция нависла над «Полянкой» как каменный колосс. Голем.
Он остановился у стены и еще раз посмотрел на больницу. Смотрел долго — вдруг чья-то тень мелькнет в одном из окон, лицо или рука прижмется к стеклу? Ничего похожего. Он словно очнулся — а если его заметит кто-то из охранников и решит, что он сумасшедший?
Он в последний раз оглянулся на «Полянку» и пошел дальше.
Бетонная стена произвела на него неизгладимое впечатление, но он заставил себя о ней не думать. Попытался сосредоточиться на «подготовительной школе». Маленький дом со спящими детьми.
Это всегда так — детские сады похожи на оазисы мира, доверия и защищенности.
Он и в самом деле хотел получить место, хотя нервы были напряжены до предела. Пристальный и даже подозрительный взгляд Хёгсмеда, шапочный тест… и, самое скверное, разговор насчет его профессиональной биографии.
Но то, что случилось в «Рыси», в «Полянке» не повторится.
Тогда он был молод. Двадцатилетний воспитатель, к тому же немного не в себе.
Ливень кончился, ушел на север; осенний воздух в Валле чист, холоден и прозрачен. Городок лежит в низине, как в кастрюле, окруженный со всех сторон невысокими холмами. Ян опять миновал квартал вилл, перешел мост через железную дорогу и спустился в деловой центр. Тут было полно подростков и пенсионеров. Молодежь толпилась у магазинов, пожилые отдыхали на лавках. Собаки на поводках, голуби у корзин с мусором. Детей, как ни странно, почти нет.
До поезда в Гётеборг оставался час, так что вполне есть время прогуляться. Почему-то в первый раз за все эти недели он задумался: а каково это вообще — жить в Валле? Если получит работу, придется сюда переехать.
Ян вышел на неизбежную в каждом городке Стургатан,[2] и тут же в кармане внезапно зазвонил телефон. Он отошел к кирпичной стене, чтобы не мешал ветер, и нажал кнопку.
— Ян? — Скрипучий бессильный голос. Мать. — Что ты делаешь? Ты в Гётеборге?
— Нет… устраиваюсь на работу. Собеседование.
Ему почему-то всегда было трудно разговаривать с матерью. Все, что он говорил ей, сразу начинало казаться «чересчур личным».
— Звучит неплохо. В городе?
— Нет… за городом.
— Тогда не буду беспокоить…
— Ты не беспокоишь. Все прошло хорошо.
— А как Алис?
— Нормально… старается.
— Хорошо бы вы как-нибудь заехали вместе.
Ян промолчал.
— Скажем, попозже, осенью.
Никакого упрека в голосе. Одинокая вдова мечтает повидать взрослого сына.
— Хорошо… осенью. Я поговорю с Алис.
— Желаю удачи. И помни: важно не только, понравился ли ты. Важно, чтобы и тебе понравилось. Работодатель и все прочее.
— Спасибо, мама… — Он поспешно нажал кнопку отбоя.
Алис. Как-то раз Ян случайно упомянул это имя в разговоре с матерью, и в ее сознании постепенно сформировался образ подруги сына. Никакой Алис в его жизни нет, это выдуманная фигура… и вот теперь мать хочет с ней встретиться. Надо собраться с духом как-нибудь и рассказать ей, как все обстоит на самом деле.
Интересно, где же здесь церковь? Полно всяких магазинов в центре, а церкви нет. И погоста не видно.
Симпатичное здание городского музея с кафе на первом этаже. Ян зашел, купил большой сэндвич и сжевал его с кофе, наблюдая, как подходят и уходят автобусы.
Он не знает в Валле ни единого человека — это как? Пугает его? Или, наоборот, привносит чувство свободы? Преимущества очевидны. Можно начать совершенно новую жизнь и, отвечая на вопросы, откуда он и как жил раньше, самому выбирать фрагменты и детали из своей прошлой жизни. И чем меньше деталей, тем лучше. Можно вообще ничего не говорить. И тем более об Алис Рами.
Но ведь именно преклонение перед ней и привело его сюда.
Впервые он услышал про больницу Святой Патриции в начале июня. У него тогда кончалось заместительство в подготовительной школе в Гётеборге.
Как обычно, среди воспитателей Ян был в единственном числе — остальные женщины. Они-то и пригласили его в ресторан — хотели отблагодарить, как было торжественно заявлено, за приятное сотрудничество. Он принял приглашение. Вечер получился веселым, у него было хорошее настроение. А потом… Ян и сам не знал, что на него нашло, — он позвал их в свою крошечную однокомнатную квартирку в Юханнеберге.
Позвал… на что? Он почти не пил, ему попросту не нравился вкус алкоголя.
— У меня есть чипсы дома… хотите зайти?
Все пять дам встретили его предложение с энтузиазмом, Он вел их по лестнице и уже ругал себя за легкомыслие.
— У меня не очень прибрано… к сожалению.
— Неважно! — хихикали не совсем трезвые коллеги.
Дневник его лежал в ящике письменного стола, там же и наброски к многосерийному комиксу «Затаившийся». Так что прятать ему ничего не надо было. Разве что портреты Алис Рами. Если бы он знал заранее, что придут дамы, он бы и их спрятал, но уже в прихожей они увидели обложку диска в рамке, в кухне — афишу концерта и большой плакат в комнате. Ян помнил историю этого плаката — он нашел его в приложении к музыкальному журналу несколько лет назад и приколол булавками рядом с книжной полкой.
Черно-белое изображение. Рами стоит, широко расставив ноги, на маленькой сцене, взлохмаченные волосы инфернально подсвечены софитом, другие члены группы угадываются сзади, изображения их размыты, похожи на привидения. Ей двадцать лет, и она зажмурилась от света. А выражение лица… будто рычит в микрофон.
Это единственный предназначенный для фанатов плакат, который ему удалось разыскать. Другие выпускают такие постеры десятками.
Одна из воспитательниц, чуть постарше Яна, остановилась у плаката.
— Рами? — спросила она. — Тебе она нравится?
— Конечно, — ответил Ян. — Музыка, конечно… а ты ее слышала?
Она кивнула, не отводя глаз от изображения.
— Я помню ее первый диск… но ведь уже порядочно с тех пор прошло, или как? И никакого продолжения не последовало.
Ян молча кивнул.
— А теперь она в больнице.
Он уставился на нее. Что значит — в больнице?
— В какой-то психушке. Кажется, называется больница Святого Патрика. Здесь, на западном побережье.
У Яна перехватило дыхание. Алис Рами в психушке? Он попробовал представить ее в смирительной рубахе — и, как ни странно, легко представил.
— А откуда ты знаешь?
Она пожала плечами:
— Слышала от кого-то. Уже давно… несколько лет назад. Точно не помню… а может, просто слухи.
— А почему… ты не знаешь? Почему она туда попала?
— Понятия не имею. Но, должно быть, выкинула что-то. Это же такая больница… закрытого типа.
Ян опять кивнул.
Больница Святого Патрика. Хотел расспросить поподробнее, но ему не хотелось, чтобы они приняли его за одного из этих одержимых фанов. Он давно уже пытался отыскать следы Алис Рами на различных форумах в Интернете, но ничего так и не нашел. И вот сейчас, случайно, услышал что-то конкретное.
А потом ничего не происходило. Лето продолжалось, Ян искал работу. Регулярно читал анонсы в «Гётеборгс Постен». Кое-что его интересовало, но, как правило, место было уже занято.
И вот в начале июля появился этот анонс. «Полянка». Мало чем отличающееся от подобных объявление, но адрес заставил его вздрогнуть: главный врач Хёгсмед, администрация судебно-психиатрической клиники Святой Патриции в городке Валла. Меньше часа езды от Гётеборга.
Ян читал и перечитывал объявление.
Детский сад в судебно-психиатрической клинике?
Зачем?
И сразу вспомнил — бывшая сотрудница говорила о «больнице Святого Патрика» на западном побережье. Должно быть, перепутала. Что делать святому Патрику в Швеции? Это же не Ирландия…
И он позвонил доктору Хёгсмеду.
Почему бы нет? Он ищет работу. Ни одна из его попыток пока результатов не принесла. Что мешает попробовать еще раз?
Телефон зазвонил в четверть девятого. Ян еще был в постели.
