– Послушайте, шериф, – начал судья, но тот перебил его.
– Простите, судья. Он мой, – шериф посмотрел вниз на лежащего и стонущего полицейского. – В ту самую минуту, когда Тальбот схватился за пистолет, он вычеркнул себя из списка ваших подопечных. Тебе не жить, Тальбот. Недолго тебе еще бегать!
– Итак, вы намерены застрелить меня? – задумчиво спросил я и оглядел зал суда. – Нет, нет, джентльмены, видно, все вы воспитаны на одной идее: смерть или слава. На идее, что вам на грудь повесят медали…
– Что за вздор вы несете? – заинтересовался шериф.
– Школьница для этой цели не годится. С ней может быть истерика, – пробормотал я и, покачав головой, посмотрел на блондинку. – Очень сожалею, мисс, но мой выбор пал на вас.
– Что? Что вы хотите этим сказать? – Возможно, она испугалась, а возможно, хотела казаться испуганной. – Что вам от меня нужно?
– Вы. Кстати, вы слышали, что сказал карманный ковбой? Как только полицейские увидят меня, они начнут пальбу во все, что будет у них перед глазами. Но они не станут стрелять в хорошенькую девушку, особенно в такую милашку, как вы. Я в цейтноте, мисс, и мне нужна охранная грамота. Моей охранной грамотой будете вы.
– Будь все проклято, – раздался осипший от испуга голос судьи Моллисона. – Тальбот, вы не имеете права! Это же ни в чем не повинная девушка, а вы ставите под угрозу ее жизнь!..
– Нет, не я, – голос мой был тверд. – Если кто-то решил подвергнуть ее жизнь опасности, так это присутствующие здесь друзья шерифа.
– Но… но, мисс Рутвен – моя гостья. Сегодня днем я пригласил ее сюда, чтобы…
– Отлично понимаю, что это нарушение законов гостеприимства, которым так славятся южные штаты. Да, я отлично понимаю это. Знаток этикета Эмили Пост наверняка бы вынесла порицание моим манерам, – я схватил девушку за руку и резким рывком заставил встать. Не выпуская ее руки, потащил к выходу. – Пошевеливайтесь, мисс, у нас не так уж много…
Я выпустил ее руку, быстрыми шагами направился к проходу между рядами и, схватив заряженный пистолет, начал совершать им круговые движения. Какое-то время я внимательно разглядывал верзилу со сломанным носом, сидящего через три ряда от девушки, наблюдая за сменой настроений на бугристом ландшафте его лица – типичного лица неандертальца, который тщетно пытается что-то сообразить и прийти, наконец, к какому-то определенному решению. Но, видимо, решение ему могли подсказать только звенящие колокольчики да разноцветные огни балагана.
Он уже принял вертикальное положение и сделал было движение выйти в проход. Его правая рука скользнула за лацкан пиджака, но тут конец кольта уперся в локоть его правой руки. Сильный удар отбросил мою руку, и я только могу предположить, что же произошло с его рукой. Наверное, что-то очень плохое, если только его отчаянный вопль и тяжелое падение на скамейку, с которой он только что поднялся, могли служить верным критерием. Возможно, я перестраховался: ведь этот громила мог сунуть руку во внутренний карман только для того, чтобы вытащить новую сигару. Ничего, теперь мой прием научит его носить портсигар в левом, а не в правом кармане.
Он все еще стонал, когда я, быстро пройдя по проходу между скамьями, вытолкнул девушку в подъезд и, захлопнув за собой дверь, запер ее. Это даст мне фору в десять, а может быть, и пятнадцать секунд. Но больше и не потребуется. Я схватил девушку за руку и потащил по тропинке на улицу.
У обочины стояли два автомобиля. «Шевроле» с открытым верхом без опознавательных знаков был полицейской машиной, на которой шериф, Доннелли и я приехали в суд. Вторая машина скорее всего принадлежала судье Моллисону и была марки «студебекер хавк» низкой посадки. Машина судьи показалась мне более быстроходной, чем полицейская, но я подумал о том, что большинство машин американского производства снабжено автоматическим управлением, незнакомым мне. Я не смог бы управлять «студебекером», а время, необходимое на обучение, было очень дорогим. С другой стороны, я очень хорошо знал, как управлять «шевроле»: по пути в суд сидел вместе с шерифом на переднем сиденье и внимательно наблюдал, как он управляет машиной.
– Садитесь, – я посмотрел на девушку и кивнул, указав на полицейскую машину. – Да поживее!
Краем глаза я видел, как она открыла дверцу машины. Одновременно успел окинуть взглядом и «студебекер». Самый быстрый и надежный путь вывести машину из строя – разбить распределитель зажигания. Три или четыре секунды у меня ушло на то, чтобы найти и открыть замок капота. Потом я обратил внимание на шину ближайшего ко мне переднего колеса. Если бы шина была бескамерной и если бы при мне был мой привычный автомат, то малокалиберная пуля в стальной оболочке смогла бы пробить только крохотное отверстие. Причем не успел бы я пробить его, как оно снова загерметизировалось бы. Но грибообразная пуля кольта разворотила основательную дыру на боковой поверхности шины. «Студебекер» тяжело осел.
Девушка уже сидела в «шевроле». Не затруднившись тем, чтобы открыть дверцу машины, я перешагнул через борт и опустился на место водителя. Мельком взглянув на приборную доску, схватил белую пластмассовую сумку, лежащую на коленях у девушки, сломал замок, порвав при этом пластмассу, так как торопился, и высыпал ее содержимое на сиденье рядом с собой. Ключи от машины оказались сверху всей этой кучи. Это означало только одно: девушка сунула их на самое дно сумки. Я мог бы поклясться, что она испытывает страх, но еще с большим рвением поклялся бы в том, что ее воля противостоит страху.
– Видно, вы решили: это самое умное, что можно предпринять в данной ситуации, – я включил мотор, нажал на кнопку автоматического включения, снял машину с ручного тормоза и так резко дал газ, что задние колеса сначала завизжали, потом завертелись с бешеной скоростью, пробуксовав на покрытой гравием дорожке, и машина рванулась вперед. – Если еще хоть раз попытаетесь выкинуть нечто подобное, очень пожалеете об этом. Считайте, что предупредил вас.
Я довольно опытный водитель, если дело не касается сложной езды с обгонами и двойными обгонами и не связано с машинами американского производства с автоматическим управлением. Когда же надо ехать по прямой и только нажимать на педаль газа, то эти большие машины с У-образными восьмицилиндровыми моторами дадут сто очков вперед посредственным британским и европейским спортивным моделям, которые в сравнении с ними кажутся совсем беспомощными.
Машина пошла так, словно была снабжена ракетным ускорителем. Я решил, что так как она принадлежала полиции, то имеет форсированный двигатель. Выровняв ее на шоссе, бросил беглый взгляд в зеркало и увидел, что здание суда уже далеко позади: у меня едва хватило времени, чтобы мельком взглянуть на выбежавших судью и шерифа. И тут, пропустив крутой поворот справа, я резко повернул руль. Машину занесло, один из брызговиков оторвался. Несмотря на это, ногу с педали газа я не снял, и мы вырвались за пределы города. Впереди был простор!
Машина шла по шоссе на север. Серая от пыли лента дороги на несколько десятков сантиметров возвышалась над уровнем лежащей за пределами шоссе земли. Слева искрилась и сверкала, как переливающийся изумруд, озаренная палящим солнцем поверхность Мексиканского залива. Между шоссе и заливом по побережью шла не вызывающая интереса полоса низких мангровых деревьев, а справа мелькал заболоченный лес, но, вопреки моему ожиданию, это были не пальмы или карликовые пальмы, которые я думал встретить в этих местах, а сосны и приводящие в уныние перелески из молодой сосновой поросли.
Езда не доставляла мне удовольствия. Я вел «шевроле» на такой скорости, на какую только решил отважиться, и мягкое покачивание подвески отнюдь не давало мне ощущения безопасности. Не хватало солнцезащитных очков. Хотя солнце не ослепляло прямыми лучами, безжалостный свет этого субтропического светила, сверкающего в небе прямо над шоссе, был таким резким, что причинял боль глазам. Машина была открытой, но ветровое стекло таким большим и таким выпуклым, что затрудняло проникновение в кабину свежего воздуха и не охлаждало ее, несмотря на то, что ветер свистел в ушах: скорость превышала 130 километров в час. Там, в зале суда, температура в тени достигала почти 40 °C, а какой она была здесь, в этом открытом пекле, даже невозможно представить.
Езда не доставляла удовольствия и девушке. Она даже не побеспокоилась снова положить в сумочку барахло, которое я вытряхнул. Несколько раз, когда машина делала очередной крутой поворот, она хваталась рукой за верхнюю кромку двери, но, не считая этого, не сделала ни единого движения с тех пор, как Марбл-Спрингс остался позади. Только повязала белым шелковым шарфом светлые волосы. На меня она не взглянула ни разу, и я не представлял, какого цвета у нее глаза. И уж, конечно, не заговорила со мной. Раз или два я посмотрел на нее, но она все время смотрела вперед. Губы плотно сжаты, лицо бледное, на левой щеке горело яркое пятно. Она все еще боялась, а может, боялась более, чем когда-либо. Возможно, она думала о том, что с ней будет. Я и сам думал об этом.
