лужах, штабеля старых пожелтевших газет чуть ли не до потолка, помеченные со всех сторон и заплесневевшие от влаги. Диван и мягкое хозяйское кресло были разорваны в клочья, набивка усеивала все кругом. Дверца холодильника висела на одной петле, за ней — ничего, пусто. Мебель была вся в погрызах и отметинах от собачьих когтей.
Делегация местной мелюзги столпилась в сторонке от входной двери. Все мы зажимали носы — такая дикая стояла вонь. На наших глазах собак выводили одну за другой и запирали в специально пригнанном фургоне. Многих пришлось выносить — настолько они ослабли и отощали. Наевшись, все они стали довольно-таки послушными — может, им туда какого-нибудь усмирина подсыпали. Помню, многие из них выглядели какими-то сбитыми с толку, ошеломленными. И до жути тощими.
Я отвернулся, когда выволокли мертвых животных. Их оказалось немного — всего четверо. Один щенок, один породистый доберман и пара безродных дворняг. Очевидно, их погрызли другие собаки.
Приехал мой отец. Он был чертовски зол. Затащил меня в машину, а потом просто сидел там, фыркая и покачивая головой. Его лицо становилось все краснее и краснее. Понимая, что он хочет всыпать мне по первое число, я знал, как непросто ему было сдерживаться.
Что ж, я его порядком разочаровал тогда. Ну, не впервой.
Эту историю я поведал своим новым знакомым, пока готовились два шейка. У них, понятное дело, глаза на лоб повылазили.
— Кстати, Бена и Мэри, хозяев, так и не нашли.
— Вообще? — У Стивена была странная привычка тыкать пальцем в человека, которого он о чем-то спрашивал, — так он походил на адвоката, не то оглашающего протест, не то уличающего во лжи. Еще он чуть наклонял при этом голову и из-под темных бровей устремлял на собеседника тяжеловатый взгляд. Да, что и говорить, такому выразительному парню только в адвокатуру, в законники.
— Вообще. Но где-то через неделю появились зацепки. Хотя бы стало ясно, почему они исчезли. По городу разнеслась громкая весть о том, что банк выселил их месяцем ранее за неуплату ипотеки. Так что, похоже, какое-то время они просто игнорировали уведомления, а потом, когда Бен Мерфи заявился, чтобы сказать им лично — мол, так и так, придется съехать, — они его послушали, покивали, а как за ним дверь закрылась — смылись в неизвестном направлении.
— Однако ж, ужасно было бросать столько собак без присмотра! — Кимберли отпила из своего стаканчика через длинную полосатую соломинку. — Так жестоко. Как можно приручить животных, а потом так их подставить?
— Люди частенько так поступают, сплошь и рядом, — заметил Стивен.
Кейси наклонилась ко мне.
— А их пробовали искать? Бена и эту его Мэри?
— Еще как. Не знаю, насколько дотошно, впрочем. История с их выселением, казалось, достаточно хорошо объясняла ситуацию, так что не знаю, сильно ли кто-то беспокоился об их участи на самом деле. Но жесть с собаками стала поводом для разговоров, куда без этого. И еще — помню, как офигел, когда услышал от маминой подруги, что Бен и Мэри — это брат и сестра, что им всего-то лет за тридцать было. Уж после такого-то отец с матерью спокойно при мне обсуждали все слухи. Все местные ребятишки всегда считали Краучей за дряхлых стариков. Злой дедуган Бен и его карга-жена Мэри, мы думали — а оно вон как оказалось! И вот еще какое дело — они оба выросли в сумасшедшем доме. Буквально. В психиатрической больнице Августы. Они там торчали, пока не стали подростками, а их предки были запойные алкоголики, конкретные такие вырожденцы. Не думаю, что брат и сестра Краучи в принципе имели право хоть о ком-то заботиться. Пусть даже и о собаках.
— Святые мандаринки…
— Ты уверен, что это не слух? — уточнил Стивен, снова грозя мне пальцем и хмуря брови.
— Так все говорили. Если честно, не вижу причин сомневаться.
— Ну и ну.
— А историйка-то — огонь, — протянула Кейси.
— Ну, такая себе. Сойдет для праздной болтовни. Дальше все развивалось довольно скучно. Для дома Краучей наняли бригаду рабочих, они там все отмыли, отделали, весь мусор вынесли. Несколько лет там жил один терапевт-пенсионер с женой. Теперь, пусть даже стариков там больше нет и дом стоит пустой, это просто еще один дом у леса. Никакого повода для экскурсий.
Хотя для местных детишек он стал тем еще развлечением. В последующие за исчезновением Краучей годы для них в Дэд-Ривер появился свой собственный особняк с привидениями. Местечко, куда можно завалиться под Хэллоуин, всласть попугаться. Так продолжалось до заселения старого доктора.
Подростковый фольклор таков, каков он есть. Наши истории о Бене и Мэри стали еще более дикими. Говорили, что они на самом деле умерли, и их призраки напугали рабочих, убиравших подвал. Якобы в туманные дождливые ночи можно было услышать, как они зовут своих собак. В этот Крауч-фольклор я лично вносил посильную лепту — покуда не повзрослел окончательно.
Моя любимая байка объясняла саму пропажу хозяев дома. Согласно ей, не грозило им никакое выселение. Просто с бедными собаками жестоко обращались, и в какой-то момент они так обозлились на Бена и Мэри, что сожрали их. Без остатка, даже кости все сгрызли в труху. Мне такой взгляд на произошедшее был по душе. Возможно, это Рафферти до такого додумался. Наверное, у него из головы тоже не сразу ушли потерянные, огорошенные собачьи глаза — вот он и решил, что песики заслуживают такое поэтическое отмщение.
О Бене и Мэри я рассказал приезжим где-то через два-три дня после того, как меня приняли в компанию. К тому времени мы с Кейси уже подумывали о том, не перейти ли в фазу погорячее.
В первый совместный вечер в баре я изо всех сил старался ограничиваться в ее отношении заинтересованной болтовней и не распускать руки. Я ведь не чурбан какой-то. Есть девушки, на которых можно давить без последствий, но есть ведь и совсем другие. И даже такие, чье расположение зарабатываешь, если относишься к ним без лишних придыханий, — такие, что оценят невозмутимость и зрелость, твою способность прагматично обойтись и без них. Спокойная, уверенная сила — вот что Кейси нравилось в мужчинах. Не нужно было быть гигантом мысли, чтоб уяснить: будешь с ней поспешничать — поспешно отправишься в пеший эротический вояж.
Так что я прятал руки под задницу и старался держаться с ней достойно и легко — да, с интересом к ней как к девушке, но без высунутого языка и слюней до пола.
Домой я все равно вернулся тогда без нее.
В тот же
