— Вот что случается с наёмными убийцами, — говорю я.
Солдаты вытягивают шеи или залезают на джипы и «Унимоги», чтобы получше разглядеть, что я приволок.
Подходит офицер. Я не знаю его имени и не спрашиваю. Он выглядит напуганным.
— Я убил двоих там, где они набросились на меня. Когда я снова двинулся в путь, один был жив. Подвесить всех троих в гиббете [21]. Если тот, что жив, не загнется через два дня, отпустите его. Живым и без кожи, он по-прежнему будет служить наглядным уроком другим.
— Да, милорд, — говорит офицер.
Я направляюсь во дворец, но через несколько шагов оборачиваюсь. Я не могу отсюда судить о состоянии тел. За мотоциклом тянется не так много крови. Скорее всего, это не очень хороший знак для Укобака. Охранники таращатся на меня.
— Один из вас, отведите мой мотоцикл в гараж, пусть его почистят и отполируют, — Не то, чтобы я собирался и дальше ездить на нём теперь, когда все знают, как он выглядит.
Я направляюсь внутрь, гадая, что подумала бы Кэнди о том, что я только что сделал. Я вполне уверен, что она бы поняла. Даже, возможно, одобрила бы. Впрочем, ей не придётся этого делать, потому что это входит в длинный список того, о чём я никогда ей не расскажу.
В этом забавном конвергентном Аду дворец Люцифера — это пентхаус отеля «Беверли Уилшир». Я не утверждаю, что моя берлога хороша, но говорю, что на фоне моих комнат Версаль выглядит сараем.
Дворцовая стража выстроилась кольцом в вестибюле. Я киваю им, оставляя на коврах землю, дорожную грязь и кровь. Направляюсь прямо к своему личному лифту. Шлёпаю ладонью по медной пластине на стене, и дверь лифта откатывается в сторону. Внутри я касаюсь другой пластины и шепчу адовский худу-код. Кабина начинает подниматься, шкив и провода гудят над головой, мягко раскачивая отсек. Приятное ощущение. Мотельный массажер «Волшебные пальчики» разминает узлы напряжения в моих плечах. Я шевелю руками и ногами. Вращаю головой. Мои ладони ободраны до крови после падения с мотоцикла, но ничего серьёзно не пострадало, кроме чёртовой куртки.
Кабина останавливается у пентхауза. Я снова касаюсь медной пластины и выхожу на прохладный полированный мраморный пол. Пентхауз представляет собой потрясающее зрелище. Словно «Архитектурный дайджест» забрался на верхнюю часть крыши отеля и высрал шато голливудского киномагната. Повсюду окна. Дорогая мебель ручной работы. Упомрачительно дорогие произведения искусства. И достаточно спален и ванных комнат, чтобы все девушки-ковбои Монтаны могли заехать сюда на бои подушками.
Я скидываю ботинки возле лифта. Похуй ковёр в вестибюле. Помойте его. Сожгите. Мне насрать. Но я не хочу, чтобы кровь была по всей квартире.
Моя квартира. До сих пор звучит забавно, но вынужден признать, что по прошествии трёх месяцев начинаю ощущать это место домом. Раньше я управлял видеомагазином в Лос-Анджелесе. Если бы я мог переместить сюда инвентарную ведомость и телевизор во всю стену, то мог бы полностью стать Говардом Хьюзом [22] и никогда не выходить отсюда. Если бы я достал для Кэнди дневной абонемент, то определённо мог бы привыкнуть к адовской светской жизни. Здесь наверху, в окружении тонированного стекла и обитой шёлком мебели, я — Синатра с рогами, а Пандемониум — мой кладбищенский Вегас.
Я направляюсь в спальню и проверяю разбросанные по квартире контрольные метки. Ни одна не нарушена, и ничто не выглядит не на своём месте. Я могу расслабиться. По правде говоря, меня меньше волнует ещё одна драка, чем шпионы. Мне нужно одно место в Аду, где мне нет необходимости 24/7 оглядываться через плечо.
В спальне я раздеваюсь, бросая одежду кучей у подножья кровати. Порванную куртку я комкаю и швыряю в шкаф. Я мог бы заштопать её, но я чёртов Люцифер. Велю портным сшить мне новую. Запираю дверь спальни и провожу рукой по верху притолоки. Вырезанные мной защитные руны по-прежнему на месте. Залезаю под горячий душ и надолго остаюсь там.
Может я уже и привык к этой квартире, но никогда не привыкну принимать душ в доспехах Люцифера. Я никогда не снимаю эту штуку. В тот момент, как она исчезает, я становлюсь уязвимым к любым атакам. Ножу, худу или белке с самострелом. Знаю, я выгляжу шизиком, намыливаясь в этой консервной банке от Версаче, но мне не обязательно смотреть на себя.
Закончив, я надеваю чёрные костюмные брюки, шёлковую футболку и гостиничный халат, достаточно толстый, чтобы остановить пули. Чёрный клинок отправляется в один карман, а пистолет Укобака — в другой. Затем подхожу к комоду и быстро осматриваю нижний ящик. Здесь лежит сингулярность — тайное оружие мистера Мунинна, чтобы перезапустить Вселенную, если Мейсон или я разрушим её. Здесь наац, моё любимое оружие, когда я сражался на арене. И здесь маленький курносый.38, который я прихватил с собой из Лос-Анджелеса. В барабане отсутствует один патрон. Тот самый, которым я обманом заставил Мейсона Фаима прострелить себе голову три месяца назад. Именно тогда святоша Джеймс, моя ангельская половина, забрал ключ, который мне нужен, чтобы покинуть Ад, и бросил меня здесь. По правде говоря, я рад, что этот ханжеский мудак покинул мою голову. Но я тотчас бы вернул его обратно, если это даст мне ключ.
Дверь спальни распахивается и входит Бримборион с охапкой конвертов и донесений. Он — это то, чего мне никогда не хотелось в своей жизни. Личный помощник, иначе говоря, профессиональный засранец, который знает обо мне больше, чем я сам.
— Что я говорил тебе о том, чтобы вламываться сюда без стука?
— Если бы я не вломился, то никогда бы тебя не нашёл.
— В этом и заключалась идея.
Бримборион выглядит вполне по-человечески, если не считать того, что он тощий, как кузнечик, с конечностями и пальцами достаточно длинными, чтобы достать четвертак со дна литровки «Джека». Он одевается в тёмные костюмы с высоким воротником, словно сошёл из рассказа Диккенса задницей прямо на палку [23]. Он также носит круглые очки в проволочной оправе. Мне кажется, именно эти очки заставляют меня ненавидеть его. Что за странный выбор для манерности. В том смысле, кто-нибудь слышал о близоруком ангеле?
— Как ты вообще попал сюда? — спрашиваю я.
Он закатывает глаза к Небесам.
— Вы имеете в виду те милые штучки, которые нацарапали над дверями? Я ваш личный помощник. Я должен иметь возможность следовать за вами куда угодно.
Он расстёгивает рубашку и достаёт висящий на цепочке тяжёлый золотой талисман.
— У меня есть отмычка. Она открывает любую дверь во дворце, независимо от того, сколько на ней оберегов или чар.
— Мило. Где мне взять такую?
— Боюсь, это единственный экземпляр.
— Возможно, мне следует его забрать.
— Не стесняйтесь, милорд. И не беспокойтесь. Я сделаю всё возможное, чтобы замять скандал.
— Какой скандал?
— Тот самый, в котором Повелитель Подземного мира, Архидемон, Великий Зверь боится прославленного секретаря. Мне больно думать, что скажут об этом ваши враги.
Мне хочется складировать шлакоблоки на этого четырёхглазого долбоёба, пока он не взорвётся. Он чуть шире открывает глаза за фальшивыми стёклами своих фальшивых очков и пристально глядит на меня. Но мелкий засранец кое в чём прав. Пока я не наберу полной силы Самаэля, мне не хочется, чтобы честолюбивые крестьяне штурмовали замок с вилами и факелами.
Я тянусь за письмами и донесениями, накрывая его руку своей. Сжимаю. Недостаточно сильно, чтобы сломать кость. Ровно настолько, чтобы напомнить ему, что я мог бы, если бы захотел. Ослабляю хватку и беру донесения. Он массирует пальцы, но ничего не говорит.
— Научись стучать, и мы вновь сможем стать лучшими друзьями. Усёк?
— Конечно, милорд.
Он отвешивает лёгкий поклон и уходит.
Помнится, как-то я выпивал с Видоком в Лос-Анджелесе, и он познакомил меня с другим старомодным вором. Тот сказал, что лучший способ защититься от взломщиков очень простой. Берёте всю доступную мебель и складываете её так, чтобы она идеально балансировала на верхней части двери. Любой, кто попытается проникнуть внутрь, получит по голове комодом или креслом-качалкой. Если хотите проявить фантазию, можете добавить ведро растворённой в воде каустической соды. Настоящий фокус в том, чтобы не забыть предупредить горничную до того, как она придёт на следующее утро.
