Глаза Босха округлились от испуга:
— Вы знаете?
Петрониус был слишком слаб, поэтому прошептал:
— Вы сейчас подсказали мне. Раньше я только предполагал.
— Якоб ван Алмагин исчез. Возможно, он в келье доминиканцев в Ден-Босе. Инквизитор не оставит его в живых.
Петрониус Орис закрыл глаза и попытался бороться со сном. Голос мастера Иеронима доходил до него словно издалека.
— Я встретил Алмагина, мастер Босх. Он использует вас, как использовал меня. Он всех нас провел.
Фрагменты головоломки сложились в единое целое. Эйфория от постижения тайны на короткое время охватила подмастерье. Он открыл глаза и посмотрел в лицо Иеронима Босха, склонившегося над ним, чтобы расслышать голос, который становился все тише.
— Якоб ван Алмагин обманул нас всех. Он — женщина. Я видел ее в подвале вашего дома. Видел, когда она переодевалась.
— Лучше бы вы этого не говорили!
Быстрым шагом Босх направился к двери, открыл ее и резко закрыл за собой. Петрониус остался в комнате один. Марлевая завеса опустилась на глаза и затуманила взор.
Петрониус испуганно вскочил. Кто-то только что прикрыл его рот и со всей силой навалился на него.
— Петрониус, это я, Зита.
Теперь Петрониус почувствовал, что может дышать через нос, успокоился и лег. Его жизнь в последнее время состояла из сна и пробуждений. Художнику казалось, что он должен восполнить сон целого века. Он видел только Алейт, свою хозяйку, Зиту и Майнхарда. Мастер больше не появлялся, и Петрониус не знал, остался ли он в имении или уехал в Ден-Бос.
Зита слегка отпустила руку, но приложила указательный палец к губам. Петрониус понял и послушно кивнул.
Девушка медленно убрала руку.
— Ты ужасно храпел!
Ее голос звучал не ехидно, как обычно, а испуганно. Подмастерье удивился. Сел в кровати. Со двора доносились голоса. На улице слабо светило белое солнце уходящего лета.
— Якоб ван Алмагин! — прошептала Зита и потащила Петрониуса к окну.
Художник осторожно выглянул на улицу. Пергамент и стекла еще отсутствовали, их ставили только осенью. Под навесом фахверкового здания оживленно беседовали двое мужчин.
— Я ничего не вижу, — прошептал Петрониус на ухо Зите, — но узнаю его голос.
Алмагин говорил:
— Он должен исчезнуть, и чем быстрее, тем лучше.
— Этого вы не можете требовать от меня, меестер Якоб. Права гостя не нарушаются никогда. Пока он под крышей моего дома, вы не тронете его и пальцем. Я так решил.
— С каких пор вы стали таким сентиментальным, мастер Иероним? — Алмагин сухо рассмеялся. Петрониус видел только руки ученого. — Петрониус Орис представляет для нас угрозу. Если он действительно делал записи у патера Иоганнеса, там наверняка есть имена. Сотни людей будут сожжены, когда рукопись попадет в руки кровожадного священника. Кроме того…
Мастер Босх прервал его:
— Вы совершили оплошность, выдав ему свою тайну.
Алмагин отпрянул, и Петрониус в этот короткий момент хорошо рассмотрел его. Меестер казался одичавшим, будто неделю провел на сеновале в хлеву.
— Кто это сказал? Откуда вам это известно?
— Он сам. Он говорил об этом в бреду.
— Кто сидел с ним? Кто слышал его? Вы? Кто еще?
Голос Алмагина звучал слабо, будто его сковал страх.
Петрониус представил, как ученый бросается на мастера и трясет его за плечи.
— С ним была Зита. Кроме нее, никто не знает.
— Зита… — повторил Алмагин. — Все равно мы недооцениваем его, он опасен. А если узнает…
— Он видит все во сне. Человек-дерево и голубая женщина-сокол призраками бродят по его снам. Я предполагаю, что когда-нибудь он все поймет.
Что он слышит!.. Петрониус усмехнулся. Теперь лгал его мастер. Но как мощно! Разве Босх не рассказал ему сам, что переработал его видения ада?
— Где парень сейчас?
Наверное, Иероним намекнул, что Петрониус лежит у них над головой и храпит, поскольку разговор под окном замер.
Юноша отошел от окна и прошептал Зите, чтобы она села в кресло за дверью. Они вместе подождут Якоба ван Алмагина. Вероятно, он скоро появится. И тогда в нужный момент Зита обнаружит свое присутствие.
Действительно, они услышали на лестнице звук осторожных шагов и шепот. Петрониус быстро скользнул в кровать. Ее полог еще покачивался, когда тихо отворилась дверь и появился Алмагин. Он оглянулся по сторонам и увидел художника. — Вы спите, Петрониус?
Вслед за ученым в комнату вошел Босх. Петрониус лежал, стараясь дышать ровно, затем изобразил пробуждение. Когда юноша открыл глаза, Якоб уже наклонялся над ним.
— Якоб ван Алмагин!
Ученый улыбнулся ему, и Петрониус заметил пушок на щеке, как у жены Босха.
— Что вам нужно? — насторожился подмастерье.
— Поговорить с вами, Петрониус. Ваше выступление в церкви — просто дьявольское представление.
Петрониус резко выпрямился, так что ученый отшатнулся.
— Я мог бы умереть в тот вечер, Якоб ван Алмагин, если бы мне не помогли. Вы провоцировали меня, и я не знаю зачем.
Ученый кивнул и отвернулся. Провел рукой по губам, будто ему нужно было подумать, прошел по комнате и остановился перед Зитой, которую уже заметил, но лишь на мгновение. Затем снова повернулся к Петрониусу. Мастер Босх стоял молча.
— С вами грубо обращались у патера Иоганнеса. Следы от ожогов останутся навсегда. Но в доме мастера Иеронима вам гарантировано гостеприимство.
— Я многим обязан моему учителю и надеюсь, что когда-нибудь отплачу ему тем же.
— Когда вы находились в заключении… — Алмагин подбирал слова или просто делал вид? — От вас потребовали записать ваши впечатления. Так?
Петрониус ждал вопроса. Первым делом, оказавшись в доме мастера, он отдал сумку Майнхарду, чтобы тот ее спрятал. Сейчас она лежала под сеном, в сарае. Никто не сможет найти ее.
— О какой рукописи вы говорите?
Петрониус ликовал, что ему удалось опередить ученого хотя бы на один шаг. Этот человек никогда не получит его записей.
Алмагин едва сдерживался:
— Вы знаете, о чем я говорю! Подумайте о том, что видения в сцене ада — не пустые угрозы. Я позабочусь об аде для вас. Рукопись должна быть у меня. Или вы надеетесь, что можете носить с собой записи об адамитах и обо мне? Вы глупец, Петрониус!
— Пока подмастерье в моем доме, — прервал его Босх, — вы будете вежливы по отношению к нему. Как подобает всем моим гостям!
Якоб ван Алмагин вздрогнул. Затем исподлобья посмотрел в ясные глаза Иеронима, который устремил взгляд мимо него на деревянные балки в стене.
— Хорошо, — уступил ученый. — Хорошо! Хорошо! Хорошо! Вежливость. Я буду вежлив.
С этими словами Алмагин покинул комнату и с шумом спустился вниз.
Мастер Иероним тоже собрался уходить, однако в дверях обернулся, посмотрел на Зиту, потом на Петрониуса и проговорил:
— Здесь, в моем доме, я гарантирую вам безопасность. Но когда покинете имение, вы окажетесь вне закона.
Мастер повернулся, собираясь уйти. Петрониус задержал его.
— Почему лицо Якоба появилось на створке ада?
Мастер Иероним остановился, и из темноты донесся его голос:
— Потому что он женщина и хотел бы сбросить с себя оболочку.
Мастер шумно спустился по лестнице. Едва он оказался внизу, Петрониус вскочил с кровати.
— Зита, рукопись! Она может спасти нам жизнь. Ее нужно дописать, рассказать обо всем, что здесь произошло, а потом спрятать так, чтобы мы всегда имели к ней доступ, но не носили при себе. Давай разделим ее: одну часть — Алейт, другую — Майнхарду, а остальное — нам. Зита подумала и согласилась.
— А где она лежит?
— Пошли. В маленьком сарае, где стоят кони.
Оба встали и тихо выбрались из комнаты. Только следы ремней на руках напоминали художнику, что все происходящее с ним — не сон.
— Пожар!
Крик ворвался в картины ада в голове юноши и заставил насторожиться. Он барахтался в когтях женщины-птицы, которая вырвала его из толпы проклятых и собиралась проглотить. Грязный платок лежал у дьяволицы на коленях, и в него капала слюна, стекавшая изо рта. Она оказалось той, что проглатывает мир. Петрониус подозревал, что найдет свой конец в брюхе птицеголового чудовища. Ее тело стало голубым… голубым, как цвет обмана. Как голубая дымка, как лживая голубизна неба, как голубое заблуждение. Он не мог уйти от этого дьявола — ястреба. Пожирательница душ овладела юношей и опутывала, оплетала его. Восседая на треноге божественной троицы, она наслаждалась каннибальским пиршеством. Мужчины! Только мужчины заканчивали свой путь в желудке пожирательницы душ, когда над водным лабиринтом бушевал мировой пожар.
— Пожар!
Крик снова проник в сознание Петрониуса и прогнал хищную птицу.
— Пожар! Пожар!
Крики повторялись, пока Петрониус не очнулся и не понял, что сон и реальность совпали. Перед глазами еще стояла ведьма с ястребиной головой, в то время как в окно он увидел сарай, из которого валили сизые клубы дыма. Петрониус не мог отличить сон от яви: то ли образ женщины-птицы вышел из его затуманенного мозга и теперь отплясывал в действительности, то ли его на самом деле проглатывали и он переживал конец света. Некоторое время подмастерье не мог решить, стоит ли он в церкви перед картиной или находится в сарае, пока новый крик окончательно не вернул его в сегодняшний день, разрушив сон.
