Кристофер Фаулер - Темный аншлаг

С правой стороны, на балконе первого яруса, он увидел осветителя в ожидании сигнала и, за неимением лучшего, присоединился к нему.

– Сколько времени до конца акта? – прошептал Бидл.

Техник прижал указательный палец к губам, окинул взглядом сцену и отмерил пятнадцать минут.

– Включая вызовы на бис, – едва слышно добавил он.

Сидней вздохнул и расстроенно облокотился на стену.

Артур Брайант убрал с глаз непокорную челку и спрятал сложенные листки бумаги в верхний карман пальто. Направил фонарик в другую сторону и поставил на место папки с чертежами. После смерти Орфея от рук вакханок его отрубленная голова изрекала пророчества, пока не превратилась в оракула более прославленного, нежели дельфийский, посему бог Солнца повелел ей умолкнуть. Его останки были собраны и погребены сестрами его матери, а лиру поместили на небеса, так что его жизнь началась и закончилась в одной и той же точке, образовав замкнутый круг.

Брайант злился на себя за то, что не сумел раньше распознать мифологической символики. Он подошел к двери архива и попытался ее открыть. Стараясь справиться с замком, сквозь замочную скважину увидел, как перед ним мелькнуло бледное разъяренное лицо. Секундой позже кто-то запер дверь с другой стороны, повернув в замке огромный медный ключ. В коридоре заслышался звук удаляющихся шагов. Он толкнул дверь, но замок плотно сидел в крепкой дубовой двери, и она не сдвинулась с места.

Артур выбежал в соседнюю комнату, но в ней не было выхода, лишь наполовину заколоченное окно, выходящее на улицу, до которой было четыре этажа вниз. Сердце заколотилось в груди, когда он увидел, как фонарик замигал и погас.

Держа Эвридику за руку, Джон Стикс следовал за Орфеем через лабиринт подземного царства. Земную поверхность в спектакле обозначал яркий луч прожектора, выхватывавший кусок сцены напротив группы исполнителей; таков был технический эффект, используемый для создания иллюзии дневного света. На самом верху стояла Валери Марчмонт – Общественное Мнение, чье лицо скрывала гротескная трагическая маска. Пока процессия двигалась по кругу (а у зрителей складывалось впечатление, что она восходит к поверхности земли), Общественное Мнение умоляюще предостерегало Орфея не оглядываться, если он не хочет навсегда потерять свою супругу.

Мэю казалось, что Ева Нориак чем-то встревожена. Он не знал в подробностях этого эпизода постановки, но даже из партера было заметно, что на сцене творится что-то неладное. Вот Эвридика остановилась и рывком попыталась высвободить свою руку из руки Джона Стикса. Мэй проследил за ее взглядом, брошенным в сторону колосников, но площадки подъемника были скрыты пламенем на декоративном экране, установленном на просцениуме.

В этот момент к действию пробудился Юпитер, и сцену сотряс удар молнии – яркая электрическая вспышка. Орфей оглянулся, и стоящая у могильного капкана Эвридика исчезла в грибообразном облаке дыма. На сцене враз все изменилось: Эвридика (а в действительности – ее обнаженный манекен в натуральную величину) полетела назад в подземное царство, а пара изогнутых занавесей, изображавших небесный свод, сомкнулась над ней под действием того же барабанного устройства, которое поднимало вверх боковые декорации.

Занавеси опускались все ниже, а Общественное Мнение в платье с длинным шлейфом по-прежнему стояло на вращающемся диске. Край небесного свода, утяжеленный стальным стержнем, резко падал вниз, прямо на Валери Марчмонт. Прежде чем Мэй сообразил, что к чему, тот ударил ее по лицу, вдребезги разбив фарфоровую трагическую маску и сбросив со сцены ее саму с такой же легкостью, как гипсовую копию Эвридики, но зрители ничего не заметили, поскольку на подиум вихрем высыпали девушки, визжа и высоко задирая ноги в долгожданном канкане.

Мэй выскочил из бокового прохода в партер и побежал к служебному выходу, но тот был заперт. Он барабанил в дверь, пока кто-то не дернул ручку с другой стороны, затем пробрался к задней части сцены. Рядом с упавшим небосводом, опрокинувшись на спину, лежала Марчмонт с раскроенным стальной штангой черепом. Из рассеченной сонной артерии кровь хлестала на пол, разливаясь вдоль задней стены и стекая в сливные отверстия, ведущие к главному водостоку.

Мэй огляделся вокруг в поисках Сиднея Бидла и увидел, как молодой офицер карабкается по стальной стремянке, соединяющей первый и второй уровни подъемника над сценой.

Сидней краем глаза приметил чью-то расплывчатую, голубоватую фигуру, мелькнувшую в лучах цветных прожекторов, но, пробираясь по одному из сценических мостиков, почувствовал, как тот закачался под его весом, и внезапно потерял ориентацию. Лучи скользили по сцене, создавая светотени и кружась в сумасшедшем вихре по маскировочным сеткам.

Внизу мерцающей массой белой плоти и алого шелка визжали и улюлюкали танцовщицы. Тень над его головой переместилась, споткнувшись о бухту троса, и стала раскручиваться в сторону кулис. Бидл рванулся вперед, но край заграждало оборудование. Идти было некуда. Он присел на мостик и спустил ноги вниз, пока те не коснулись нижней площадки подъемника. Найдя точку опоры, он бросил корпус вперед, надеясь выпрямиться во весь рост, но в этот момент почва предательски выскочила из-под его полицейских ботинок.

Правой рукой он ухватился за перила площадки, но левая соскочила. Повиснув на одной руке, он закачался над сценой.

Рука Сиднея медленно соскальзывала с ржавых стальных рельсов, а маячившая фигура – видение, возникшее из хаоса призматических красных и голубых теней, утрачивала очертания.

Но вот мышцы его руки не выдержали, и полицейский с криком упал на нижнюю площадку.

Свет в партере горел вовсю, придавая зрительному залу унылый, меланхоличный вид. Ранкорн отгородил лентой заднюю часть сцены. Уаймен, фотограф из центрального управления Вест-Энда, фотографировал пятна крови на полу. Две половинки белой маски Общественного Мнения валялись в загустевшей луже крови. Было пять минут первого, и лишних сотрудников отпустили.

В лучших театральных традициях гибель Общественного Мнения не нарушила хода спектакля. Полиции это было на руку. Требовалось выиграть время, прежде чем новость распространится по аудитории. Тело Валери Марчмонт через королевский вход вынесли на Шафтсбери-авеню и отвезли в больницу «Юниверсити колледж» в фургоне без опознавательных знаков – четвертом по счету за неделю.

– Кто-нибудь видел Артура? – обеспокоенно спросил Мэй.

– Он здесь, Джон. Говорит, что кто-то запер его в одной из комнат наверху.

Глэдис Фортрайт накинула поверх фуфайки брезентовую плащ-накидку констебля Кроухерста. Свою она сбросила, когда кинулась помогать Бидлу, и та затерялась где-то у сцены, среди вешалок для костюмов, напоминавших устричные раковины. Бидл упал на груду сложенных декораций, но повредил хрящ на левой лодыжке, и нога так быстро опухла, что дежуривший в театре медик вынужден был перочинным ножом разрезать носок и ботинок.

Артур Брайант выглядел крайне озабоченным.

– Меня заперли в архиве, – взволнованно произнес он. – Он снова напал, так ведь?

Мэй указал на заднюю часть сцены:

– На Общественное Мнение. Неожиданный удар стальной штангой, череп раскроен, мгновенная смерть.

– На глазах у всех? Как такое могло случиться?

– Упал один из задников.

– Он опустился точно по сигналу, – заметил мистер Мэк. – Это не наша вина.

Елена выглядела растерянной и была готова выпить залпом бутылку виски.

– Карусель должна была вынести ее из зоны падения, но внезапно застопорилась. Марчмонт оставалась на сцене последней.

– Один из стержней сорвался с крепежа, – объяснил Мэй. – Снес полчерепа, как ложка срезает верхушку яйца всмятку, и отбросил к стене. Все стены заляпаны мозгами.

– Валери должна была почувствовать, что карусель перестала вращаться. Почему она не сдвинулась с места?

– Потому что за кулисы нужно удаляться по очереди, друг за другом, – объяснил Гарри.

– Черт возьми, я не виновата! – воскликнула Елена, лихорадочно роясь в сумке в поиске сигарет. – Не хватало места, чтобы ускорить уход со сцены. Попасть за кулисы – целая история. Нужно дождаться своей очереди. Черт, черт, черт, у кого есть сигареты?

– А что стряслось с нашей кукушкой? – Брайант указал на Бидла, лежащего поперек двух кресел партера с деревянной шиной на лодыжке.

– Свалился с проклятого подъемника, – ответил Бидл. – Заметил, что кто-то стоит рядом с вращающимся тросом и смотрит вниз, и попытался до него добраться.

Мэй повернулся к своему напарнику:

– Что тебе понадобилось в архиве?

– Была у меня одна мысль, – заговорщически произнес Брайант. – Надо обсудить с тобой наедине. Думаю, у меня достаточно улик для ареста.