Я успел перехватить в тот вечер ваш звонок, Елена Викторовна, вы не смогли предупредить Лану, чтобы держала язык за зубами. Пришлось вам опять беспокоить Заневского: трупом больше, трупом меньше — уже не имело значения. Вы знали, что Лана собирается в «Утку» на свидание с новым кавалером: та не преминула похвастаться перед соседкой новой победой. К сожалению, я опоздал. Пьяную Лану, наверное, легко было затащить в машину, а, Владимир Владимирович? Только в тот вечер вас ждала дома еще одна неприятность: ваша жена нашла в стиральной м-ашине пакет с сотенными долларовыми купюрами и следами крови. Она не стала ждать вас и поехала к сестре, которую ни в чем не подозревала.
Дальше история известная: к сожалению, некоторые подруги не умеют хранить тайну. Поэтому Владимир легко выяснил в школе место пребывания жены, нашлись доброжелатели, которые решили помирить супружескую пару. Не сомневаюсь, что в конце концов он взломал бы дверь, и неизвестно, чем вся эта история закончилась бы. Как у акулы, почуявшей запах первой крови, у убийцы появляется маниакальная страсть уничтожать людей, мешающих ему воспользоваться своей добычей. Цель Заневским уже была достигнута в тот вечер, когда он стрелял у лифта в трех ничего не подозревающих людей, все остальное воспринималось теперь как мелкие препятствия, нуждавшиеся в поспешной ликвидации.
Вот и вся история. Надеюсь, все было изложено достаточно близко к реальным событиям?
— Осталось только в-се доказать, — подала голос Елена Завьялова.
— Что ж, вам кажется, Елена Викторовна, что вы умеете заметать следы. Но вы не могли учесть, что события будут развиваться так быстро, и не все улики уничтожили. Во-первых, это, конечно, деньги. Самая весомая и значительная прореха в вашем деле. И Александра Викторовна сможет подтвердить, что никто из посторонних в последнее время в доме не появлялся. Если только вы, Владимир Владимирович, не изобретете самостоятельно какой-нибудь мифический персонаж и не докажете его существование. Но фантазия у вас работает значительно хуже, чем у Елены, недаром вся идея принадлежит ей. Во-вторых, я знаю, где находится ваш тайник. Мы сейчас подъедем туда, возьмем понятых и все это дело зафиксируем вместе с вашими пальчиками, оружие-то смазывать пришлось неоднократно — не один день ждали, пока пригодится. А может, и еще что в этом тайнике найдется, например кожаные черные перчатки, которые вы, Владимир Владимирович, побоялись в тот вечер прихватить домой, чтобы на глаза жене не попались ненароком.
И еще: возвратился из командировки некий человек, который выгуливал в тот вечер собаку, несмотря на дождь. Осталось только провести опознание. Думаю, он укажет время, когда вы вышли из подъезда. И наконец, приятный сюрприз.
Жестом неудавшегося фокусника Леонидов вытащил из кармана видеокассету.
— Вчера вечером искал в вашей видеотеке интересный фильм, Елена Викторовна. Хотелось зрелища на сон грядущий. Ни за что не угадаете, как мне повезло. У вас ведь на этой полке порядочек, все пронумеровано, все в тетрадочку отдельную записано. Вот под номером шестнадцатым есть такая вещь: «Лена и Володя» называется. Как меня эта надпись заинтересовала! Конечно, при живых родителях на полке вы ее не держали, нет, но в последнее время захотелось, наверное, посмотреть. Может, стремились понять, ради чего все дело затеяли и стоит ли игра свеч? Я тут глянул и смело могу сказать: не стоит. Неприглядное зрелище, но достаточное, чтобы быть продемонстрированным на суде в качестве доказательства вашей связи с Владимиром Заневским. Показ, разумеется, при закрытых дверях и детям до шестнадцати, а то и до двадцати. Лена позеленела:
— Вы не имеете права. Вы не будете это показывать.
Заневский вскочил со стула:
— Ты, дура, я велел тебе все сжечь! Какая же ты…! Умной себя считаешь? Ты со своим умом в тюрьме теперь сгниешь. Господа следователи, я готов дать показания. Эта женщина сама меня на все натолкнула! Сама!
— Я никого не убивала. Надеюсь, что суд учтет мое раскаяние. Я только жертва этого психопата. У меня во всех случаях стопроцентное алиби.
— Что? Да ты сама психопатка! «Идеальное убийство, никто не догадается!» Да я до тебя был человеком, пусть плохим, но не скотиной. Зачем ты меня все время накручивала? Дайте мне бумагу, я напишу.
— Пишите, Владимир Владимирович, пишите. Лена вдруг осознала, что все происходит именно с ней и именно против нее сейчас даст показания этот совсем еще недавно самый близкий человек, ради счастья с которым она убила собственных родителей, и истерично завизжала:
— Уроды! Все уроды! Ненавижу мужиков!
— Леша, Александру уводи! Зови конвой и кого-нибудь с валерьянкой — у нее истерика! — крикнул Матвеев.
В кабинет влетели два милиционера, Леонидов поспешно вывел Сашу в коридор. Ее трясло, как от соприкосновения с электрическими контактами, он сжал ее челюсть, чтобы прекратить стук дрожащих зубов.
— Все кончено, уезжай отсюда.
— К-к-куда?
— К маме.
— Н-н-не могу. Мне нехорошо. Леонидов задвинул Александру на стул:
— Посиди, я сейчас.
Он бросился в кабинет за водой. Там Лена Завьялова билась на грязном полу, рыдая и царапая ногтями затоптанный линолеум. Владимира Заневского уводил конвой. Матвеев подозвал Алексея:
— Давай домой, Леша, нельзя Александру сейчас оставлять, кто знает, что ей в голову взбредет после сегодняшнего. А здесь уже и так все ясно.
— Сказал он, где труп Ланы?
— Сказал. Наши сейчас поедут. В лесу спрятал. Обвинение мы теперь им предъявим, факт, выпускать по истечении трех положенных суток не придется. А ты сегодня свободен. Вези Александру домой, сыщик.
Леонидов вышел в коридор, напоил водой затихшую Сашу.
— Я с тобой. Поехали. — Он тихонько, как тяжелобольную, повел ее на улицу.
Леонидов не повез Александру домой. Лишние люди и лишние расспросы в таком состоянии еще больше выбивают из колеи. Когда ему самому было плохо, Алексей сторонился многолюдья. Он выбирался на прогулку, но не на Красную площадь и не в шаркающую многочисленными людскими шагами напряженную тишину музеев и галерей. Он просто ехал за город, подальше от Москвы, туда, где каменные ступени небоскребов постепенно сходили на нет и исчезали среди ветвистых деревьев.
Они ехали в полупустой затоптанной электричке, и Саша, прислонившись к его плечу, молча смотрела в грязное окно. Говорить им не хотелось. Мимо проносились, сменяя друг друга, куски чужой непонятной жизни, люди куда-то перемещались, решали свои мелкие и глобальные проблемы, покупали еду и вливали в себя напитки. На одной из станций Алексей потянул Сашу за рукав:
— Давай выйдем.
Она пошла, как ручное животное, слепо доверяющее свою хрупкую жизнь другому, более разумному существу.
Они спустились с платформы и по тропинке вступили в плотные ряды замерших под блеклым солнцем деревьев. В лесу было тихо. Грибники, сошедшие вместе с ними с электрички, потянулись дальше, в самую глушь, где пахло сыростью и слежавшейся хвоей. Алексей и Саша молча пошли по самому краю леса, где солнце вплотную соприкасалось с желтеющей листвой и было празднично и светло: Они трогали шершавые стволы берез, разглядывали сквозь листву полинявшее небо. Саша, нагнувшись, подобрала несколько ярких листьев.
Ничто так не успокаивает, как тишина леса, изредка прерываемая шорохом опадающей листвы. В осеннем лесу приходит вера в то, что всякая смерть — это всего лишь сон и после долгого холодного затишья неизменно наступит новое тепло и новая жизнь.
— Скоро весна, — неожиданно для себя сказал Алексей.
Саша вздохнула:
— Долго еще. Вот Новый год — скоро.
— Пойдем, гриб поищем. Сережка обрадуется.
— Ты что, я же в туфлях!
— А мы с краю, по елочкам.
У густых пушистых елок Леонидов, оглянувшись на всякий случай, прижался к Сашиным губам. Это была сейчас даже не любовь, а острая нежность к обманутому, доверчивому существу, которое не знает, как дальше жить, кому верить и на кого опереться. Он успокаивал Сашу, гладя теплые кудрявые волосы, и машинально уговаривал и себя и ее:
— Все будет хорошо. Все будет хорошо. Не может не быть. Мы такие хорошие, что не заслужили ничего плохого, просто надо всегда быть вместе. И все будет хорошо…
— Все будет хорошо… — эхом откликнулась Саша.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Пролог
Зиму, как обычно, предсказывали суровую, но она не оправдала ожиданий. Морозы продержались только до середины декабря, потом уже стало непонятно: то ли это преждевременно начавшаяся весна, то ли некстати вернувшаяся осень. Не поддающееся конкретному определению время года поставило в тупик морально готовых к борьбе со стихией москвичей, и люди отчаянно ругали зависший как раз в центре материка антициклон, гадая, в чем придется встречать Новый год — в купленных на премию дубленках или некстати убранных поглубже в шкаф осенних пальто. Самый любимый для каждого русского человека праздник туманно расплывался в ноздреватом снежном киселе.
