— Хорошо, что требуется от меня? — спросил Столбов.
— Мистер Джефферсон сказал: необходимо сделать приватное заявление, зафиксированное на видеопленку, — примерный текст он может получить хоть сейчас. А также сообщить, на территории каких стран находится его недвижимость и банковские вклады.
— Вы можете быть скромны, но некоторое ведомство моей страны уже сейчас производит поиски и скоро сумеет их обнаружить, — добавил он.
— Не «некоторое ведомство», а именно ваше ведомство и вполне определенное — ЦРУ, — улыбнулся Столбов.
Собеседник улыбнулся в ответ и дружески кивнул.
— Понятно, — сказал Столбов. — Во-первых, я должен подумать. Во-вторых, если мой ответ будет положительным, я потребую паритета. Извините, мистер Джефферсон, но я лидер русской парламентской партии, хоть и будущей, а вы — аноним. Гарантии, о которых вы говорили, должно предоставить статусное лицо на уровне высшего руководства вашего департамента. Я не требую официальной встречи, меня устроит приватная беседа в любой европейской стране.
— Это серьезное требование, — ответил американец.
— И тема разговора серьезная. Кто знает, может, вы сейчас общаетесь с будущим лидером страны.
Американец кивнул безо всякого скепсиса. Скорее, с профессиональным пониманием: моя работа отучила меня не верить в чудеса.
* * *
Из интервью троекратного олимпийского чемпиона Василия Горелина:
«Мое решение выйти из партии „Единая Россия“ и вступить в партию „Вера“ было полностью осознанным. Последней каплей, заставившей меня так поступить, стала недавняя история с фондом „Олимпийский реванш“. Он был создан при моем участии для развития детского спорта в регионах и курировался секретарями местных партийных отделений. Как я выяснил, практически все средства фонда ушли на зарубежные визиты его функционеров для „обмена опытом“. В итоге выяснилось, что на недавние региональные соревнования юным спортсменам пришлось приезжать на деньги родителей, а в фонде им сказали, что такие расходы не предусмотрены. Мне надоело покрывать воровство своими олимпийскими медалями, и я ухожу в партию, которая сможет хоть что-то сделать для моей страны».
* * *
— Что предложил агент ноль-ноль-икс?
— Продать Родину, что еще мог предложить. Взамен мне было бы позволено в случае эмиграции без опасений жить в Майами и пользоваться швейцарскими счетами без страха конфискации.
— И что ты ответил?
— Обещал обдумать предложение. Продолжить переговоры со статусным лицом. Не в скауты же должны меня завербовать.
— Правильно, — ответила Татьяна. — Готов слушать вечерний доклад?
Столбов ответил, что на светском рауте не упьешься, посему готов.
— Избирательная кампания началась. Тебе как первому лицу предвыборного списка надо дать большое интервью. В основном будут газетчики, но и телевизионщики тоже.
— Без вопросов. Собирай своих коллег, лучше всех сразу. Хватит пару часов меня помучить?
— Лучше заложить три. Ответы проговорим заранее?
— Как хочешь, я и так знаю, что сказать.
Они говорили в машине на обратном пути из американского посольства. На самом приеме Татьяна не присутствовала. Столбов позвонил ей за пятнадцать минут до ухода, и они встретились на Садовом кольце.
Последние недели Столбов и Татьяна жили в Москве. Полпред ушел в отпуск и перевез в Первопрестольную основной костяк своих сотрудников. Как заметила Татьяна, за четыре месяца его работы образовалась дублирующая группа, более-менее сносно справлявшаяся с обязанностями уехавших товарищей. Иногда они шутки ради звонили в малые городки, обещая скорый визит полпреда, после чего практически все жалобы граждан удовлетворялись за три дня.
В Москве лидер новой партии арендовал под штаб небольшую ведомственную гостиницу в районе Трех вокзалов — чудо, что такое лакомое место не было приватизировано и перестроено этажей на двадцать выше. Но сохранилась гостиница, чистая, скромная и даже не на отшибе — от метро пять минут наискосок.
Все хорошо, только времени не хватало и приходилось иной раз совещаться в машине. Татьяна уже привыкла — на этих импровизированных заседаниях она главная.
— С завтрашнего дня начинаются встречи с избирателями, — сказала она. — Везде свои лидеры региональных троек, но, Миша, сам понимаешь, от Калининграда до Камчатки избиратели ждут именно Столбова. Ты — наш главный ресурс, будешь использован и выжат.
— Знал, куда лезу, — коротко ответил Столбов. — Что мне нужно?
— Наметить маршрут, тебе вручат краткий бэкграунд проблем местности, ну и вообще, что тут такое, кто живет в этом городе: шахтеры, сборщики с оборонки, физики. На твои первые выступления психолог посмотрит, если что не так, даст совет. Встретишься с ним?
— Сколько в профессии? Десять лет на выборах? Тогда поговорить можно.
— Вопросов будет много, в том числе и каверзных. Толпу не отфильтруешь, будут спрашивать и откуда деньги, и почему не женат?
— Не надо фильтровать, — махнул Столбов. — Я ничего скрывать не буду, если думают, что вру, — значить, и лезть было нечего.
За такими разговорами доехали до штаба. Охранник, сидевший рядом с шофером, заранее позвонил на пост, открыли сразу, так что машина сбавила скорость лишь до десяти километров. Начальник охраны, установивший такой порядок, вышел к приехавшим:
— Миша, на пару слов.
— Извини, Батяня, потом, — бросил Столбов, выскакивая из машины, — тут ребята из Воркуты и Ухты хотят со мной встретиться, а у них поезд через час уходит.
Батяня покачал головой, обратился к Тане:
— Я все равно ему не дам сегодня уснуть, пока не скажу. Важная новость, Татьяна Анатольевна, вы ему должны продублировать, он поймет.
— Сигнал о злодейском умысле?
— Почти. Сообщили ребята, ветераны из «Вымпела».
Увидел нечаянную недоверчивую улыбку в глазах Тани, понял ее как психолог:
— Фуфла, что работает под вывеской «Ветераны „Альфы“ или „Вымпела“», хватает. Так это моя работа — разбираться, кто есть кто. Сообщили ребята, что кое-кто выходил не на них напрямую, на друзей. Сама понимаешь, у нас, как и у журналюг, круг общения близок, не все знают, кто на кого работает, зато все знают, кто работает, а кто нет. Есть такие парни, что вроде не при делах или охраняют какой-нибудь молочный комбинат. Но всегда готовы подработать на стороне за гонорар величиной в две годовые зарплаты. Надо еще понимать, многих зацепить можно. Кто в девяностые во внеслужебное время как-то нашалил. Кто в Чечне застрелил полевого командира, а его брат теперь у Кадырова в первых замах. Не согласишься, так этому кровнику выдадут адрес с пометкой, когда у подъезда ждать удобнее всего.
— Понятно.
— Вот. Потому ребята иногда подряжаются на выездные выступления, без уточнения объекта. Берут и наших, берут и хохляцких ветеранов из «Беркута». Так бывает часто, но последнюю неделю чего-то очень уж засуетились. Предложения и снайперам, и взрывникам. Из трех источников информация — собирают большую группу.
— Спасибо. Обещаю доложить при первой возможности.
* * *
Из большого интервью Столбова:
Почему ваша партия называется «Вера»?
Потому что в ней собрались люди, которые верят… Прежде всего, в свою страну. Верят, что Россия не должна быть только нефтекачкой для Запада и Востока и заводом по производству устаревшего оружия. Верят, что медики и учителя должны зарабатывать больше, чем грузчики на рынке. Верят в то, что дом можно построить на среднюю зарплату.
Потом, это люди, которые верят в себя. Они не спились, научились работать в новых условиях, у многих семьи. Но их нынешняя жизнь достала. Достала враньем о модернизации, стабильности, оборотнях в погонах и прочем. Они в своей жизни обходятся без вранья и верят, что так может жить вся страна.
И для кого как, а для меня самое главное — эти люди верующие.
Господин Столбов, кого вы представляете?
Уже сказал, готов повторить. Людей, которые научились жить сейчас, но им эта жизнь не нравится. Никто из них не хочет разрушать до основания. По очень простой причине — им же затем все и восстанавливать. Но терпеть сегодняшнюю систему им не хочется тоже. Я представляю и деловых людей, и их работников, и бюджетников. Всех, кто готов повторить: мы можем жить по-другому.
И много таких людей?
Сам удивился, насколько много. Поэтому и пошел в политику, потому что понял: в России их большинство.
* * *
Светлана никогда не считала дедушку Ван Ваныча чрезмерно болтливым. Напротив, не раз применяла к нему поговорку «Молчит как партизан». И не без оснований. Ван Ваныч, когда его иначе как Ванькой и не называли, партизанил два года, освоив все необходимые специальности, от разведчика-связного до подрывника.
