Заботливая Татьяна, исключительно из добрых побуждений, попыталась облегчить мою участь и поручила детям взять надо мной шефство. Они взяли. Однако то ли в силу педагогической запущенности казачат, то ли ввиду крайней сельхозневежественности вашего покорного слуги это самое шефство еще более усугубило мое и без того нелегкое положение.
— Ну, Антоха, ты и каличный! И где вас таких делают? — с плохо скрываемым презрением констатировал старший — Сашко, понаблюдав за моими потугами в стайке минуты две и не выдержав столь тяжкого зрелища. — А ну, отдай скребок! Смотри, как надо… — А после, насладившись в полной мере моим моральным поражением, не преминул добавить с поучительными нотками в голосе:
— Давай учись, пока я жив. Вообще-то за такую работу батька меня порол как бешеного кобеля. Но ты ж у нас вояка — тебя пороть не можно…
Вот так. И это вполне объективно. Какого отношения можно ожидать от сельских пацанов к слабосильному великовозрастному подкидышу, можно сказать — нахлебнику, подлинная значимость которого внешне никак не проявляется? Меня, однако, такой расклад совершенно не устраивал. Я собирался — хотя бы на некоторое время — возглавить эту семью и обрести здесь покой и благоденствие. А для этого мне необходимо было добиться статуса безусловного лидера. Я так привык, к этому обязывала устойчиво сформированная модель всей моей зрелой жизни, в течение которой я всегда занимал командные позиции в сфере своих производственных отношений. Необходимо было принимать какие-то экстренные меры для реабилитации и безболезненного прироста моего общественного веса.
Опустив явно неуместные в данной ситуации псевдопедагогические нравоучения, я с ходу обратился к сфере, в которой чувствовал себя как рыба в воде.
— Жаль, патронов нету, — высказался я, улучив момент, когда после очередного наряда Сашко совместно с младшим братом чистил на кухне отцовский карабин. — А то постреляли бы.
— Чего это — «нету»? — ломким баском ответствовал не по годам взрослеющий Сашко, снисходительно глянув на меня с высоты своего положения (он за столом на табурете сидел, а я примостился на пороге кухни, как и подобает временному парии). — Патронов-то навалом. Как в казацком хозяйстве без патронов, мил человек? Другое дело — стрелять. Батько стрелять запрещает. Если кто стрельнет без дела в станице — в воскресенье порют на съезжей. То ж не только в станице — на весь околоток позор! Вот никто и не стреляет. Кому охота жопу подставлять?
— Это дело поправимо, — со значением произнес я. — А ну, Серьга, сбегай к батьке, скажи, что я прошу разрешения пострелять. Потренироваться хочу.
— Ага, разбежался! — иронично воскликнул Сашко, удерживая вскочившего было Серьгу. — «Потренироваться»! Щас! Батько тебе даст стрельнуть! Потом жопа будет гореть до мартовских праздников! Че выдумываешь-то?
— Жаль, — покладисто вымолвил я. — А то научил бы вас стрелять как следует. Вы вот все ружьецо таскаете, а когда в последний раз стреляли-то из него?
— Да в прошлом году, аккурат в середине месяца, — по инерции сообщил Сашко. — У нас ведь как: у казачат стрельбище раз в месяц. Шибко не разгуляешься. Старшие-то палят кажну неделю — положено. А Серьга вообще ни разу не стрелял, мал еще… — И тут же встрепенулся — марку держать надо! — А ты когось там учить собрался? Казака учить — только портить! Не учи ученого, учи говна толченого! Ты че, думаешь, я стрелять не умею?
— Думаю, не умеешь, — неуступчиво буркнул я. — Если кто-то из вас потрудится сбегать к атаману и испросить разрешения на стрельбу, я берусь доказать, что ты никуда не годный стрелок и тебя рано пускают в наряды. Ты стрелял хоть раз в живого человека?
— А ну. Серьга, дуй к атаману, — зло сощурясь, приказал Сашко — на последний вопрос отвечать он не пожелал. — Покажем этому, как стрелять надобно…
Атаман, как и следовало ожидать, не счел нужным препятствовать мне в желании потренироваться. Экая малость для дорогого гостя! Сашко удивленно пожал плечами — не ожидал от батьки такой лояльности.
— Подь на дорогу — шумнешь, — зачем-то отослал он Серьгу на улицу, затем вскинул карабин на плечо, достал из металлического ящика две пачки патронов и бросил мне:
— Пошли на зады — я те покажу…
Не буду утомлять ваше внимание деталями последующего действа. Скажу коротко: ничего, как вы сами понимаете, казачонок мне не показал. С двадцати пяти шагов (насколько позволяли размеры двора) стрельнул три раза по тазику, потратив на прицеливание в среднем секунд по восемь на каждый выстрел. Два попал, третий промазал. От стрельбы истошно загавкали все окрестные псины, скотство взволновалось, в станице поднялся какой-то нездоровый ажиотаж.
— Это наш больной балует! — заорал где-то на улице меньшой Серьга. — Батько разрешил! Это наш больной балует! Батько разрешил! Это…
— Что за шум, а драки нет? — удивился я, принимая у казачка карабин и допихивая в приемник три патрона.
— Ну так стрельба ж… — буркнул красный от смущения Сашко — стыдно было парню за промах, до того стыдно, что безропотно отдал мне оружие, не стал качать права. — Стрельба, а непонятно — зачем. У нас так никто не шалит. Вот и вышли посмотреть…
— Молодец, стрельбы организовал как положено, — великодушно похвалил я, привычно взвешивая оружие в ослабевших от длительного бездействия руках. — Наблюдателя выставил, оповестил всех. И стреляешь ничего… Но вот упражнение выбрал не совсем актуальное.
— Не… какое? — удивленно разинул рот Сашко.
— Не отвечающее требованиям современной обстановки, — пояснил я. — Я тебя давеча зачем спросил — стрелял ли ты в живого человека? Ты в тазик лупишь, не волнуешься, целишься по полчаса. А противник на поле боя подобно тазику лежать не будет. Он будет очень шустро перемещаться и сделает все, чтобы попасть в тебя первым. А потому при огневом поединке на таком вот близком расстоянии нужно вести стрельбу бегло, навскидку, на ощупь, что называется. Примерно вот так.
Я уложил карабин цевьем на сгиб левой руки и от бедра открыл беглый огонь по тазику. Тазик послушно летал по двору, дисциплинированно шарахаясь от каждой моей пули, яростно гавкал Джохар, краем глаза я отметил, что Сашко разинул рот и завороженно пялится на результаты моей стрелковой тренировки.
— Вот примерно так ты должен стрелять, — объявил я, спалив десятый патрон. — Тогда есть шанс, что жить ты будешь несколько дольше, чем многие твои не совсем проворные земляки. И учти, что я не совсем здоров, поэтому стою на месте: во время стрельбы нужно непрерывно перемещаться, чтобы не изображать из себя ростовую мишень…
В течение дня после показного занятия Сашко со мной не разговаривал: не знал, как перестроить модель общения. К вечеру я сходил к атаману, опрокинул с ним три по сто и выбил разрешение на ежедневную часовую тренировку на территории жирносековского подворья, гарантировав при этом полную безопасность окружающим (усадьба тылом выходит в степь, так что в плане обеспечения безопасности проблем не возникло).
— Кто хочет подольше пожить — ко мне шагом марш! — скомандовал я на следующий день в 10.00 — начало обусловленной часовой тренировки. — Лентяев не люблю. За любую нерадивость — пятьдесят отжиманий на кулаках.
— А я столько не смогу… — растерянно пробормотал Сашко. — Ну, само большее — тридцать…
— На первых порах прощаем, — снисходительно бросил я. — Давай, оба — бегом за тазиками. Наблюдателя выставлять не надо, атаман всех оповестил, что у нас будут тренировки…
Вот так я безболезненно перетек из разряда «каличного» подкидыша в преподаватели огневой подготовки. А в процессе общения выяснилось, что ныне покойный Илья увлекался борьбой и приохотил к этому делу обоих сыновей. Казачата статью удались в папу, оба были крупны телом и сильны физически не по годам. Сашко, неоднократно с успехом боровшийся на праздниках со взрослыми казаками средних кондиций, искренне считал себя специалистом в этой области. Мне на практике пришлось доказывать мальчугану, что это не совсем соответствует действительности. Вот тут я развернулся в полном объеме! Несмотря на болезненную слабость, я на первом же пробном уроке измотал пацанов до такой степени, что они еле передвигались и смотрели на меня с суеверным ужасом.
— Погодите, наберу форму, я вам устрою вечные сборы! — пригрозил я напоследок.
Ну вот, собственно, и вся краткая история становления моего лидерства. Сработал старый испытанный постулат: хочешь завоевать безусловный авторитет у молодого человека, стань ему тренером. Лекции и нравоучительные беседы в данном случае никуда не годятся: эти формы воспитания воспринимаются молодняком не иначе как с плохо скрытым скепсисом или с вежливым презрением. Молодому человеку нужно на практике доказать, что ты по всем параметрам превосходишь его и — что самое главное — можешь подтянуть его до своего уровня. Если сие доказательство состоится, этот молодой человек пойдет за тобой в огонь и в воду и будет боготворить тебя, как некое сверхъестественное существо.
